Татьяна Луганцева - Перышко из крыла ангела

— От сестры? Так вы близнецы? — И Лукреция облегченно выдохнула, чувствуя, как сердцебиение постепенно приходит в норму. — А я-то уж думаю, что такое?

— Да, мы обе работаем в аптеке, вот иногда дежурства совпадают. Если у нее нет нужного лекарства, она отсылает ко мне, и наоборот. Ну, чтобы выручка была.

— Ловко устроились! — начала злиться Лукреция. — К вам ехать, между прочим, не ближний свет. Ваша сестра сказала, что здесь есть отдел оптики.

— Это ночью-то? У сестрицы явно с головой что-то. Отдел, конечно, есть, но на ночь он закрывается, — более миролюбиво пояснила женщина..

— Но мне очень нужны линзы! — взмолилась Лукреция.

— Говорю же, отдел закрыт! Там другая девочка работает, она к десяти утра приходит! Я туда не лезу!

— Но в десять утра я уже должна в этих линзах плясать! — Лукреция была в отчаянии.

— Что значит — плясать? — И аптекарша с большим сомнением посмотрела на нее. — Странная вы какая-то. Пьяная, что ли?

— Да я вообще не пью! — Лукреция разглядела на бейджике имя аптекарши. — Тамара, дело в том, что я выступаю в ансамбле народного танца, и завтра ответственное выступление, на котором будет решаться судьба нашего коллектива. Поедем мы за границу или нет. А в очках я не могу выступать, мне нужны линзы. Помогите! — закричала Лукреция так, что аптекарша вздрогнула.

— Да не волнуйтесь вы так, — попыталась успокоить ее Тамара. — Я найду ключ и открою отдел. Но я в этих линзах ничего не понимаю. Вы хоть знаете, что вам надо?

— Нет, — покачала головой Лукреция, — но я разберусь.

— И чек я вам пробить не смогу! — предупредила аптекарша.

— Да не надо мне никакого чека! И заплачу я сколько скажете.

Тамара с большой неохотой полезла куда-то в ящик стола и выудила оттуда связку ключей.

— Как они хоть выглядят, эти линзы? — бубнила Тамара, направляясь в отдел оптики. Лукреция семенила за ней.

Перерыв несколько полок, аптекарша наконец извлекла упаковку линз.

— Вот! Вроде нашла! Все по-английски написано.

Лукреция, знающая языки, прочитала надпись.

— Да, это линзы, минус два. А мне нужно минус пять.

— Значит, ищем дальше.

— Диоптрии написаны в правом верхнем углу, — разобралась Лукреция. — Вот! Вижу! Минус пять! Мои!

— Теперь где бы еще узнать, сколько они стоят… — И Тамара принялась осматривать коробку. — А, вот, шестьсот пятьдесят рублей.

— Прекрасно! Я беру! — обрадовалась Лукреция.

— А чего только линзы берете? Вроде как нужен какой-то контейнер для хранения, физиологический раствор…

— Мне ничего не надо! Я один раз их надену, а потом выкину! — щебетала Лукреция.

— То есть вы уверены, что завтра ваш ансамбль провалится, за границу вы не поедете и вообще выступать больше не будете? — не поняла Тамара.

— Понимаете, ведь я не участница коллектива, а просто заменяю одну женщину. И если все пройдет хорошо, то уж поедет она, — пояснила Лукреция.

— И вы так переживаете за другого человека? — удивилась аптекарша.

— Ну да. Я ответственная. Раз уже меня попросили… — выдохнула Лукреция.

— Выглядите вы очень нервно. А такие люди сейчас редкость.

— Нервные? — округлила глаза Лукреция. — Вы в метро, что ли, не ездите? Через одного — хоть намордник надевай.

— Да не нервные! А ответственные! — поправила ее Тамара.

Лукреция расплатилась за приобретенный товар.

— Спасибо вам. Выручили! Не зря меня к вам ваша сестричка направила.

