Наталья Александрова - Проделки небожительницы

Ашот подсел к сапожнику и разговорился с ним. В процессе беседы он выяснил, что этот ремесленник, как и большинство его коллег в городе, – айсор, то есть ассириец, и платит он мзду своей же ассирийской мафии. То есть называть ее мафией просто язык не поворачивался, настолько маленькой и незначительной была эта группировка.

Ашот Арутюнян серьезно задумался. Он вспомнил прочитанную на зоне книгу, и кое-какие идеи зашевелились у него в голове.

В то же самое время он случайно узнал от одного своего знакомого, который периодически продавал Ашоту небольшие партии дури для распространения ее среди детей среднего школьного возраста, что примерно через месяц в город должен прибыть знаменитый Киргиз с огромной партией наркотиков, такой большой, какой еще не бывало. Эти наркотики собирался приобрести один из крупнейших уголовных авторитетов, с тем, чтобы в дальнейшем с десятикратной прибылью перепродать их на Запад.

Ашот Арутюнян задумался еще серьезнее. В его мозгу созревали прямо-таки наполеоновские планы.

Самое удивительное, что он эти планы почти что сумел осуществить. Разговорившись с несколькими молодыми айсорами, он умудрился увлечь их красивой сказкой о возрождении былого могущества великого ассирийского народа. В заброшенном подвале Ашот оборудовал святилище и вспомнил свои прежние навыки циркового иллюзиониста. Конечно, тут не обошлось и без его гипнотических способностей, но, не полагаясь только на них, Ашот для верности на каждом «богослужении» обкуривал своих молодых приверженцев наркотической травкой…

Ашот и сам удивлялся легковерию и энтузиазму молодых ассирийцев, тому, как быстро пополнялись их ряды. Впрочем, это было не так уж и удивительно: в новой реальности страны одна за другой возникали группы поклонников различных бредовых идей и выдуманных вероучений, и на фоне фашиствующих молодчиков в тяжелых сапогах и кожаных куртках с нашивками в виде стилизованной свастики или таких же безумных парней, наряжавшихся в волчьи шкуры и пытавшихся возродить никогда не существовавший культ Велеса и Перуна, поклонение древним ассирийским богам выглядело вполне убедительно. Молодые люди нуждались в объединяющей их идеологии, дающей им уверенность в собственной значительности и нужности, в замене выродившегося и давно забытого комсомола, да и гипнотический взгляд «Великого Жреца», в сочетании со сладковато пахнущей травкой, делал свое дело.

Огромной удачей для Ашота стала встреча с двумя глухонемыми уголовниками-наркоманами, братьями-близнецами. Ашот перевел их с самодельного опиума, от которого они уже медленно умирали, на сильнодействующий синтетический наркотик, полностью подчинил их своей воле, превратив в послушных ему и не рассуждающих зомби. Под действием гипнотического внушения, усиленного очередной дозой, глухонемые, одетые в развевающиеся белые балахоны поверх бронежилетов, послушно играли роль «златолицых», выполняя любые, самые дикие приказы хозяина. Равнодушие к опасности, нечеловеческая жестокость и странный автоматизм движений этих живых роботов так пугали и обескураживали всех, кто с ними сталкивался, что «златолицые», практически не встречая сопротивления, вскоре расчистили Ашоту путь к вожделенной сделке с Киргизом.

В промежутках между «сценическими выступлениями» Ашот держал их взаперти, как диких зверей.

С помощью своих ручных чудовищ, наркотиков и внушенного им «послушникам» культа Ламашту мистического страха новоявленному Жрецу удалось не только сплотить и усилить ассирийскую группировку, но и обезглавить – в буквальном смысле слова – несколько крупных мафиозных кланов. Его конечной целью было захватить огромную партию наркотиков, на которую уже нашелся крупный покупатель, но Киргиз оказался Ашоту не по зубам, операция сорвалась, а потом уже и все остальное пошло вразнос.

Вышли из-под контроля его глухонемые ассистенты, и уцелевшая после сражения с Киргизом ассирийская молодежь взбунтовалась и восстала против своего Великого Жреца…

«Ничего, – думал Ашот, улепетывая по темным сырым подземным коридорам, – ничего, пусть мне не удалось захватить киргизскую дурь, но эта статуэтка тоже стоит огромных денег, а покупателя на нее найти – еще легче, чем на наркотики…»

И Ашот любовно прижал к груди статуэтку львиноголовой Ламашту.

Маркиз вновь надавил на кнопку звонка. Наконец за дверью послышалось шлепанье босых ног по линолеуму, и страдальческий женский голос осведомился:

– Кого черт принес?

– Это Катя? – вежливо спросил Маркиз. – Мне бы с Нелли поговорить!

– Нелька, это к тебе! – крикнули за дверью, и защелкали отворяемые запоры.

На пороге стояла сонная рыхловатая блондинка с опухшим – по утреннему времени – лицом со следами вчерашнего макияжа, в длинной белой футболке. Переступая с одной полной ноги на другую, блондинка с интересом окинула Маркиза пристальным взглядом и крикнула через плечо:

– Нелька, зараза, сама своим гостям открывай! – И пошлепала в глубь квартиры, лениво покачивая аппетитными бедрами.

Маркиз постоял еще с минуту в коридоре, и наконец из-за полуприкрытой двери высунулась всклокоченная каштановая шевелюра и один карий глаз.

– Это кто ж это? – осведомилась Нелли. – А, это ты! – Она окончательно проснулась и резко поскучнела. – Притащился все-таки! Я-то надеялась – ты адрес забудешь!

– Разве тебя можно забыть? – галантно проворковал Леня.

– Завянь! – огрызнулась девица. – От тебя мне одни неприятности! Еще и в такую рань притащился!

– Уже первый час дня! – ответил Маркиз назидательно. – Кто рано встает, тому бог подает!

– Первый час! – передразнила его Нелли. – А мы, знаешь, когда ложимся? Работа у нас ночная. Короче: чего тебе надо?

– Так и будешь меня держать в коридоре?

– Ладно, заходи! – Нелли пошире открыла дверь, и Маркиз вошел в ее комнату.

Почти половину этой небольшой комнатки занимала тахта, огромная, как армейский полигон. Кроме тахты, имели тут место платяной шкаф, тумбочка с телевизором и низкий комод, на котором в ряд сидела многочисленная компания меховых собак, медведей, слонов, кошек и прочих мягких игрушек уже совершенно загадочных пород.

Хозяйка комнаты, такая же, как и ее подруга, заспанная и растрепанная, накинула поверх короткой ночной рубашки шелковый халат, пару раз с остервенением прошлась расческой по гриве каштановых волоса и, уставившись на Маркиза, обратилась к нему коротко и выразительно:

– Ну?

– Кофе бы, что ли, предложила! – протянул Леня, оглядываясь по сторонам.

– Перебьешься! – Нелли явно не грешила излишним гостеприимством. – Говори, чего надо!

– Солнышко, ну что же ты такая неласковая? Ты ведь говорила мне, что Гена тебе не нравится?