Елена Логунова - Конкурс киллеров

— А это что такое?

Пирепон потупился.

— А это Петька ленится чашку свою мыть, — обернувшись ко мне, с готовностью наябедничал второй верстальщик. — Он чай или кофе попьет, грязную чашку кипяточком из чайника сполоснет, а помои в эту банку и выльет. И так шесть раз за день!

— То, что надо! — не обращая внимания на смущение Пирепона, я затолкала в банку с грязной водой эйхорниевый кочан и водрузила «икебану» обратно на подоконник.

— А куда же теперь Пирепон помои сливать будет? — не унимался Петин коллега.

— А он еще одну банку заведет, — не задержалась я с ответом. — И станет потом переставлять букет из емкости в емкость, так что у него всегда будут в наличии и помои, и чистая водичка!

Жутко довольная собой, я вернулась в редакторскую, быстренько попила контрафактного — выклянченного у Славика — кофейку и побежала в аппаратную смотреть, что мы с Вадиком привезли со съемки. Дисциплинированный оператор успел уже загнать изображение с цифровой кассеты в компьютер, так что мне оставалось только пару раз щелкнуть мышкой. Проделав все необходимые для запуска записи манипуляции, я плюхнулась в мягкое кресло и приготовилась смотреть.

Сначала на экране появилось изображение добродушного толстого доктора в белом халате. Отвисшие щеки придавали эскулапу сходство с сенбернаром. Очевидно, поэтому хотелось услышать от него что-нибудь по ветеринарной части, но симпатяга доктор желал лечить отнюдь не собачек. С большой гордостью он сообщил, что медицинским центром «Проктолайф» освоена новая, суперсовременная методика лечения геморроя. Приобретенный клиникой аппарат с непроизносимым названием позволяет пациенту воочию увидеть на экране то, что раньше было доступно только оку проктолога! Доктор явно не сомневался в том, что его пациенты просто изнывают от желания полюбоваться донимающей их болячкой.

Я ухмыльнулась: очевидно, загоняя отснятый материал в компьютер, стажер немного промахнулся и зацепил предыдущую съемку. Слава богу, это не я записывала интервью в клинике «Проктолайф»! Мне трудно было бы удержаться и не предложить сенбернаристому доктору в развитие темы одаривать пациентов цветными фотографиями родного геморроя. В нарядных рамочках и с трогательной надписью: «Всегда с тобой!»

Душка-проктолог с экрана пропал, появилось красочное изображение неаппетитного плаката «Геморрой — враг твой!», потом вдруг возникло чье-то пугающе крупное око. Круглый глаз моргнул, камера дернулась и поехала вниз по крутой дуге, сопровождая изогнутый грязно-розовый шланг. Кишки мне показывают, что ли?! Двенадцать секунд — по таймеру — я пялилась на экран, пока до меня не дошло, что геморроидальная тема уже закрыта, и этот шланг — на самом деле никакая не кишка, а длинная тонкая шея…

— Вадик! — заорала я, не отрывая глаз от экрана.

И породила своим воплем цепную реакцию микрокатастроф: водитель Саша, со вкусом обедающий за большим столом в углу просторной комнаты, испуганно вздрогнул, выронил бутерброд и недовольно заворчал. Сандвич закономерно шмякнулся маслом вниз — прямо на колени сидящему рядом с Сашей Максу. Возмущенно вскрикнув, Макс быстрым движением смахнул бутерброд со своей штанины, и он метательным диском пронесся через все помещение в направлении двери, в проеме которой как раз возник испуганный моим криком стажер. Продемонстрировав великолепную реакцию, Вадик ловко отбил подачу кулаком, и несчастный бутерброд взмыл к потолку, уже в воздухе разваливаясь на куски. Обломки посыпались на головы присутствующим. Увесистый шмат маслянистой каши с сочным звуком ляпнулся на ладонь застывшему Саше.

— Возвращение блудного бутерброда, — очнувшись, ехидно прокомментировал Макс.