— Да ладно! — потупила глаза Тамара. — Успехов…

Лукреция уже направилась было к выходу, как аптекарша окликнула ее:

— Постойте! Вот, возьмите. Из этого пузырька капель двадцать и вот из этого капель двадцать накапаете и выпьете, а еще вот эту таблетку примете перед выступлением, — сказала ей Тамара.

— Зачем? — опешила Лукреция.

— Не бойтесь, плохого не посоветую. Вас трясет всю, как перед экзаменом. А вот выпьете — и будете спокойная-спокойная и выступите хорошо, — объяснила аптекарша.

— Спасибо, я очень признательна. Сколько я за это должна? — спросила Лукреция.

— Нисколько. Это мой подарок. Давайте! Удачи! — замахала руками Тамара.

Лукреция вышла на улицу. Поджидавший ее водитель был зол как сто чертей.

— Вы что там столько времени делали?! Рожали, что ли?! Так вроде аптека.

— Извините, возникли непредвиденные трудности. Вы меня можете до дома не довозить, — сказала Лукреция, садясь на место рядом с водителем.

— Предлагаете выкинуть вас где-нибудь по дороге? — усмехнулся водитель.

— Ага! Как только почувствуете, что пятьсот рублей уже проехали, — засмеялась она.

— Я же не зверь.

— Когда мы сюда ехали, я недалеко видела заброшенную стройку. Вот там меня и высадите, — вдруг выдала Лукреция.

— Чего так? — удивился водитель.

— Мне надо.

— Не страшно? — покосился он на нее.

— Не страшно, мне надо…

— Зачем одной шататься по заброшенной стройке? — спросил водитель.

— В том-то и дело, что я там должна быть одна, — загадочно ответила Лукреция.

— Как скажете. Мое дело предупредить. А так — хозяин-барин! Не хотите говорить — ваше дело!

Шофер высадил Лукрецию там, где она попросила, и уехал. В конце концов, ему пора было возвращаться домой, потому что с утра снова на работу. Напоследок он посмотрел на одинокую долговязую фигуру женщины, и сердце его сжалось.

Лукреция не зря попросила ее высадить на заброшенной стройке. У нее на этот счет имелись особые мысли. Именно в этом пустынном месте она решила… порепетировать. С большим, так сказать, размахом. Нет, потанцевать можно было, конечно, и в городе — в парке, например, или в сквере. Но Лукреция не рискнула. Вдруг кто-нибудь вызовет специализированную помощь? И водить ей тогда хороводы в психушке, сколько угодно доказывая, что это была репетиция.

В полнейшей темноте, перепрыгивая через рытвины и строительный мусор, она подошла к полуразвалившемуся скелету здания. Даже непонятно было, что на этом месте собирались строить, но явно не жилой дом. По развалившимся ступенькам она взгромоздилась на бетонные плиты первого этажа и оказалась в гордом одиночестве на достаточно большой площадке, которая вполне могла сойти за сцену.

«Итак, соберись, тряпка! Как там было на диске?»

— И раз! — Лукреция вытянулась в струнку, приклеила на лицо улыбку. — И два! — Раскинула в стороны руки и пошла в размашистом русском хороводе… Ни дать ни взять — солистка!

Жизнь Алены Родионовой после развода родителей разделилась на две части. Жить она предпочитала в Европе, с матерью, а вот общаться ей больше нравилось с отцом. Мама была несколько истеричной, иногда могла накричать ни с того ни с сего, постоянно контролировала. Но Алена понимала, что это из-за неустроенной личной жизни, и не сердилась на мать. Россию Алена не любила — из-за погоды, из-за неулыбчивых лиц и серых пейзажей. Но зато безумно любила своего отца Кристиана Алексеевича. С ним ей было легко, «прикольно», интересно. Она чувствовала его нежность, любовь и заботу. К тому же отец ее всегда баловал. Правда, мама очень ревниво относилась к тому, что дочь какое-то время живет у отца. Видимо, боялась, что Алена ее бросит и уедет навсегда в Москву.