Елена Логунова - Джип из тыквы

Итак, выбор у меня небольшой.

Или я добровольно уйду из отделения с добрым доктором – или меня на раз-два-три в соответствии с пунктами, озвученными толстым служивым, осудят по разным неприятным статьям.

Положим, в угоне моей собственной машины меня вряд ли обвинят, но репутация общественно опасной сумасшедшей обеспечена.

Тут мне является пугающее видение самой себя, приплясывающей на паперти под перезвон медной мелочи в стаканчике для подаяний. В старушечьей ситцевой юбке, тулупе крепостного прапрадеда и с придурковатой улыбкой на потрескавшейся, как спелая дыня, желтой физиономии.

Бр-р-р-р!

– Что ты сказала, любимая, я не расслышал?

Макс придвигается ближе.

– Я сказала, что р-р-рада вас видеть! – вру я, вытирая слезы, очень удачно навернувшиеся на глаза при виде воображаемой картины моей социальной деградации. – Ты не принес мою одежду?

– Принес, – кивает Макс и вручает мне пакет с вещичками, при виде которых я посылаю Тамаре еще одно проклятье.

Это те самые джинсы и кофточка, в которых подружка моего «жениха» красуется в Фейсбуке.

– Большое спасибо! – говорю я совсем не то, что хочется.

Мне хочется язвительно осведомиться: «А как же ты, милый Максик, узнал, что я сижу голышом в кутузке?», но сейчас не время показывать зубы.

– Выйдите, пожалуйста, я оденусь, – прошу я мужчин, и добрый доктор поспешно поднимается с лавки, подавая похвальный пример Максу.

Тот не постеснялся бы остаться, лишь бы не выпускать меня из виду.

Вижу, что он нисколько не верит в мою радость по поводу нашей счастливой встречи.

Скрипя зубами, облачаюсь в чужие шмотки.

– Куртку придется тебе новую купить, – говорит Макс, изображая заботливого жениха для Ивана Антоновича.

Передо мной-то ему уже незачем притворяться.

– Прости, – так же притворно каюсь я.

– Накинь мое пальто и повяжи шарф, – Макс продолжает аттракцион невиданной щедрости. – Ты не успеешь замерзнуть, я машину к самому крыльцу подогнал.

«Мою машину!» – мысленно желчно уточняю я и замечаю в руке у Макса мои ключи.

Что ж, не пропало ценное имущество, уже хорошо. Чуть позже я его обязательно отвоюю.

– А сумка моя где? – я оглядываюсь.

Служивый за конторкой – не вчерашний, уже другой, – разводит руками:

– При вас, гражданочка, никаких вещичек вовсе не было!

Макс, конечно, делает вид, будто он мою сумку тоже не видел.

«Значит, я лишилась мобильника, – соображаю я. – И кошелька с деньгами, и кредитной карточки к банковскому счету! Впрочем, карточку можно восстановить, деньги со счета снять, новую сумку и мобильник купить… А вот контакты, забитые в память телефона, я потеряла!»

Мне хочется плакать.

Прощай, подружка Лариска!

Прощай, друг Саныч!

«Да ладно, не хнычь! – не позволяет мне раскиснуть внутренний голос. – Лариску ты всегда найдешь в санатории, а Саныча – через его друзей в тренажерном зале!»

В самом деле, не все так плохо.

Я позволяю себе слабо улыбнуться.

Хохотать во все горло, пожалуй, не стоит – доктор Иван Антонович сидит в машине рядом со мной и с мягкой улыбкой наблюдает за моим поведением.

Покажу ему, что я спокойна, вменяема, управляема и не нуждаюсь в приеме сильнодействующих препаратов, ледяных обертываниях, электрошоке и лоботомии.

Это оказывается правильной тактикой.

Понаблюдав за мной, Иван Антонович одобрительно улыбается:

– Максим, я думаю, вы погорячились, о стационаре говорить преждевременно, Машеньке будет вполне достаточно амбулаторного лечения.

– Но мы же договорились!

Макс явно недоволен, что мерой пресечения для меня не выбрано пожизненное заключение в психушке.

– Марии непременно нужно пройти курс лечения в клинике! – настаивает он.

– А я не вижу такой необходимости, – голос доктора становится холоден.

Профессиональные врачи – они ведь очень не любят, когда с ними спорят профаны.

– Мы должны доверять Ивану Антоновичу, дорогой, – рассудительно говорю я, тем самым показывая, что я-то в здравом уме. – В прошлый раз доктор буквально вытащил меня с того света!

Обращенная ко мне щека польщенного эскулапа краснеет.

– Я пропишу лечение, – обещает он. – А вы, Максим, обеспечьте невесте покой и комфорт. Очевидно, с санаторием мы поспешили, пока что Машеньке лучше оставаться дома, в родных стенах, с близким человеком. Ваша задача – окружить ее заботой.

– Я окружу, – обещает Макс.

Это звучит зловеще, но я продолжаю нежно улыбаться.

Пусть доктор видит: я кротка, аки голубица.

– Едем домой, милый, – сладким голосом прошу я, и Макс, несогласно пламенея ушами, вынужденно меняет маршрут.

Вот, и не обязательно быть эмпатом, чтобы виртуозно играть на чувствах окружающих!

Весьма довольная собой, я удобно устраиваюсь на сиденье и закрываю глаза.

Мне предстоит освободительная война, для ведения которой необходимо набраться сил.

На мое счастье, у Ивана Антоновича нет при себе бланков и печати, чтобы выписать мне успокоительное посерьезнее, чем обычный безрецептурный валидол из моей же автомобильной аптечки.

– Оставим Машеньку отдыхать дома, пусть поспит, а мы съездим в клинику, я там все выпишу, – говорит доктор Максу.

Тот недоверчиво смотрит, как я зеваю, и в задумчивости трясет пузырек с лекарством, будто погремушку.

Он явно хотел бы скормить мне весь имеющийся валидол без остатка, дабы иметь уверенность, что я надежно успокоена.

Не желая его разочаровывать, я тру глаза и любовно обнимаю подушку (меня заботливо уложили в кровать).

– Пойдемте, пойдемте, не будем мешать Машеньке, – поглядывая на часы, торопит Макса Иван Антонович.

Я закрываю глаза и лежу, тихонько посапывая, без движения, пока они возятся в прихожей.

Громко хлопает наружная дверь.

Я продолжаю лежать и сопеть, притворяясь, будто крепко сплю и не слышу тонкого скрипа паркета под ногами тайного наблюдателя.

Наконец слышен тихий хлопок – на этот раз дверь закрыли мягко, с похвальной заботой обо мне, добросовестно отдыхающей. Дважды поворачивается ключ в замке.

Я лежу. Соплю, но не сплю.

Ухо, не впечатанное в подушку, удлиняется, как у зайца: я прислушиваюсь к звукам за входной дверью.

Громко: топ, топ, топ!

Ухмыляюсь, потому что явственно вижу Макса, застывшего на одной ноге на придверном коврике: он косится на дверь, и уши у него при этом такие же вытянутые, как у меня.

Лежу, считаю секунды.

На счете «тридцать восемь» снова слышится топот, но уже легкий, не слоновий, устремленный по лестнице вниз.

«Ушли!» – облегченно выдыхает мой внутренний голос.

На всякий случай выдерживаю еще пять минут, считая мгновения и пощипывая себя за щеки, чтобы и в самом деле не уснуть. Потом сползаю с кровати, на цыпочках подбираюсь к окну и выглядываю в щелку между занавесками.