Татьяна Луганцева - Табу на женатых мужчин

– Ах, мерзавец! Негодяй! Немедленно отпустите меня! Сволочь! – Муза быстро пришла в себя и начала активно сопротивляться, что вывело пьяного детину из себя, и он тоже не сдавался. – Помогите! – закричала в отчаянии Муза.

– Кого ты зовешь? Твой суженый валяется без чувств в нашем домике, а вокруг лес на тысячи километров и дикие звери. Так что не кричи, детка, и расслабься, сейчас получишь удовольствие от настоящего мужика! – пыхтел бородатый злодей.

Понятно, чем бы это кончилось, если бы не подвернувшееся под руку Музе полено. Им она и огрела несостоявшегося любовника по затылку. Он не потерял сознание, но потерял ориентацию в пространстве на какое-то время. Этого хватило Музе, чтобы выскочить на мороз, засунув ноги в огромные валенки насильника, которые он скинул у порога. И еще она успела сорвать с вешалки свой пуховик. Пряталась она от своего мучителя в сарае для хозяйственных принадлежностей, пока он ходил вокруг избы с проклятиями, ища ее с угрозами полного уничтожения. Под утро он выпил и угомонился, тогда протрезвели его напарники и муж Музы. Они-то и нашли девушку в сарае вконец замерзшую и испуганную. Они и извинялись, и накрывали ее пледами, и поили настойками на чуть ли не чистом спирте – что только не делали. Это было зря, потому что Муза по натуре своей вовсе не требовала никакой крови, то есть мести. Она только тряслась мелкой дрожью и благодарила судьбу, что выжила. Муза не чувствовала рук, но решила, что просто сильно замерзла. А когда и через час, и через два, и через день, и через несколько дней чувствительность к рукам не вернулась, Муза напряглась. Понятно, что они с Генрихом вернулись домой много раньше, чем предполагалось. И Муза только тогда с ужасом поняла, что не может играть. Она не чувствовала ни клавиш, ни струн арфы, то есть чисто теоретически по генетической и отработанной практикой памяти она могла играть, но уже не на том высоком уровне. Муза обратилась к врачу и прошла обследования, начиная от исследований головного мозга, заканчивая тестами функций периферической нервной системы. Она потратила на восстановление все сбережения, так как для нее музыка была жизнью и лишить Музу музыки было смерти подобно. Именно это с ней и произошло: после многих месяцев исследований и лечений Муза поняла, что ее карьере и всему тому, на что она была нацелена любимым отцом, светлая ему память, пришел конец.

Естественно, ее уволили из оркестра вслед за пьющим муженьком. А когда Генрих сказал, что она сама во всем виновата, что могла бы отдаться мужику, а не бегать и не прятаться неизвестно где и неизвестно зачем, Муза ушла от него окончательно и бесповоротно. Она настолько разочаровалась в супруге, что решила больше не ждать от него ничего хорошего. А Генрих еще долго доставал ее тем, что она по своей глупости покалечилась, потеряла такую хорошую работу и теперь не может его содержать.

– Подумаешь, цаца! От тебя бы не убыло! Надо же было такое учудить – полуголой на морозе сидеть! Дура!

То, что Муза окончательно порвала с Генрихом, несколько сняло с ее плеч неподъемный груз. Но то, что она осталась без того, чем занималась всю жизнь, подкосило ее конкретно. Женщина реально растерялась, возможно, это состояние и называлось депрессией. Она осталась одна со свалившимися на нее проблемами. Подруга Анастасия пребывала в шоке.

– Бедная ты моя! Ты хотела спасти этого урода-алкоголика, а пострадала сама! Ты, словно жена декабриста, бросила все и поехала с ним в эту глушь! Ради кого? Почему же мы такие сердобольные-то?! Я ведь тебе говорила, предупреждала, чтобы ты сто раз подумала, прежде чем пуститься в эту авантюру!

– Я думала спасти!

– И вот оно чем обернулось, – вздохнула Настя, зная, что значит для ее подруги игра на инструменте.

