Лариса Соболева - Седьмое небо в рассрочку

– Готы не сектанты…

– Сектанты! – категорично заявил он, вызывающе поставив руку на пояс. – И хватит об этом. Живи да радуйся, а не в жуть всматривайся.

Появилась Зойка. Злющая, что-то жующая, стала в угол, сползла вниз на корточки и молчала. Нет, она просто-напросто испытывала терпение Марина, причем каждые пять минут. Он приблизился к девочке и рявкнул:

– Ну? Нашла?

– Нашла! – тявкнула она в ответ. – Дома его нет!

– Идем, покажешь хату.

Зойка громко застонала, еще и фыркнула как кошка и, ни слова не говоря, двинула на этаж, Марин с Аней – за ней.

Попали в длинный коридор с поворотами, закоулками, тупиками. С велосипедами, висящими на стенах, с грудами мешков в нишах, с корытом буквально на дороге и коляской в уголке, в общем, коридор – натуральная декорация для фильма ужасов. С трудом верилось, что люди двадцать первого века еще живут в многоэтажных лачугах. Наконец Зойка подошла к двери и ударила ладонью в черной перчатке по рисунку змеи, свернутой в кольцо:

– Тут. Я стучалась, там никого.

Марин любопытный, собственно, как любой человек, столкнувшийся с необычными вещами, теперь его привлекали всяческие знаки и символы. Он подался к двери, почесывая шею под подбородком, вероятно, так выражал озадаченность, и спросил Зойку:

– Почему эта гадюка кушает собственный хвостик?

– Пф! – закатила глаза к потолку Зоя, но ответила, вложив в интонацию тонну презрения: – Это не гадюка, а змея. Не кушает, а кусает. Это символ смерти и возрождения, символ закона кармы, колеса сансары…

– О-ой, сколько ты знаешь, – покосился на нее Марин якобы с опаской. – А по математике у тебя что?

– Двойки, – ответила за нее Анна со вздохом.

Что по поводу двоек думает Марин, не удалось ему высказать, а им узнать. Хлопнула дверь напротив, лысоватый мужчина торопливо закрыл на ключ свою конуру и пружинисто зашагал к выходу. Но!

Дверь Умбры чуток приоткрылась и тут же захлопнулась. От сквозняка – распространенного явления во всех уголках мира, в каждом закоулке, доме, метро… Все трое замерли. Марин через короткую паузу улыбнулся:

– Зойка, а что у тебя по физике? Не говори, я знаю: двойки. Потому что, если б дверь была закрыта, как ты недавно нам вливала в уши…

– Раз открыта, Умбра дома, – перебила Зойка, не умея выслушивать старших до конца. – Умбра! Это я, Ноктюрна.

Девочка, распахнув дверь, прогромыхала внутрь квартиры и… раздался визг! Словно гадюка, красовавшаяся на двери, сползла вниз и вонзила в Зою ядовитые зубы. Переглянувшись, Марин с Анной кинулись в квартиру.

Зойка согнулась, руками держала свою лохматую голову и визжала, загородив собой в узкой и короткой прихожей панораму комнаты. Марин взял ее за плечи и переместил назад, сестру обняла Аня, понимая, что девочка увидела нечто очень страшное. Но когда он, переступая с одного свободного от хлама пятачка на другой, освободил дверной проем и открыл обзор, Аня зажмурилась, потому что на полу увидела мужчину…

Шла она, шла, сама не зная, куда. От матери сбежишь на край света хоть пешком, хоть ползком, а от дегенерата удерешь еще дальше, было б это «дальше». Нежданно-негаданно Сабрина обнаружила, что пришла! Ноги привели куда надо, осталось переступить порог…

Но Сабрина повернула к скверу, села на скамейку подумать: на что она способна пойти ради своего спасения? Практически на все и… не на все, потому что иное спасение сравнимо с медленной смертью, а желания жертвовать собой не было. Вот если б чудо свершилось… Собственно, за чудом Сабрина и притащилась. Итак, раз либо – либо, то почему не узнать, какой у Дубенича к ее проблемам интерес. Она позвонила и, услышав его голос, поспешила представиться, чтоб не передумать и не убежать:

– Это Сабрина, Юрий Александрович…

– Я ждал твоего звонка.

– Значит, можно зайти?

– Да. А ты где?

– Рядом… в сквере. Сейчас поднимусь.

В приемной с кожаными диванами и креслами красивенькая секретарша, вытаращив накрашенные глаза, почти не открывая пухленьких губ, зашикала:

– Юрий Александрович занят, у него совещание…

– Правда? – обрадовалась Сабрина. – Тогда пойду, раз нельзя…

Так крысы бегут с корабля во время кораблекрушения, живность бежит из нор перед землетрясением, а люди драпают от интервентов. Побег не удался, ибо распахнулась дверь кабинета, оттуда повалил народ, а Дубенич, стоя на пороге, крикнул:

– Сабрина! Заходите.

Значит, так тому и быть… Мимо пробежал Гиреев Андрей Тимурович, зам отца. Нет, он проскользнул, буркнув нечто, отдаленно напоминавшее приветствие, и зардевшись, как девица красная. Этот что делал на чужом совещании? Но выстраивать теорию догадок некогда. Сабрина вошла в светлый кабинет, поражающий размерами, уютный, насколько можно представить уют в официальном и чересчур большом помещении. Среди шика она почувствовала себя неуютно – маленькой, ничтожной просительницей, попавшей на прием к магнату, от которого зависит ее никчемная, никому не нужная, кроме нее самой, жизнь.

– Нравится? – осведомился Дубенич, приобняв ее за плечи и ведя к дивану с креслами у стены.

Сразу к дивану? Именно такая мысль мелькнула, вызвав у Сабрины улыбку, означавшую: и вы не оригинал. Мир, по ее мнению, устроен заурядно, в нем почти все предсказуемо, тривиально, поэтому ничего не поддается исправлению.

– Очень красиво, – не слукавила она. – Со вкусом.

Он усадил ее, попросил секретаршу принести… на выбор, разумеется. Сабрина выбрала чай, зеленый, а пока готовили напитки, Дубенич сел рядом, закинув ногу на ногу, раскинув руки по спинке дивана, и:

– Слушаю тебя. Давай, как на исповеди.

– Ладно. Мне нужны деньги. Семь с половиной тысяч евро.

Выпалила и уставилась на него, дескать, что скажете, господин магнат, сразу предложите отработать или как? Сумма-то ого-го, никто не способен расстаться с такими деньжищами даже на день, включая банкиров. Эти если и расстанутся, то заставят заполнить дьявольский контракт, на котором потребуют расписаться кровью, после чего придется проливать ее ежемесячно.

Странноватая у Дубенича реакция: брови подняты, глаза прищурены, полуулыбка на губах застыла бесовская, захочешь – не соорудишь на своем лице похожую мимику. А как он хотел? Разыграть благородство бесплатно? Это он зря, ему бесплатная жизнь не грозит ни при каких обстоятельствах. Кстати, сам напросился, чего ж застопорился? Сабрина уже слышала его неловкие слова, начинающиеся с пространных междометий: «М… Э… А… Сейчас у всех трудности…» А он удивил ее:

– Всего-то?

– Полагаете, сумма пустяковая?!

– Не пустяковая, но не настолько велика, чтоб так отчаиваться. Значит, твоя мать просила для тебя?

– Нет, на этот раз она не обманывала и клянчила для себя.