Дмитрий Леонтьев - Следствие по-русски-2

— О-о! — обрадовалась Света. — Обслужим, как журналистов. Опыт есть.

— Я о другом. Мы специально вызвали именно вас, потому что вы принимали участие в съемках фильма, — я кивнул на экран телевизора, в котором переплетались немыслимым клубком несколько обнаженных тел. — Мы хотим сделать репортаж о съемках. Наша газета, «Счастье эротомана», хочет напечатать серию репортажей о порнобизнесе в России…

— Нет-нет-нет! — решительно запротестовала Света и даже отступила от меня на шаг. — Это совершенно исключено. Даже разговора быть не может. Приехали делом заниматься, давайте заниматься, а нет — значит, нет.

— А ты не торопись за своего начальника решать, — остановил ее я. — Я думаю, реклама в виде интервью вам совсем не помешает, так? Имена и адреса мы называть не будем, а вот название студии можем упомянуть. Сделка взаимовыгодная. Посуди сама: мы не менты, потому как, если б хотели вашу студию накрыть, то выпасли бы вас всех дня за три-четыре и взяли всех без особых хлопот. Согласись: зная телефон фирмы, это несложно, дело лишь во времени. А мы обращаемся к вам, спрашиваем. Последнее время о русском порнобизнесе говорят как о каком-то страшном разврате, а мы заинтересуем читателя, осветим вашу точку зрения, распишем про то, что настоящие режиссеры и актрисы — это не те, которые «Гамлета» могут поставить да Офелию сыграть, это и детишки в школьном драмкружке могут, а вот попробуй чувства изобразить в постели перед камерой, да так, чтоб зритель поверил. Работа-то не из легких: не каждая может выдержать шесть-восемь часов беспрерывного секса… Вы подумайте. Я понимаю, что вы еще молодые актрисы и на первых порах побаиваетесь своего режиссера, ну а как вдруг ему это нужно? К тому же мы вас не задаром помочь просим. Бесплатно сейчас даже в туалет не пускают. За попытку поговорить с шефом кладем вам по сто баксов, а если дело выгорит, получите еще по двести… Ну как?

— Триста баксов? — задумалась Света. — Хм-м…

— Да нечего здесь думать! — решительно заявила Таня. — Попробовать-то можно. Язык, небось, не отвалится.

— Главное, чтоб он работал, как надо, — заметил я. — Тогда мы вам еще один подарочек сделаем — на эту ночь свободны… Выгодно ведь, а?

— Мы должны посоветоваться, — решилась Света и, поманив пальцем подругу, исчезла на кухне.

Через несколько минут я услышал, как тоненько звякнула трубка снимаемого телефона. Еще минут через десять в комнату вернулась Света.

— А удостоверения у вас есть? — с подозрением спросила она.

Игнатьев протянул ей документ. Внимательно осмотрев удостоверение со всех сторон, она повернулась ко мне:

— А твое?

— Я начальник, — высокомерно ответил я. — Мне нет необходимости носить его с собой. Ты наверняка слышала мою фамилию и читала мои публикации… Я не думаю, что в городе есть человек, который их не читал. Я — Эдвард Апельсинов… Это псевдоним такой.

— Ну, тогда… Тогда пойдем, шеф поговорить хочет.

Я прошел на кухню и снял трубку:

— Доброй ночи. Я представитель газеты «Счастье эротомана» Эдвард Апельсинов.

— Да слышал я, слышал, — ворчливо отозвался в трубке гнусавый голос. — Что это вам в голову взбрело таким образом к нам подбираться?

— А как иначе? — поинтересовался я. — Объявление дать: «Хочу сделать репортаж о съемках эротического фильма»? Или по городу бегать, расспрашивая?

— А почему именно про порнофильмы?

— Актуально. Современно. Пош… э-э… Модно.

— Как узнали о нас?

— Знакомый как-то раз ваших девочек заказывал, вместе с видеокассетами. Вот это меня и натолкнуло на мысль встретиться с вами и поговорить о возможности сделать репортаж.

— Что я буду с этого иметь?

— Не деньги же тебе предлагать, — усмехнулся я. — Будешь иметь… Рекламу будешь иметь. Известность. Правдивый и романтический взгляд на «закрытое искусство». Имен и адресов называть не будем, а вот название студии можем упомянуть.

