Валентина Андреева - Гордиев узел с бантиком

— Умеешь ты успокоить. Ну и черт с ним, с замком. Вдруг нам повезет и оно на воротах зависнет? Подкрадемся, треснем ему по башке кочергой, да и сорвем с ворот, как с куста.

— А если не за…

— А если не зависнет, треснем по башке у входа в дом. Так, чтобы не успел порог переступить.

— Ты что, решила дверь открыть?

— Еще чего! Само откроет. По моим уточненным воспоминаниям я ее только собралась закрыть, но отвлеклась. Куда-то ключи подевались. И не делай такие большие глаза. Войдет в привычку, потом ни одни очки не подберем. Чем я хуже тебя? Ну не помню, куда ключ дела. Готовь две кочерги. Куда этой особи с рыхлителем против нас с кочерёгами… с кочергами. С ними у нас будут длинные руки.

Я невольно позавидовала подруге. Надо же, какой приступ бесстрашия.

— Здесь только одна кочерга, вторая в бане. И я за ней не побегу…

Со стороны ворот донесся какой-то сдавленный писк.

— О, есть контакт! — обрадовалась я, высунувшись в окно. — Пока мы общались, оно на куртке зависло, а куртка — на воротах. Мама дорогая, у этого урода полголовы отвалилось… Может, подождем, пока он весь рассыплется? — обернулась я к Наташке.

— Зачем ждать, тащи кочергу, ща ускорим этот процесс.

— Не ускорим… — промямлила я, внимательно вглядываясь в барахтающуюся сущность. — Оно уже из куртки вывалилось.

— Ну-ка… — подруга потеснила меня в сторону. — Фига себе! Это же… Бли-ин! Красавица Динка! Гелькина дочь!

Первые минуты после встречи Динка вела себя сносно. Даже поздоровалась, кивком головы. Вот только на наши вопросы не отвечала. Нормальная реакция. Вопросов было слишком много, да и сыпались они из нас, как горох, вот она в них запуталась и завязла. А после того как мы силком отняли у нее снятую с нашего забора куртку, безмерно большую, точно с чужого плеча, девчушка вообще показалась более-менее нормальным человеком, только очень грязным и голодным. Войдя в дом, принюхалась и сразу выбрала верное направление. Расстояние до стола она преодолела в несколько прыжков. То, что девица не желала расставаться с забытым мною у машины и прихваченным ею рыхлителем, лично у меня недоумения не вызвало. Я и сама с ним почти сроднилась, причем незаметно. Вот только мне в голову не приходило использовать его в качестве вилки. Правда, из своей тарелки она хватала еду руками, «кошачью лапу» использовала лишь для пополнения запасов и формирования из них новой порции, но то, как подцепляла и подгребала ею все съедобное, впечатляло.

Мы с Наташкой нервно переглядывались и старались молчать. Предварительно и специально для подруги я подчеркнула — когда я ем, то глух и нем. Наташка ехидно согласилась. Моя глухота и немота — прекрасная отмазка от ее разумных уговоров прекратить обжорство. Я мудро усмехнулась. Успокаивало то, что ей приходилось труднее, чем мне, вот и отыгрывается. Подруга терпеть не может беспорядка, тем более щедро приправленного антисанитарией. Предложение умыться и помыть руки перед едой Динка внимательно выслушала, в знак согласия кивнула и… проигнорировала. Заметив в руках у Натальи Николавны батон, ловко подхватила его рыхлителем и принялась вгрызаться в белую мякоть. Собственные грязные руки ее не смущали. Отнять батон мы не решились. Да Динка бы без боя и не отдала. А посему суетливо принялись метать на стол съестные припасы из холодильника. Я искренне обрадовалась, обнаружив в морозилке помимо упаковки пельменей еще и сардельки. Мы с Димкой искали их дома в Москве, при этом ухитрились рассориться так, что весь вечер не разговаривали. Сводя счеты, слишком далеко зашли — от элементарных сарделек с приятным названием «Докторские» до межгосударственных отношений России со странами СНГ и НАТО. Больше всего меня обидел намек на то, что СССР развалился исключительно из-за меня.

