Валентина Андреева - Праздник покойной души

– Нет, просто меня от жары разморило. Спи. Сейчас выключу свет. Ты случайно не знаешь, кто и зачем меня одел в куртку?

Но Алена, пробормотав что-то нечленораздельное и уронив голову на подушку, уже заснула. Выключив свет и переодевшись в ночную пижаму, я почувствовала, что выспалась. Часы равнодушно миновали отметку – пятнадцать минут второго и спокойно продолжили свой бег. Время работает на всех и на каждого в отдельности, не отвлекаясь ни на события глобального масштаба, ни, тем более, на мелочи.

Немного порассуждав о том, как порой бездарно расходую ценные секунды, я вспомнила, что сама себя уложила с вечера в кровать в почти полной готовности на выход. И еще не позвонила Маринке в отношении места встречи. А Наташка наверняка обиделась на мой странный демарш в спальню. Интересно, что хотела сказать перед отъездом сиделка Лиза? И как ее мобильник попал к Владу? Почему нам не позвонила Милочка?

На последнем вопросе я застряла, придумав кучу обоснованных ответов. Один из них, как оказалось впоследствии, был правильным, хотя и невероятным. Но я не выделила его, как основополагающий. Переключилась на другие: как, например, Лиза узнала Наташкин домашний номер телефона? Собственный ответ заставил меня мигом вскочить с кровати. Он сразу породил четыре версии, одна из которых мне ужасно не понравилась и, разумеется, оказалась верной.

Чтобы не мешать дочери спокойно спать, я осторожно покинула комнату, старательно избегая стыковки с кошками, и обомлела… Из кухни пробивался свет, оттуда же доносился тихий голос сына.

Сначала я решила, что он разговаривает сам с собой, затем – просто зазубривает какие-то постулаты. Угадала с третьей попытки – Славка трепался с Зайчиком. Бедная девочка! Хотя почему бедная? Наоборот, самый счастливый период, когда на протяжении доброй половины суток есть о чем поговорить с человеком, по собственному почину наделяемым самыми немыслимыми добродетелями. Это уж потом, в процессе семейной жизни, когда число их неуклонно стремится к понижению, удивляешься – как человек мог так измениться?

Приняв обличье глухонемой, я прошлепала на кухню, мимоходом отметив про себя, что опять «махнулась» с Аленкой тапками, и включила чайник. Сын удивленно взглянул на меня и глазами красноречиво указал на часы. Жестами дала ему понять: что хочу, то и делаю. И он мне не указ. Впрочем, как и я ему.

– Ну ладно, Зайчик, я тебя, наверное, утомил своими рассуждениями…

– Ты всех ими утомил, – зевнув, заявила нарисовавшаяся в дверях дочь.

«Вся в меня, – мелькнула мысль. – Очень чуткая».

– А у меня, наоборот, уже выспались и встали, – скроив для Аленки из собственного лица морду монстра, ласково сообщил Славка в трубку. – Ночной дозор. Сестра и маманька дозором обходят владенья свои…

Чай мы с дочерью пили в большой комнате. Чтобы не мешать ни себе, ни Славке. Без особого приглашения приплелись и кошки. Бутерброды с колбасой, к которой никто не притрагивался три дня, пошли «на ура». По телевизору шел фильм о семье, отправившейся в морской круиз на яхте.

– А давайте купим такую же посудину!

Сын вошел в комнату незаметно. Не иначе как на запах. Надо же! Зайчика на колбасу променял… Славкин отец такого бы не сделал. В молодые годы, конечно.

Аленка расторопно схватила последний бутерброд и, предусмотрительно от него откусив, предупредила, что новые делать не будет. Но Славка на это не среагировал.

– Вот что любовь с людьми делает! – филосовски заметила дочь. – Видишь, мамуль? И реакция уже не та, и хватка отсутствует, и идеи бредовые в голову лезут. Славик, я уж не спрашиваю, какой банк ты ограбил за то время, пока мы спали, но ответь хотя бы, зачем нам яхта?

– Балда! Умный человек сам бы догадался. На даче в бассейн запустим.

– Ты прав. Четыре метра на восемь самое подходящее для нее море. Или гавань. На яхте и жить можно.

– Не только. А малый каботаж?

– По кругу? Голова закружится. Лучше с палубы в бассейн нырять…

Рассудив, что фильм мне посмотреть не удастся, я обреченно поднялась и опять отправилась в спальню, решив усыпить себя с помощью какой-нибудь нудной, читанной не один раз книги. Прихватила первую попавшуюся – оказалось, то, что надо. Какая-то немыслимая фантастика из серии Славкиных увлечений. С первой страницы герои вели раскопки – искали клад, спрятанный три тысячи лет назад. На пятидесятой странице они докопались до ручки. Настоящей, из чистого золота. Им бы ею и ограничиться, отпилить и дело с концом. Так нет, принялись упираться и за нее тянуть. Подхваченные неведомой силой, так втроем и загремели в открытое темное пространство. На протяжении еще двух страниц герои все летели и летели. Уж лучше бы копали… Мне это окончательно надоело. Я выпила снотворное, выключила свет и добросовестно стала ждать наступления сна. Мысли невольно возвращались к кладоискателям. Полезли за одним, получили другое… Совсем как все участники истории, связанной с Милочкой и ее загородным домом.

Я вздохнула и поворочалась, укладываясь поудобнее. Может, Наталья права? Насчет клада… И моя интуиция на сей раз спит беспробудным сном. Без всякого снотворного. Надо более серьезно подойти к теме спрятанных сокровищ. Почему-то в голову пришел только один вариант серьезного к ней отношения. Я воочию представила себя и Наташку в теплых куртках и валенках, методично перекапывающими огромными лопатами Милкин участок. Снег был невесомым и перелопачивался довольно легко. Но само занятие довольно нудное. Со стороны перелеска со знакомым мне Милкиным красным тазиком на помощь спешила женщина в красивом платье образца 1812 года. Прямо с первого бала Наташи Ростовой. Но когда она подошла ближе, я увидела, что женщина закована в плотный панцирь льда. И не идет, а ледяной статуей скользит по снежному насту. Где-то уже слышала – таких, как она, надо немедленно положить на теплую печку. Но где ж ее, эту печку, взять? Невольно дернувшись бежать к Совкиным, я проснулась, обрадовалась этому обстоятельству и опять заснула. С мыслью, что упускаю что-то важное. Но уже ни о чем не хотелось думать…

Ровно в восемь утра за Борисом пришла машина. Я не поленилась рано встать, чтобы от души пожелать ему доброго пути. Еле вклинилась со своим пожеланием. Наталья с красными от слез глазами, почти не соблюдая знаков препинания, давала мужу последние наставления. Было похоже на автоматную очередь, только не страшно. Если бы он дослушал до конца – опоздал бы на самолет. В ожидании лифта Борис гладил жену по голове и время от времени нацеловывал, с гордостью ощущая свою незаменимость. В квартире за дверью стонала собака.

Минут пять после его отъезда подруга плакала, медленно осознавая преимущества временной свободы. Потом без всякого перехода заявила: