Валентина Андреева - Гордиев узел с бантиком

Наташка задумалась, машинально покачивая рукой с мобильником — в такт своим мудрым мыслям. Судя по итоговому, несколько брезгливому выражению лица, решение, к которому она пришла, ей и самой не нравилось. Ну а мне тем более. Тащиться на чужую дачу со скоростью десять километров в час, а затем катить на собственную с еще меньшей скоростью — то еще удовольствие! Мало того, меня откровенно пугала эта поездка.

— А может, не поедем? — тоскливо предложила я, провожая глазами бесконечный поток машин. И тут же об этом пожалела. Следовало внести прямо противоположное предложение, подруга бы его раскритиковала в пух и прах и уверенно направила колеса «Шкоды» в наши загородные пенаты.

— Какой смысл в этой поездке? — торопливо продолжила я. — Можно обругать Ангелину сначала заочно, позднее по телефону и, наконец, при личной встрече. Будет больше времени для подготовки.

— Лучше экспромт, — твердо заявила Наташка. — Удивляюсь твоей непрактичности. Заодно собьем цены пластиковых окон еще на пятьдесят процентов. Совсем задаром достанутся.

По-моему, последний аргумент пришел практичной подруге в голову именно экспромтом. Кислое выражение лица исчезло, уступив место самодовольствому. Я не очень внятно, скорее для себя, помянула наказуемость добрых дел. Заикнулась и про бесплатный сыр в мышеловке. Наталья, занятая стремлением втиснуться в общее вялотекущее движение машин, поняла меня в сокращенном варианте и по-своему. Пообещала, что в магазин за сыром заедем чуть позже. Тем более что нам почти по пути. От Гелькиной дачи до наших рукой подать. Каких-нибудь сто километров. А мне пора серьезно лечиться. Идея кормить мышеловки сыром может пройти «на ура» только в коллективе психов. И возражать против поездки к Гельке не стоит. Тогда… Конечно, если у меня есть лишние десять миллионов… Желательно крупными купюрами.

Я встрепенулась и порадовалась их отсутствию. Не придется отдавать вымогателю.

— Блин! — рассердилась подруга, пропуская мои слова мимо ушей. — Бешеная скорость! С утра не везет! Да еще мобильник разрядился. На, убери его в мою сумку, только глубоко не закапывай.

Я нахохлилась, молча выполнила задание и решила больше не спорить с Натальей. Не исключено, что она права. С помощью Ангелины есть шанс разобраться с телефонным террористом.

