Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут

Через время приехали мама и бабушка. Вторая была не одна – с новым женихом, едва ли старше меня по возрасту.

– Что это? – ткнула я в него пальцем, будто во что-то неодушевленное.

– Мы познакомились на игре в гольф! – в полном экстазе выкрикнула Ритуля и подпрыгнула на радостях. Парень же засиял, вспоминая чудный момент появления на поле для гольфа мимолетного видения, гения чистой красоты Маргариты, вооруженной белоснежной клюшкой, которую по возрасту уже пристало использовать как опору, а не как игровой инструмент, и сказал что-то вроде: «Гы-гы-гы».

Я встречала всех троих у калитки, потому что внутри трудились специалисты, да и вообще, не нужно родным видеть все это.

– Ты же не играешь в гольф? – недоверчиво приподняла я бровь.

– Как выяснилось, играю! – дивясь на саму себя, ответила бабуля, одетая, кстати, в модненькие джинсики розового цвета с двумя с понтом выцветшими белыми полосами спереди и полупрозрачную майку с глубоким декольте. Что ж, в силу прекрасно сохранившейся фигуры она вполне может себе это позволить, что и позволяла все долгие годы, что я ее знаю. Уже с малых лет я начала копировать ее стиль. Ритуся поправила кокетливую летнюю в тон джинсам шляпку с бантиком и робко спросила: – Ну что, мы снова друзья?

Мы обнялись, заключили перемирие.

Затем мама отвела меня в сторонку.

– Ты хочешь сказать, что все это время принимала этот коттедж за дедовский домик в деревне? Ну ты дала.

– Мам, твой упрек не по существу. Мне было всего ничего, я не помню, где мы с ним жили.

– А я и думаю, как это Мишка сподвигнулся ремонт отбацать! Ты же мне описывала по телефону. Но ладно, это все неважно, пойдем, покажу дедовские, ныне – отцовские владения.

Что и говорить, через двенадцать минут меня привели к тому самому тридцать раз горевшему (не без помощи спевшихся преступников, я полагаю) сараю.

– Вот, полюбуйся! – важно пропела маманя, тыча в него. – Это то самое место, где вы жили с дедом. Ну, кхе, конечно, в те года домик выглядел несколько лучше.

– А мы можем выстроить его заново? – подала я идею, ни грамма не изумившись такому повороту: еще с первой встречи с сараем в подсознанье зародился ответ, я уже тогда знала: это именно тот дом. И с дедом мы ходили гулять не далеко, а возле дома, потому что я была очень маленькой, конечно, ему было бы боязно уводить ребенка вдаль, мало ли чего.

– В принципе можем, только стоит ли вкладывать в него средства? К тому же официально он числится за твоим отцом.

Я обернулась на качели, снова оглядела сарай и уверенно произнесла:

– Стоит, мама. Безусловно, стоит.

Мать была явно недовольна таким исходом вещей, но, помявшись, выдавила:

– Ну, как скажешь, дело твое.

По пути обратно она сконфуженно шепнула мне:

– Я тут видела фотографию того, как его… Ховарова? А, Хабарова. Мне по строжайшему секрету следователь сунул ксерокопию его дела. Так вот. Кать, я не знаю… Ну чем-то он похож на Мишку, но как их все-таки можно было спутать? Твой отец большой, сильный, крепкий, высокий. Статный, одним словом. Лицо открытое, доброе. Правда, я его давно не видела, как ты понимаешь, так что не знаю, на что он сейчас похож, но уж явно не на того. Бородатый какой-то, как козел, щуплый, соплей перешибешь, маленький, глазки хитрые… Как ты могла подумать, что я им могла когда-нибудь заинтересоваться?

У меня немного потеплело на душе. Парадокс? Отчего же? Кто сказал, что я расстроюсь, это услышав? В действительности, я уже знала, что обманувший меня дядька – не мой отец, потому я была счастлива узнать, что настоящий папаня как раз такой, каким я себе его рисовала, когда была маленькой. Борис сказал, у него есть дети. Это хорошо. Видать, ему и правда некогда вспоминать о старшей дочери.

Я вдруг полезла в карман и достала оттуда сложенный лист бумаги. Боясь передумать, резко стала его рвать в мелкие клочки, не удосужившись даже развернуть.

– Что это ты делаешь? – изумилась мать. – Что это за бумага?

– Вот именно, мама. Это просто бумага. И она мне не нужна.

«Привет! Если ты не занят, то, может, мы…» Нет, не так! Разозлилась на саму себя и стерла недописанное SMS-сообщение. Что за бредятина? «Если ты не занят…» Белиберда полная. Надо иначе.

«Hi! Как настроение? Все еще дуешься на меня? Слушай, я…» Дальше я мучительно пыталась придумать себе соответствующий эпитет, но ничего лучше дуры не приходило в голову. А дура – это как-то слабо по сравнению со всеми поступками, что я умудрилась совершить за несчастные семь дней ада. Ад в Валищево. Вот хорошенькое было бы названьице для какого-нибудь ужастика. Кстати, давненько я их не глядела, надо сходить в кино. Так, не отвлекайся. Пиши!

Ну я и написала:

«Привет! До дрожи хочу посмотреть ужастик. Пойдем в кино?»

Разумеется, перечитав, удалила.

Я уже успела прийти в отчаяние, как тут телефон тренькнул, извещая о пришедшем сообщении. Женька написал мне сам! Как это возможно? Непостижимо. Фантастика.

Одно предложение: «Ты подумала над тем, чтобы нам быть вместе?» – заставило меня петь от восторга.

Распевая, я ответила: «Мой ответ: да!»

Он перезвонил. Мы договорились встретиться завтра. Женя очень хотел видеть меня сегодня, но, к сожалению, у меня уже были грандиозные планы на этот день. Вчера я вернулась из Валищево и потратила вечер с ночью на восстановление нервной системы, изрядно подпорченной мертвецами, трупами, кладбищами, а особенно – трагической смертью очень дорогого мне друга. Теперь же я обязана приступить к выполнению возложенной на меня дедушкой миссии.

«Творить справедливость – вот высшая добродетель».

Через час я вышла из дома в приподнятом настроении. Жизнь начала потихоньку налаживаться. Август выдался жарким. Еле ощутимый ветерок поддувал под подол ярко-красного платья на бретелях. Металлическая шпилька дорогих босоножек поблескивала под слепящими лучами золотого солнца. Небольшая сумка была разбухшей, готовой порваться по швам. Впрочем, недавно там было еще больше предметов, однако она стойко выдержала напор. И все же не мешало бы мне иметь на такие случаи аксессуар побольше размером. Ладно, так и быть, прикуплю, уговорили.

Шедшие навстречу тетки огромных габаритов недовольно щурились и обмахивались сделанными из обыкновенных газет веерами. С их лбов и шей непрерывными потоками стекал липкий, резко пахнущий пот. «Тяжело, наверно, толстым на жаре», – сочувственно подумала я. Тут одна из них сказала:

– Какой тяжелый август… Ну и месяц. Ненавижу.

Они прошли мимо, а я встала как вкопанная.

«Почему у вас на календаре тридцать первое июля?» – «Мы ненавидим август. В августе кто-нибудь умирает из нашей семьи».

А ведь верно. Кирилл! Что это, совпадение? Мистика? Провидение? Проклятый месяц? Разве так бывает?