Отваривать сардельки не пришлось. Какой смысл, если девица хищно вцепилась в них, мороженых, когтистым орудием? Мне удалось ловко их умыкнуть и закинуть назад в морозилку. Пока я под прикрытием подруги занималась нарезкой остатков колбасы и сыра, Наташка умело держала оборону, отбивая тарелкой Динкины атаки на целые куски, Девушка тут же сменила тактику и норовила выхватить нарезанное прямо из-под ножа.

Заснула писаная грязью красавица прямо за столом с куском холодной котлеты в руке и открытыми глазами. Сразу после второй чашки крепкого чая, которому, по нашему мнению, надлежало ее взбодрить. Честно говоря, мы основательно перепугались, отметив безумный взгляд Динки в никуда. Откинувшись на спинку стула, она тупо пялилась на какую-то точку в бездонном небе.

— Падших ангелов увидела. С утра пораньше к нам летят, не иначе как к завтраку, — втянув голову в плечи, предположила Наташка. — Как в рекламном ролике какого-то дезодоранта. Ирка, посчитай, сколько штук боевых единиц зависло над твоим участком. Ка-ак брякнутся!

— Почему я? У меня со счетом плохо, сама знаешь, как мне «везет», обсчитывают все, кому не лень.

— Участок твой, тебе и считать. Замечательная возможность для тренировки.

— Зато ты прирожденный аудитор, — возразила я. Не выдержав напряжения, проследила за направленностью взгляда Динки и облегченно перевела дух. — Нет никакого ангельского десанта. Таращится в никуда.

— А кто есть?

— «Тучки небесные, вечные странники…», да и их толком не разглядеть. Судя по тому что эта Динка на нас буквально с неба свалилась, единственная падшая ангелица только она. И, как мне кажется, наша гостья потеряла сознание. Глаза у нее какие-то стеклянные.

Наташка ругнулась и окончательно ожила. Осторожно приблизившись к Динке, помахала перед ее глазами рукой и скроила недоверчивую физиономию. Я поддержала ее, как могла. Уж очень не хотелось верить в резкое ухудшение самочувствия чумазой красавицы. Не знаю, какое именно выражение получилось на моем лице, Наташка его не видела. Оно и к лучшему. У подруги слишком критичный подход к приемам моего самовыражения. Потоптавшись на месте, она решилась на более качественную проверку состояния девицы — попробовала взять у нее котлету. Динка крупно вздрогнула, заскулила и прижала ее к груди. Вместе с «кошачьей лапой». Удовлетворенно почмокав, закрыла глаза и попыталась прилечь на стуле…

Едва ли бедняжка помнила, как мы перетаскивали ее на диван. «Пушинка», кряхтя от напряга, отметила Наталья. Основная тяжесть легла на нее. Мои попытки помочь остались нереализованными. Не знала, с какой стороны подступиться, чтобы облегчить ношу подруги, не оттоптав при этом ей ноги или того хуже, не повиснув на ней тяжелым довеском.

— Действительно пушинка, — легко согласилась я и, получив выпавшей котлетой по переносице, ловко поймала ее, спасая от падения на пол. Вторым в порядке очередности из Динкиных рук выпал рыхлитель. Его я тоже тормознула, но темечком. Чертыхнувшись от негодования, подхватывать на лету не стала. Обругав за коварство, легким ударом ноги загнала под стол. Наташка права, пора внимательно отслеживать свои поступки. Конечно, старый рыхлитель не чета ранее неумышленно украденной мною из придорожного магазинчика ручной дрели. И уж тем более электрическому чайнику, машинально прихваченному из чужой квартиры. Но все-таки налицо воровство. Пусть даже вовремя неосознанное. Та к неосознанно и до грабежа банков дойдет.