Наталья Александрова - Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле

Ну правильно — все эти люди не просто ссорились с ней, они причиняли ей куда более ощутимый вред — вот и кара за это была гораздо более серьезной…

До недавнего времени этот самый майор, который теперь занимает кабинет начальника, считал, что она, Надежда, как-то причастна ко всем этим событиям и преступлениям, но она-то сама знала, что не имеет ко всему этому отношения. А значит, никакими реальными, естественными причинами объяснить их нельзя. Следовательно, остаются только причины сверхъестественные…

— Надеюсь, вы не думаете, что я как-то причастна к смерти вашего начальника? — проговорила Надежда, строго взглянув на майора.

Тот побледнел и замахал руками:

— Что вы, что вы, Надежда Николаевна! Ни в коем случае! У вас ведь стопроцентное алиби, вы в это время находились в камере! Кстати, хочу перед вами извиниться. О мертвых, конечно, плохо не говорят, но покойный полковник поступил с вами неправильно, несправедливо… Вы, конечно, можете быть совершенно свободны, можете идти отсюда куда хотите и делать что угодно… вот ваши вещи…

Дятлов выдвинул ящик стола, достал из него вещи, которые отобрали у Надежды при аресте, и придвинул к ней:

— Посмотрите, все ли в порядке… это все ваше… вот здесь распишитесь…

При этом он сам просмотрел перечень изъятых вещей и внезапно переменился в лице.

— Что же это? Тут в списке значится мобильный телефон, а самого телефона и нету! Ну вы не волнуйтесь, Надежда Николаевна, я сейчас же разберусь, найду ваш телефон и накажу виновных!..

— Не стоит, — остановила его Надежда Николаевна, у которой телефон лежал в кармане. — Не ищите. Мне этот телефон надоел, я его давно хотела поменять…

— Да что вы? — удивился майор. — Но все-таки разберусь…

— Не надо! — твердо, с нажимом возразила Надежда.

— Как скажете… — Дятлов пожал плечами, затем перегнулся через стол и прошептал прежним громким шепотом: — Надежда Николаевна, я надеюсь, вы на меня не сердитесь? Я вам не делал ничего плохого, а за свои беспочвенные подозрения приношу извинения… Я ведь ничего плохого не хотел, я действовал в рамках служебной инструкции…

«А ведь он меня боится! — подумала Надежда с непонятным удовлетворением. — Он меня ужасно боится!»

— Так что, — проговорила она, стараясь не показать свое волнение, — я больше не являюсь подозреваемой и могу уехать домой?

— Конечно! Когда вам угодно! — В глазах майора промелькнула радость, он явно хотел как можно скорее отделаться от Надежды Николаевны и забыть ее как страшный сон.

Надежда встала из-за стола, направилась к двери. Ей самой не верилось, что козодоевские приключения подходят к концу.

— Скажите, что я могу для вас сделать? — спросил ее майор, когда Надежда уже взялась за ручку двери. — Я все-таки чувствую свою вину и хочу ее чем-то загладить…

Тут Надежда вспомнила свою сокамерницу Таньку Вареник, которая поддержала ее морально и к тому же сумела раздобыть телефон.

— Отпустите Татьяну! — сказала она через плечо.

— Татьяну? — удивленно переспросил Дятлов. — Какую Татьяну?

— Татьяну Вареник, которая сидела со мной в одной камере. Она ведь ни в чем серьезном не замешана. Что это такое — сидит девушка трое суток, кормят из рук вон плохо, хамят, насекомые у вас там в матрацах…

— Ах эту! — Майор бурно обрадовался, видимо, он ждал, что Надежда потребует от него чего-нибудь невыполнимого. — Не беспокойтесь, я немедленно распоряжусь! И камеру проветрим, вычистим…

И он не обманул: выходя из здания милиции, Надежда нос к носу столкнулась с Татьяной. Та не выглядела нисколько удивленной своим внезапным освобождением. Вместо пальто на ней был старый милицейский китель, судя по размерам, явно Раисин.

— Я же говорила, подруга, что тебя выпустят! — приветствовала Надежду Танька. — А как насчет извинений — были?

— Были! — подтвердила Надежда. — Все, как ты сказала! Оковы пали, темница рухнула, и вот она, свобода… — Она широко повела рукой. — Могу идти на все четыре стороны! А ты, Таня, куда пойдешь и что собираешься делать?

— Да что-нибудь придумаю… — отмахнулась та. — Танька Вареник нигде не пропадет! Индюков вон в гости приглашал — я, говорит, тебя перевоспитывать буду…

— На вот, возьми немножко денег. — Надежда сунула бывшей сокамернице несколько купюр. — У меня и самой не густо, но ведь у тебя совсем ничего нету…

— Да не надо… — Та сперва отмахнулась, но потом все же взяла деньги. — Спасибо тебе. Не знаю, как тебе удалось меня отмазать, но в любом случае спасибо! И желаю тебе, чтобы все у тебя утряслось!

— Ладно, давай прощаться, — рассмеялась Надежда, — а то мы с тобой как в том анекдоте про двух женщин, которые просидели двадцать лет в одной камере, а когда их выпустили, еще час разговаривали на перекрестке!

— Правда? — изумилась Танька. — А что, прикольно…

С этими словами она зашагала к центру города. Надежда проводила ее взглядом и направилась в пансионат.

Сперва она думала, что только заберет там свои вещи, но после вспомнила, что единственный поезд до Петербурга сегодня уже ушел и ей придется провести в пансионате еще одну ночь. Жалко, но что поделаешь…

Она прибавила шагу — и тут столкнулась с Сергеем Сергеевичем.

Он шел, погруженный в свои мысли, и заметил Надежду, только когда буквально столкнулся с ней.

— О, Надежда Николаевна! — Видно было, что он обрадовался встрече. — Я слышал, что с вами случилось, и хотел нанять для вас адвоката. Но смотрю, вас и без моей помощи выпустили.

— Выпустили и сняли все обвинения! Так что я сегодня у вас в городе последний день.

— Что ж, рад за вас! — На самом деле радости в его голосе не было, скорее, в нем звучали печаль и озабоченность.

— Что вас гнетет? Может быть, я могу вам помочь? — спросила Надежда Николаевна, которая была переполнена ощущением собственного всемогущества и хотела делать добро направо и налево.

— Спасибо за доброе намерение, но вряд ли кто-то в силах переломить ситуацию! Честно говоря, я расстроен последними новостями. Комиссия во главе с мэром приняла решение строить дорогу через парк. Значит, старинное имение обречено на снос, а после этого от нашего города ничего не останется… то есть, конечно, останутся бетонные и кирпичные коробки, останутся безликие кварталы пятиэтажек да пара торговых центров из стекла и бетона, но он уже ничем не будет отличаться от сотен невзрачных заштатных городков… он лишится главного — своей души, своей индивидуальности!

Сергей Сергеевич вздохнул и виновато улыбнулся.

— Да что я вас расстраиваю своими проблемами? Вы свободны, ваши неприятности кончились, завтра вы будете дома, с семьей — и я вас с этим поздравляю! Если позволите, провожу вас до дома… то есть до пансионата. Только нам лучше идти в обход, переулками…