— Знаешь, что с тобой будет, если подставишь?

— У нас все честно. Газета такой направленности просто не может лгать. А что касается милиции… Я уже объяснял твоим девочкам: вас можно выпасти в пару дней. Сам понимать должен. Милиция так не работает. Я не Шарапов, ты не Горбатый, и у вас не «Черная кошка», чтоб я к вам внедрялся.

— Ладно, слушай сюда. Завтра в десять утра будь у кафе «Снежинка», это в центре, знаешь? К тебе подойдет одна из тех девочек, что сейчас с вами. Проверит. Но учти…

— Я понял, — заверил я и положил трубку. — Вот и все, — сообщил я, вернувшись в комнату. — Завтра будем делать репортаж.

— Зря ты про «Черную кошку» да про Горбатого упомянул, — со смешинкой в голосе сказала Света. — Котя наверняка обиделся.

— Это почему?

— Он горбатый, — пояснила она. — Маленький и горбатый… Противный, просто бр-р!.. Где наши бабки?

Я отсчитал им данные мне спецслужбой деньги и простился:

— До завтра.

— Точно ничего не хотите? — недоверчиво спросила Таня. — А может…

— Пойдем, пойдем, — потянула ее за руку подруга. — Чао, мальчики. Спасибо за приятные беседы. До завтра.

— Зря ты так, — обиженно сообщил мне Игнатьев, когда двери за девушками закрылись. — Деньги уплачены. Могли бы и поглубже узнать эту сторону вопроса. Подойти, так сказать, с профессиональной точки зрения. Что за «облико-морале»? Конец двадцатого века на дворе, не пуритане же…

— Как тебе сказать… Видишь ли, я очень люблю свою жену.

— Не понял? Ее же здесь нет?

— Дело в том, что я ее люблю, даже когда ее здесь нет, — пояснил я. — Саша, а зачем ты всем этим занимаешься? Грязная ведь работа. Если умеешь сочинять, то разменивать себя на такую дешевку просто глупо. Карьеры на этом не сделаешь, денег тоже, а прочие вопросы… Они далеки от настоящей литературы.

— Есть еще Эммануэль Арсан и Шодерло де Лакло, — напомнил Игнатьев. — А они ведь не о трепетном чувстве первой любви писали.

— Лакло другие цели преследовал. Это был для него способ выразить свое отношение, оптимальный вариант показать эту сторону жизни. Ты же помнишь, как заканчиваются «Опасные связи» и какая окраска выбрана для всего повествования. Лакло, Бунин, другие мастера их уровня способны заинтересовать, увлечь, заставить думать и чувствовать одновременно, а все, что выливают на нас сейчас, способно вызвать лишь гадливое отвращение. По мне, так «Унесенные ветром» во сто крат эротичнее всех этих польских и голландских секс-эпопей. Секс — это естественная часть культуры, а вот голый зад голубого на обложке журнала — это как-то… «по-голубому».

— Скажу я тебе одну вещь, — кивнул Игнатьев, и его лицо стало каким-то другим. Исчезли наигранность, нагловатость, слащавость. Передо мной сидел серьезный, неглупый и, видимо, очень усталый человек. — Писать можно по-разному, — сказал он. — Можно и дьявола положительным героем сделать. Если есть силы и желание, можно много и успешно работать в жанрах фантастики, мистики, детектива, историческом и авантюрно-приключенческом. Можно описать секс как грубую и ничем не прикрытую похоть, а можно описать истинную, тяжелую, сложную, многогранную, но такую прекрасную любовь. Можно вызвать смех, а можно отвращение или слезы. Нет, Коля, за эту похабщину сейчас деньги платят. И ее берут. А «Братья Карамазовы», «Игрок», «Идиот», «Белая гвардия», «Война и мир», «Анна Каренина» и подобные им шедевры принадлежат узкому кругу читателей. Россия всегда была самой читающей страной. Сейчас она стала самой «листающей» страной. И знаешь, что? Может быть, так и надо. Может быть, это и правильно. Может быть, даже надо еще больше этого дерьма, сделать его еще вычурней, рельефней, пахучей… Накормить им досыта, до отвращения, до омерзения. Вот ты им уже наелся, а сотни и тысячи таращатся на него, как на диковинку, как на «запретно-сладкое», стремясь налопаться им до отвала — а вдруг опять отберут?