Татьяна Луганцева - Перышко из крыла ангела

— Так, значит, я зря тебе рассказал про нее? — опечалился Егор. — Я заинтересовать хотел. Такой экземпляр. Правда, Вова сказал, что от былой красоты и следа не осталось…

— Чего так? — вскинул брови Кристиан. — Хотя при таком образе жизни… Это, мой друг, называется — потасканность.

— Алкоголь, наркотики… — развел руками Егор.

— Понятно. Еще и допинг для «бешеного темперамента».

— Но Вова говорит, что он до сих пор хочет ее, что она сексуальна и что он готов на все ради Милы. Короче, он сделал ее солисткой «Рябинушки».

— Так это его проблема! Он что, надеется, что я протащу ее в Европу? Подниму со дна? Ну не смотри на меня так! Если я обещал, значит, посмотрю.

— Вот спасибо! Они покажут себя! Девушки профессиональные! — У Егора камень с души свалился.

— И на твою секс-звезду я тоже посмотрю! Заинтриговал! — подминул ему Кристиан.

Лукреция смотрела на свою подругу Анну и твердила только одно:

— Как я могла в это ввязаться? Как это могло со мной произойти? За что мне это? Какая же я дура! И ведь не молодая уже…

Анна даже стала опасаться за нее.

— Да ладно. Что ты? Ничего особо страшного не произошло. Подумаешь.

— Подумаешь?! — взвилась обычно спокойная Лукреция. — Как ты меня не остановила?! Я же не смогу! Господи! — закрыла она лицо руками.

Вспомнилась встреча в кафе. Несмотря на потасканный внешний вид, энергетика у Люды была будь здоров. Да еще водка раззадорила ее. А вот на Лукрецию алкоголь произвел обратное действие, полностью блокировав волю и сознание. Она сделалась просто марионеткой в чужих руках.

Лукреция вновь и вновь прокручивала в голове встречу с Людмилой.

— Дорогие мои девочки! Сам Бог меня к вам послал! — вещала поддатая Мила. — Всегда случаются ответственные моменты в жизни, которые могут решить судьбу! Вот через два дня решается моя судьба! Вова, которому я очень задолжала, ведь он фактически спас мне жизнь, так вот, Вова возлагает на меня огромные надежды! Я еле-еле завоевала доверие девушек как солистка, как человек с большим опытом, который протоптал ножками многие сцены мира. И вот сейчас решается судьба нашего коллектива и, самое главное, судьба моего спасителя Вовки. На себя-то мне плевать, а вот его подводить не могу! Вы должны понимать!

— Соберись! У тебя все получится! Ты что, боишься, что не справишься? — спросила Анна.

— Я-то справлюсь, но дело в том, что именно в этот день я не могу выступать.

— Что значит не можешь? — удивилась Лукреция.

— Не могу! И причина у меня очень уважительная! Можете поверить! — истерично выкрикнула Людмила.

— Да успокойся! Может, они и без тебя справятся! — предположила Лукреция.

— Да ты глупая, что ли? Я — солистка! Без меня — труба!

— Тогда ты должна взять себя в руки и идти, — пожала плечами Лукреция.

— Да не могу я!

— Значит, пусть просмотр перенесут на другой день, — сказала Анна.

— Это вообще исключено! Коллектив пятьдесят человек! Из-за меня одной никто ничего не перенесет! Тем более Вовке стоило огромных сил выйти на человека, который пообещал, что приведет к нам на просмотр какого-то медиамагната, который сможет двинуть наш ансамбль дальше. Заставить этого человека просмотреть коллектив такого уровня, как наш, это настоящее чудо. Мы бы на порог к нему даже не попали! Мультимиллионер! Это — удача, и он придет только в этот день и в этот час! Час моей катастрофы! — бесновалась Мила.

Анна с Лукрецией задумались, и Лукреция снова робко пискнула:

— Тогда ничего не может быть важнее, чем это выступление, и ты обязана пойти.

Вместо очередного приступа ярости Люда вдруг как-то обмякла и опустила голову.

— Не могу… Беременная я… Не сразу поняла. А тут все-таки пошла к врачу и… Мне поставили срок и записали на аборт именно на этот день.

— Аборт? — переспросила Лукреция. — Так запишись на другой день. Хоть бы и на следующий.

— Если бы все так было просто, — скривилась Мила. — Срок такой, что последний день, когда мне могут сделать аборт, — это день выступления. Ни сегодня, ни завтра нельзя, не готовы какие-то анализы… Так что остается только этот день выступления, будь он неладен! А после — зародыш уже признается живым человеком, и в аборте мне откажут. А искать подпольную клинику я не хочу. У меня не то состояние здоровья, да и страх во мне сидит. Подруга у меня была за границей, француженка одна. Она так же затянула, а потом пошла на подпольный аборт. Что-то пошло не так, и подружка моя умерла от кровотечения. Я там была и все помню… Этюд в багровых тонах! — грустно усмехнулась Мила. — Я не для этого вылезла со дна, чтобы так закончить…

— Это понятно! Конечно, аборт надо делать по закону, — вступилась Анна.

— Так и я о том же! Наконец-таки вы начинаете понимать!

— Ты, Люда, подумай. Тебе тридцать шесть, и здоровье уже не очень… Это может быть последний шанс, — робко заявила Лукреция.

— Ты о чем? — вдруг заливисто рассмеялась Людмила. — Думаешь, я могу допустить хотя бы мысль о том, чтобы родить?! Да зачем же мне рожать инвалида на муки вечные?

— Почему инвалида? — спросила Анна, несколько ошарашенно.

— А вы думаете, что я дура полная? Не говорила со знающими людьми? Моя печень вот-вот откажет… К тому же я одно время сидела на героине, и в организме произошли необратимые изменения. Так что я обязана попасть на этот аборт и не калечить никому жизнь. А вместо меня на показ сходишь ты, — посмотрела она на Лукрецию.

— Я? — Лукреция глупо улыбалась.

— Ты, — повторила Люда.

Лукреция нервно оглянулась, словно за ней стоял кто-то, к кому в данный момент обращалась Мила, но за своей спиной никого не обнаружила.

— Я думала, что ты шутишь… — дошло наконец до ее сознания.

— Кроме тебя, больше некому. Ты же занималась танцами.

— Люда, о чем ты говоришь?! Какие танцы? Я почти двадцать лет как закончила обучение танцам! Да и тогда у меня особых успехов не было! Я в архиве работаю!

— Тело все равно должно помнить уроки хореографии! Лукреция, ты должна меня спасти!

— Но почему я?! Вот Анна…. — указала на подругу Лукреция и тут же замолчала.

Но Анна уже успела отреагировать:

— Ты на меня зачем тянешь?! Рост сто семьдесят пять! Тебе же сказали! Я же жирная! Какая «Рябинушка»? Если только в ансамбль «Пончики» или «Шарики».

— Извини, я не подумала, — ответила ошарашенная свалившимся на нее грузом ответственности Лукреция.

— Да, Лукреция, только ты сможешь подменить меня, — с надеждой смотрела на нее Людмила.

— Я не смогу! — воскликнула Лукреция. — Ты всю жизнь была профессиональной танцовщицей и то почувствовала трудности в ансамбле! А я-то что сделаю? — побледнела она.

— Так я привыкла к совсем другим танцам! Поэтому никак не могла собраться в глухо застегнутом сарафане, тебе, может, и сподручнее будет! Помоги мне, Лукреция! — взмолилась Люда.