Муза поняла, что она все равно должна прийти в себя и чем-то заняться, и решила давать частные уроки музыки детям. Она могла научить детей нотной грамоте и игре на инструменте. У Музы сохранился идеальный слух, она прекрасно понимала, как должна звучать музыка, да и сама играла очень хорошо, но не достаточно, чтобы остаться в оркестре. Хотя, если честно, Музу бы там оставили, если бы не ее излишнее самобичевание, максимализм, возведенный в квадрат. Она не допускала мысли, что когда-нибудь сможет взять не ту ноту на общем фоне хорошо чувствующих свои руки музыкантов и подвести всех.

Частными уроками Музе предлагали заниматься давно как подработкой, и вот теперь именно это занятие стало для нее самым главным. При этом она еле сводила концы с концами, существовала на грани нищеты. Иногда Муза ехала к ученику, имея деньги только в один конец, зарабатывала за час репетиторства тысячу рублей и могла себе позволить уехать на метро назад и даже купить что-нибудь поесть. А еще ее очень напрягало одиночество в течение долгих лет, практически всю жизнь, и то, что с каждым годом шанс найти свое счастье становился все более призрачным. На ее мозги, и так работающие в этом направлении, еще больше капала Настя, просто уничтожая ее как женщину.

– Ты должна себе найти кого-нибудь! Ты просто обязана! Жизнь проходит! Ты же такая добрая и нежная! В чем дело? Так тяжело одной! А какой-нибудь мужчина помог бы тебе! Вдвоем бы свили гнездо! – уговаривала ее Настя.

– Ты сама себя слышишь? «Свили гнездо»! Ты с ума сошла? Мы что, птицы, что ли? Я не верю, что кто-то сможет стать для меня опорой, эта сторона жизни прошла мимо меня, и мужчины надежные тоже где-то прошли…

– Да, ты уж точно не лебедь! Скорее сгорбленная, прибитая жизнью цапля, – сказала ей Настя, – тебе просто не повезло. Ты должна взлететь! Должна подняться, а то так и увязнешь в болоте…

– Я не против найти себе кого-нибудь, просто чувствую, что никому не нужна, да и где познакомиться – не знаю. Я же нигде не бываю, только в домах своих учеников. А это счастливые семьи, мужчины, приходящие домой, целующие своих жен и интересующиеся успеваемостью в музыке своих детишек. Я всегда чувствую себя неудобно и неуютно в такие моменты, словно присутствую на чужом празднике жизни, и я туда не приглашена, попала туда случайно.

– Ты завидуешь?

– Я скорее смущена, но мысли, что у меня такого нет, посещают меня, это тоже правда. Я не хочу видеть нежность и любовь других людей, наверное, чтобы не травмировать себя лишний раз. Я себя не люблю за это, но ничего поделать не могу…

Именно тогда Настя и убедила подругу поискать счастье в Интернете. Вроде как одна из учительниц в ее бывшей школе нашла себе таким способом мужа и они счастливы.

Муза послушалась. Теперь вечерами она сидела за своим стареньким компьютером и всматривалась в фотографии неизвестных ей мужчин. Разные лица, лица, лица… Незнакомые люди, иногда жуткие фотографии с толстыми волосатыми животами, пьяными или потными лицами, часто просто неприкрыто предлагающие интим, секс, свободные отношения и прочую лабуду. Она сразу пропускала такие «милые» предложения и такие «милые» лица и фото. Некоторые, похоже, и фотографировались в пьяном виде, с кружками пива или бутылками водки или в постели… То есть хлама хватало, это точно. Она пыталась вычленить хоть кого-то серьезного, надеясь, что это возможно, что ей повезет. Один немногословный мужчина по имени Алексей привлек ее внимание. Он представил одну фотографию человека с серьезным, располагающим лицом славянского типа и обозначил профессию – врач. На вопросы в переписке Алексей отвечал очень скупо и сжато, что тоже нравилось Музе: он не разводит «сопли», а является конкретным человеком с приличной профессий. Ему было некогда заниматься глупой перепиской. Алексей сказал Музе, что разведен уже два года. Ее все устраивало в нем, на предложение Алексея встретиться Муза с радостью согласилась и стала очень ответственно готовиться к этому важному событию. Именно тогда Настя радостно сообщила, что нашла ей еще одну ученицу для поправки ее шаткого финансового положения.