Дарья Донцова - Рваные валенки мадам Помпадур

Медов вскочил:

– Кто? Любаша?

Я кивнула, врач забегал по комнате.

– Это невозможно!

– Почему? – тут же спросила я.

Олег Евгеньевич замер у окна.

– Ну как я вам объясню? Потому. У Любы не было суицидальных наклонностей. Никогда.

– Вы уверены? – уточнила я.

Психотерапевт молча подошел к креслу и сел.

– Я веду Любашу с подросткового возраста и в курсе всех ее метаний. Поверьте, она не тот человек, который мог лишить себя жизни, скорее уж…

Медов примолк.

– Что? – переспросила я. – Скорее уж она сама кого-нибудь убьет? Вы в курсе, да?

– Чего? – поразился Олег Евгеньевич.

– Не могу похвастаться, что назубок знаю законы, – вздохнула я. – Что обязан предпринять психотерапевт, если клиент во время сеанса в деталях живописует, каким образом лишил жизни коллег по работе и жену своего любовника? Добавьте сюда до кучи изнасилование Галины Бутровой, смерть Геннадия Васькина, кончину деда Назара – и станет ясно: вы покрывали серийную убийцу.

– Как правило, преступники подобного толка мужского пола, – бормотнул Олег Евгеньевич.

– Встречаются исключения, – не сдалась я, – мне необходимо знать про Любу все.

Медов молчал. Я вспомнила совет Лизы:

– Боюсь, Чубуков обидится, когда до него дойдет, что вы не захотели мне помочь.

Психотерапевт поднял руку:

– Я всегда выполняю свои обязательства. Сейчас просто пытаюсь сообразить, как лучше вам растолковать суть проблемы, объяснить простым, ясным языком, без употребления заумных терминов. Психологи обожают говорить на собственной «мове», это делает их отличными от простых людей.

– Давайте поговорим об этом, – усмехнулась я.

Олег Евгеньевич оперся ладонями о свои колени.

– Хорошо, начнем от печки.

Когда Мария Николаевна попросила коллегу по работе проконсультировать ее дочь, опытный невропатолог и начинающий психотерапевт Медов не подозревал, с проблемой какого масштаба он столкнется. Люба была озлобленным, мрачным, неадекватным подростком. Девочка внешне не демонстрировала агрессивности, но внутри у нее бушевал вулкан. Любу обижали все, например одноклассники, которые подшучивали над ней. Ну над кем из нас не посмеивался сосед по парте? Кнопки, насыпанные на стул, спрятанный портфель, обидные прозвища, жвачка, засунутая в волосы, – все это мелочи. Любу не травили, не издевались над ней, но любое проявление, как ей казалось, неуважения вызывало у Казаковой горькую обиду. У нее начисто отсутствовало такое качество, как самоирония, и всегда было плохо с чувством юмора. Как правило, дети разбираются с обидчиками просто: затевают драку. Выяснив отношения в бою, школьники напрочь забывают об обиде и на следующей перемене бегут с недругом вместе в буфет.

Люба была иной. Она замыкалась, делалась мрачной, старательно обходила стороной того, кто наступил ей на мозоль, держалась букой. Казакова никогда никого не прощала, обиду запоминала на всю жизнь, обдумывала планы, как накажет человека, мечтала о неприятностях, которые рухнут на голову одноклассника или учителя. Рано или поздно Любочке предоставлялся шанс – и, будьте уверены, она им пользовалась. Самую большую радость Казакова получала в тот момент, когда, свершив возмездие, говорила:

– Помнишь, как ты обидел меня?

– Нет, – лепетала жертва.

– Когда нам было восемь лет, ты на празднике, посвященном Новому году, отнял у меня подарок, – объявляла Казакова.

– Это было во втором классе, а сейчас мы в десятом! – поражался поверженный враг.

– И что? – прищуривалась Люба. – Значит, все забыть?

Наверное, очень трудно дружить с таким человеком, как Люба. Но и самой девочке приходилось совсем не просто. Ей казалось, что мир ополчился против нее, все стараются ущемить ее. Представьте, что не способны забыть тетку, которая двадцать пять лет назад наступила вам в трамвае на ногу и брякнула:

– Встала в проходе, дура!

Думаю, в биографии любого человека есть не одна подобная встреча. Любочка постоянно помнила даже о таких мелочах. Согласитесь, это ужасно.

Олегу Евгеньевичу пришлось потрудиться, прежде чем он нашел подход к Любаше. Психотерапевт понял, что акт мести для его подопечной сравним с физиологическими отправлениями. Если вы до дрожи хотите пить, есть или испытываете необходимость посетить туалет, бесполезно выслушивать от людей советы вроде: «Не следует пить воду, она не из фильтра, не бросайся на гамбургеры, они вредны, не ходи в уличный сортир, там грязно». Человек кинется к крану, схватит бутерброд с котлетой и наплюет на чистоту в туалете. На то они и физиологические отправления. Жажда наказать обидчика была у Любочки именно такого сорта. Ее толкало в спину чувство, напоминающее голод. Утолив его, Люба перечеркивала страницу, становилась равнодушной к тому, кто получил по заслугам. Она никогда не преследовала жертву – образно говоря, наедалась и относила пустую тарелку на кухню.

Путем долгой работы Олегу Евгеньевичу удалось избавить подопечную от разрушительной мстительности. Как он этого добился? Ответ покажется вам слишком простым: Медов посоветовал Любе завести дневник и тщательно планировать в нем акт возмездия. Не мстить на самом деле, а фантазировать на эту тему. Пришлось потратить немало усилий, чтобы девушка освоила методику и поняла, что ей от сочинительства делается легче. Люба вошла во вкус. Каких только смертей она не изобретала для обидчиков! Сначала просто вешала их, четвертовала, топила, травила, душила, расстреливала. Затем начала придумывать изощренные пытки. В конце концов из-под пера Любы стали выходить настоящие романы. Она сообразила, что не интересно просто сбросить врагу на голову кирпич. Все завершится слишком быстро. А вот если сначала убить у обидчика жену, детей, родителей, устроить ему скандал на работе, лишить его самого дорогого, вот тогда можно оставить объект в покое. Пусть живет и мучается каждый день воспоминаниями о тех, кого лишился.

Поймите правильно: Любочка никогда не воплощала фантазии в жизнь, они оставались на бумаге. Внешне девушка похорошела, стала стройной, потому что прекратила заедать злобу пирожными, изменила прическу и научилась улыбаться. Большинство людей считало Любочку милой, даже очаровательной, о темных демонах не знал никто, кроме Олега Евгеньевича.

– Даже Мария Николаевна? – уточнила я.

– Она в первую очередь. Чем роднее человек, тем менее вероятно, что личность, подобная Любе, перед ним откроется, – пояснил Медов.

Когда Казакова успешно поступила в институт, психотерапевт посчитал свою миссию выполненной, распрощался с подопечной, сказав ей:

– Всегда готов тебя выслушать и помочь, если понадоблюсь, звони и приходи без стеснения, но сейчас тебе следует жить без костылей, чью роль исполняю я.