— Е-твое! — с чувством произнес Саша.

Тихо — из уважения ко мне — ругаясь, мужики спешно обирали с себя жирные крошки.

— Вадик, это кто?! — не обращая внимания на общую суету, я неверяще смотрела на экран.

— Это? — смахнув на пол комочек хлебного мякиша, стажер присел на диванчик рядом со мной. — Птички.

— Вижу, что не комарики, — нетерпеливо отбрила я. — Где ты это снял?!

— Да в том самом коровнике. То есть в курятнике…

— В страусятнике! — взвизгнула я, завороженно созерцая сцены на экране. — Вадька, это же страусы!

— А я так и подумал, — удовлетворенно сказал стажер, хлопнув себя по коленке. — Сомневался, правда, ты же сказала, что там куры… Да еще эта тетка, коровница, то есть курятница…

— Страусятница, — автоматически поправила я.

— Страусятница, — согласился Вадик. — Она сказала, что их к нам из Швеции завезли. В Швеции страусы разве водятся? По-моему, нет… Зато девки у них, судя по порнухе, как на подбор — здоровенные, голенастые, как те самые страусы. Я и подумал — может, это действительно куры, только такие особые, чистопородные шведские бройлеры. Большие и ногастые.

— Вадик, — озаренная новой мыслью, я порывисто обернулась к стажеру и схватила его за руку, замаслив себе ладонь. — А какие у них ноги?

— У девок? — переспросил Вадик.

Парни за столом у окна прекратили ругаться и навострили уши.

— Нет, у страусов! — уточнила я.

— Слушай, я не знаю, — занервничал Вадик, смущенный общим повышенным вниманием. — Что ты имеешь в виду? Ноги как ноги… Ну, длинные… Ну, голые… Какие еще? Серые…

— Да хоть фиолетовые в клеточку! Ты скажи, на ногах, на ногах у них что? Ласты?!

— Нет, черевички! — рявкнул Вадик, окончательно выведенный из терпения. — Ты спятила, что ли, какие ласты! Им вообще никакая обувь не положена! Коровница сказала, они даже зимой по снегу босиком бегали!

Я с искренним интересом разглядывала картинку на экране. В интерьере стандартного отечественного птичника с кормушками и поилками экзотические страусы смотрелись несколько неестественно. Вдобавок, усугубляя сходство с гигантскими игрушками, на шее у каждой птицы, как ценник, болтался квадратный картонный ярлычок с именем. «Буш» — прочитала я на табличке ближайшей к объективу камеры птички и хмыкнула: таких «ножек Буша» одной на десять порций хватило бы!

— Вот только мало их, — с сожалением заметила я.

— Всего было тридцать штук, но половина уже сдохла, — со знанием дела сообщил Вадик. — Страусоводы не знают, то ли корма им наши не подошли, то ли климат…

— Еще бы, босиком по снегу! — поддержала я.

Отпечаток незнамо чьего ласта на глинистом берегу пруда не давал мне покоя, так что в конце концов я не выдержала и прямо с работы позвонила Венечке Петрову.

Венечка — мой давний приятель и большой любитель всяческой живности. Начинал он как аквариумист, но декоративными рыбками не ограничился, постепенно обзаведясь довольно приличной коллекцией совершенно неаквариумных жаберных, включая пару двухметровых осетров, каких-то редких лягушек, ящериц и даже удавчика. Потом невесть откуда к этому бестолковому зверинцу приблудились хромой енот, мартышка и плешивый ослик, и, когда Венечкина двухкомнатная квартира стала походить на Ноев ковчег, он ее продал, купил земельный участок и начал строительство «Первого в России частного океанариума». Строительство обещало стать пожизненным, ибо, едва возведя первый этаж, Венечка под завязку набил его питомцами, для улучшения их жилищных условий надстроил второй этаж, заселил и его, затеял мансарду, присобачил к зданию разновеликие пристройки, соорудил крытые сарайчики, открытые загончики — и так без конца.