Дарья Донцова - Шекспир курит в сторонке

– И меня примут? – с недоверием осведомилась Тряпкина.

Я кивнула:

– Непременно.

Но Зинаида никак не могла избавиться от подозрительности.

– На фига тебе мне помогать?

Я убрала блокнот на место.

– Испытываю неудобство из-за того, что лишила тебя работы. Хоть ты по своей инициативе написала заявление об уходе, но катализатором послужил мой визит. Чего ты испугалась? Почему не стала со мной разговаривать?

Зинаида опустила голову.

– Решила, что это Борис меня отыскал. Много ума тут не надо. Я устроилась в бабушкиной избе, адрес ему известен. Мысли так пошли: я Ветошь на дверь плюнула и сдуру секретарше свою фамилию назвала, крикнула: «Зина Тряпкина забегала, пусть твой начальник со мной свяжется. Живу на прежнем месте!» Еще про долг сказала. Думала, Борис подослал вас, чтобы мне плохо сделать. Как? Не знаю, но плохо. Он может! И разговор про наследство враки, мне не от кого деньги получать!

Я поднялась.

– Звони Белкиной завтра в восемь утра, будь готова в Москву ехать. Скорее всего Ольга сразу велит на работу выйти. И никогда не прогоняй того, кто хочет с тобой поговорить. Вдруг он поможет? Понимаю, твой жизненный опыт свидетельствует об обратном, но хороших людей на свете больше, чем плохих.

– Хороший человек, почуяв для себя опасность, тут же становится дерьмом, – отрезала Тряпкина.

Первый, на кого я наткнулась в офисе, был Димон.

Я заговорщицки подмигнула ему:

– Ты жив?

Коробок почесал ухо, в котором висело не менее десяти колечек.

– Местами.

– Надеюсь, мозг не задет и правая рука способна передвигать мышку, – серьезно продолжила я, – остальные части твоего тела мне без надобности.

Димон протянул руку к пакету с чипсами.

– День прошел жутко. Это платье!..

– Лапа выбрала наряд? – обрадовалась я. – Какой?

Коробок развел руки в стороны:

– О!

– Отличное описание, – одобрила я.

– Еще цветы, – сообщил жених. – Каро заказал букеты. Одну розу Лапуле.

– Шикарно, – восхитилась я, – весьма утонченно, не то что у некоторых дизайнерские клумбы!

– Мне пару гвоздик, – добавил Димон, – красных.

– Похоже, у Карфагеныча своеобразное чувство юмора, – хихикнула я.

– Не вижу ничего смешного, – надулся хакер. – Я буду как кретин с двумя цветуями в кулаке.

Я закашлялась. Сколько лет Коробкову – тайна, покрытая мраком. С другой стороны, что такое возраст? Отнюдь не количество прожитых вами лет. Кое-кто, едва справив четвертьвековой юбилей, уже превратился в глубокого старца, живет в монотонном режиме: работа – дом – телевизор – сон. А хакеру, по моим подсчетам, сейчас около шестидесяти, но по духу он совсем юный подросток. В области Интернета и всяческих технических новинок Димону нет равных, в Сети он может все. Но, очутившись в реальном мире, Коробок теряется. Поход в магазин за продуктами для него мука мученическая. Один раз он долго стоял перед коробками с яйцами, потом спросил:

– Тань, почему одни «диетические», а другие «столовые»? Первые для тех, кто хочет похудеть? А вторые?

Мне пришлось растолковывать Коробку, что яйца подразделяются по степени свежести. Те, что снесены недавно, гордо именуются «диетические». Хорошо, что у нашего компьютерного интеллектуала есть Лапуля, которая занимается бытовыми вопросами. И во всяких народных обычаях, как я успела выяснить, беседуя с женихом про подвязку, он не сведущ. Скорей всего, Димон не знает, что четное количество цветов в России принято нести исключительно на похороны. И о чем свидетельствуют две гвоздики, заказанные Каро Финогеновичем для жениха?

– Рад, что развеселил, – мрачно сказал Димон.

– Ну, взбодрись, – приказала я, – впереди тебя ждут радостные события, свадьба, рождение малыша.

– Угу, – протянул Коробок, – обратной дороги нет.

– В смысле? – не поняла я. – Ты не хочешь жениться?

Хакер взял со стола тонкую «денежную» резинку и стянул длинные волосы в хвост.

– Я отлично отношусь к Лапуле, созрел для роли отца. Но, понимаешь, брак – это как запертая дверь. А у меня клаустрофобия, нужно, чтобы створка стояла открытой, иначе я заболеваю. Почему женщинам необходим штамп в паспорте? Что он решает? Если мужчина тебя любит, печать его чувства не усилит. Я сейчас ощущаю себя мышью, которую шваброй загнали в угол и велели: а ну, люби тряпку на палке, она с тобой теперь будет всегда!

Я засмеялась.

– К клаустрофобии твое состояние никакого отношения не имеет. Оно называется мужская трусость и охватывает почти каждого представителя сильного пола перед свадьбой. Потерпи, на следующее утро после бракосочетания ты ощутишь себя по-иному. Неужели ты мечтаешь всю жизнь провести бездетным, совершенно никому не нужным холостяком, который питается быстрорастворимым пюре?

– То, как хорошо быть бездетным, никому не нужным холостяком, питающимся быстрорастворимым пюре, становится понятно лишь после того, как ты получишь из рук законной супруги горячий ужин, – пробормотал Димон.

– О чем беседуете? – осведомился Федор, входя в комнату.

– О превратностях семейной жизни, – ответил Коробок. – Федя, что лучше: жить в браке или вне его?

– Не мне быть экспертом в столь сложном вопросе, у меня нет опыта совместного, оформленного по закону проживания с женщиной, – признался Приходько, – не до женитьбы мне пока.

Вот вам еще один противник штампа в паспорте!

– Отвратительно, – не выдержала я, – какая вам разница, есть печать в паспорте или нет? Поставьте ее и живите дальше спокойно.

– Не получится, – возразил шеф, – регистрация отношений удивительно влияет на женщину, могу привести массу примеров, и все плохие. Жили себе мои приятели Гена и Лена десять лет, не ссорились, потом ей захотелось праздника, Гена согласился. Расписались, и началось! Елену словно подменили. Начала деньги требовать, твердит безостановочно: «Муж обязан», «Супруг должен жену обеспечивать». А до этого много лет всем довольной казалась.

Коробок издал протяжный стон. Шеф отечески похлопал его по спине:

– Ну-ну, вдруг у тебя обойдется и ты станешь счастливым исключением из правил?

Димон принялся нервно чесать шею.

– Давайте вернемся к рабочим вопросам, – предложила я. – Зинаида Тряпкина, похоже, в этой истории ни при чем.

– Докладывай, – велел шеф.

Когда мой рассказ иссяк, Приходько побарабанил пальцами по столу.

– На светлом облике Бориса Олеговича появилось черное пятно.

– Вероятно, их много, таких пятен, – подхватил Димон. – Я не верю, что человек может совершить одноразовую подлость. Либо он делает гадости, либо нет. Зинаида боялась адвоката, ее опыт общения с российскими следственными и судебными органами и исправительной системой велит ей сидеть тихо. Тряпкина не верит в торжество справедливости и давно ее не ищет. Но нашелся другой, более смелый человек, обиженный до печенок Борисом.