— У Гельки дочь — писаная красавица, — доверительно сообщила мне подруга, не обращая внимания на мою покладистость. — Я, естественно, об этом помалкиваю, зачем воспитывать в девчонке и ее родных, включая добрейшей души бабулю, вредное чувство звездности. Все хорошо в меру. Поэтому при встречах — замечательно, что они редкие — каждый раз выражаю всей семье соболезнование по поводу нового прыщика, который безнадежно портит славное личико Диночки. Даже если еще не выскочил наружу. Та к сказать, скрытая форма вредительства. Сама Динка на это реагирует спокойно, а ее мамочка вообще пропускает мои слова мимо ушей, так как постоянно занята вопросами материального обеспечения семьи. Беда в том, что у нее узкая специализация, она воспитательница детского сада. На мой взгляд, единственно приемлемая для Гельки профессия — профессия безумно любимой жены преуспевающего банкира или бизнесмена. Причем с гарантией, что в ближайшее время его не посадят и она успеет обеспечить себе сносное существование где-нибудь в районе Пальма де Майорка. Непритязательную красавицу (вся в дочь) Гельку вполне бы устроил личный полугодовой доход в полмиллиона долларов. Никак не могу ее в этом убедить. Только зря красота пропадает. Вот и приходится ей трудиться барменшей. Главное, эта ненормальная вообще замуж не хочет. Даже не обеспечила себе подстраховку — запасной вариант нормального жениха. Два мужика, готовых предложить ей руку, сердце и упомянутые полмиллиона долларов на шесть месяцев, были арестованы один за другим. Освободятся из заключения не скоро. А вот бабушку, тетю Катю, безмужие дочери вполне устраивает. Несмотря на то что в свои шестьдесят с хвостиком бабуля выглядит превосходно, замуж тоже не собирается. Верна памяти мужа. Тот самый случай, когда лучше бы эту память отшибло. Мучил он ее, бедняжку, несказанно. Двадцать лет минуло с тех пор, как покинул сей бренный мир, а она все еще по ночам с испуга вскакивает. Пил он безбожно. Уйти от него было некуда, вот каждый вечер и играла с алкашом в прятки. Найдет — накостыляет, не найдет — ее счастье. Если его принесут и сгрузят прямо в коридоре, она ему накостыляет. Будучи в невменяемом состоянии, утром он обычно ничего не помнил, а все свои болевые точки объяснял производственными травмами. Бывали, конечно, у женщины и передышки. В отпуск к морю или в деревню супруг любил ездить один. А еще он очень любил Гельку. Поколачивая жену, требовал от нее молчания — грозил убить, если дочь разбудит. Господи, уж как тетя Катерина умывалась слезами, когда он помер от перепития! Счастью своему не верила, но не признаваться же в этом прилюдно. Зная всю подноготную семьи, все соседи обалдели. Решили, что она мазохистка. Замучались убеждать ее, что «там» ему будет лучше, лишь бы не выгнали. Синицын и в аду не просохнет. Тайком соорудит самогонный аппарат и в два счета споит всю чертову команду. В последний раз я видела тетю Катю примерно полгода назад. Королева! Только очень добрая. И не подумаешь, что столько лет со своим уродом мучалась… Мама дорогая! Ирка, штурман из тебя никакой. Чуть нужный поворот не проехали. А почему ты все время молчишь?

— Думаю.

— Нашла время. Не понимаю, о чем тут думать?

— О ночном звонке. Вдруг это все-таки сигнал о помощи? А мы его проигнорировали.

— Лучше бы ты молчала.

— Ты спросила, я ответила.

— Ириша, если имел место сигнал о помощи, то исходил он от телевизора. Небось сутки напролет бедняга работал, а его хозяин, ворюга, находился в состоянии алкогольной отключки. Кстати, отметь: здесь дорога свободная. А лишние километры для бешеной собаки не крюк. Чем мы хуже? Не зря я решила заехать к Гельке на дачу. У нее и перекусим. Нельзя с голодухи бегать по магазину. Хочется всего, сразу и много. А почему ты опять молчишь? Только не говори, что думаешь. Лучше вообще ни о чем не думать, а то сбудется.

— Да я уже и не думаю. Сейчас бы кусочек шоколадки…

— Говорила же, сбудется! Открой бардачок и будет тебе счастье. Мне даже не предлагай. Вроде как я сама отказалась.

Вытащив плитку шоколада, я призывно зашуршала бумагой. Наташка тут же пожаловалась, что от этого шуршания у нее уши заложило. Я, можно сказать, силком навязываю ей половину. Не отрывая глаз от дорожного полотна, она ловко отхватила весомую часть целого и отправила в рот. Съязвить по этому поводу я не успела, успела только охнуть. Мы как раз свернули на грунтовую дорогу, кое-где отмеченную гравием. Из-за поворота навстречу нам на недопустимо большой для такой дороги скорости неслась вишневая иномарка. Какая именно, не помню, некогда было разглядывать. Даже то, что отпечаталось в памяти, мгновенно засыпалось плотным слоем испуга. Подруга взвизгнула и резко подалась вправо. Свободной рукой я вцепилась в свою сумку и зажмурилась, от души радуясь тому, что на пути нет канавы, а заодно придорожных деревьев и развесистых кустов. Во всяком случае, так думала и надеялась, что прогноз сбудется. Пару минут назад в этом уверяла Наташка. Следовательно, мы не долбанемся и не поцарапаемся.