Дарья Донцова - Рваные валенки мадам Помпадур

На следующий день почти все газеты Франции опубликовали фото российской актрисы с подписью: «Лучшее платье фестиваля приехало из страны медведей», «Советские кутюрье заткнули за пояс мировую моду», «Теперь никто не верит, что русские носят лапти» – такие заголовки кричали со всех полос. Журналисты пытались выяснить, из чего сделаны потрясающие серьги, но актриса лишь томно вздыхала и отвечала: «Это секрет. Если расскажу, он перестанет быть секретом».

Ну не могла же она открыть правду: «Алексей взял пинг-понговые шарики, обтянул их материей, обмазал клеем, обвалял в битых елочных игрушках и подвесил на два обрывка старой цепочки. А платье смастерил из подкладочной ткани, ее, слава богу, в Москве полно» [26].

После возвращения актрисы домой к деду стал рваться весь бомонд и политическая элита.

– А когда он умер? – не останавливался Ваня. – Изабелла Константиновна ведь не владела искусством кройки и шитья. Как она поднимала дочь, а потом внучку? У нее были богатые любовники?

Я замахала руками:

– Никогда. Бабуля хранила верность мужу даже после того, как тот ушел в могилу.

– Вы голодали? – упорно гнул свою линию Ваня.

– Это допрос? – хмыкнула я. – Что за интерес у тебя к биографии бабули?

Иван потер ладонью лоб:

– Пытаюсь разобраться. Мишка говорил, что вы монстры под стать Варбакасу. Он собрал материал, кучу всего про Юрьеву узнал. Я согласился ему помочь, а сейчас… ты мне нравишься.

До меня со скоростью больной гусеницы доползло понимание:

– Михаил копал компромат на бабулю? Немедленно объясни, что происходит!

Ваня прикрыл ладонью глаза.

– Ты уверена, что хочешь это знать? Иногда лучше не рыться в прошлом родственников – ненароком вытащишь из могилы оборотня. У меня нет желания поссорить тебя с Изабеллой Константиновной.

– Даже если Белка продала врагу все государственные секреты, моя любовь к ней не станет меньше, – твердо произнесла я. – Не льсти себе, у тебя не получится нас расколоть.

На лбу Ивана прорезалась глубокая вертикальная морщина.

– А если ты выяснишь, что Белка всю жизнь тебя обманывала?

– Для тебя хозяйка «Кошмара» – не Белка, – сурово сказала я, – мою бабушку зовут Изабелла Константиновна. Усек?

– Угу, – кивнул Ваня, – понял. Ладно, расскажу, но чур без обид! Не очень-то я хотел вываливать перед тобой некрасивую историю.

– И поэтому приперся посреди ночи в мою спальню? Ты трясешься от желания ее рассказать, – возмутилась я, – вот и начинай!

Иван оперся ладонями о колени.

– Иес, слушай.

Родство Вани и Миши – не из самых близких, они, как уже говорилось, сыновья двоюродных братьев. Но отцы мальчиков дружили и жили в соседних квартирах, на одной лестничной клетке, что сделало их отношения еще более крепкими. Зина и Николай, родители Вани, обожали природу, часто ходили с приятелями в турпоходы, пели песни под гитару, сочиняли стихи. Андрей, отец Михаила, разделял увлечение родственников, никогда не упускал возможности взять рюкзак и поехать, допустим, в Долину гейзеров. Таня, его жена, не испытывала страсти к путешествиям, предпочитала оставаться дома, но никогда не ограничивала мужа. Когда Ване и Мише исполнилось по четыре года, Зина, Николай и Андрей укатили летом в Грузию – их пригласил на свадьбу один из друзей. Мальчики были еще слишком малы, чтобы принимать участие в застолье, а Таня привычно отказалась поехать. Впрочем, в тот раз, кроме нежелания тащиться в поезде в плацкартном вагоне, а потом петь, плясать и веселиться в шумной компании, у нее была веская причина не покидать Москву: ее мать, Кристина Петровна, сломала ногу и требовала постоянного ухода.

Из грузинского села никто в Москву живым не вернулся. С гор сошел селевой поток и похоронил деревушку под слоем грязи. Кристина Петровна и Таня взяли к себе Ваню и стали воспитывать двух мальчиков.

С раннего детства Иван знал: его отец виноват в смерти Андрея и Зины. Бабушка Кристина почти каждый день повторяла: «Умирать мне пора, но как сирот бросить? Погибнут они без присмотра. А все Николай! Он жену научил из дома уезжать, внушал ей: «Человеку нужна свобода, самовыражение в творчестве». И что, досамовыражался, дописался стихов, добренькался на гитаре! Ладно бы один в Грузию подался – его жизнь, он за нее и отвечает! Так нет же! Видишь ли, захотел родственников осчастливить, таскал их с собой по болотам и горам, прихватил Зиночку и Андрюшу. Детей осиротил! Ну почему я его гитару не разбила и самого из нашей семьи не выгнала?»

«Мама, пожалуйста, не надо», – тихо просила Таня.

Но слова дочери лишь злили бабушку, и та налетала на Татьяну с укором: «А ты еще хуже! Разрешала мужу на недели из семьи уезжать! Разве это правильно? Хорошая жена не позволит супругу по полям шастать. Чем он там по ночам у костра занимался? Прояви ты жесткость, не пришлось бы нам сейчас двух мальчишек на горбу тащить!»

Ваня рос под грузом того, что его отец не очень-то хороший человек и когда-нибудь бабе Кристине и тете Тане надоест заботиться о сыне виновника смерти Андрея. Правда, тетя Таня относилась к Ивану, как ко второму сыну, а бабушка, попричитав, шла готовить мальчикам плюшки. Кристина Петровна работала переводчицей, она свободно владела немецким, а вот на русском говорила с легким акцентом. Бабушка была медсестрой, на войне ее ранили в челюсть, отсюда и акцент, в Москву она приехала сразу после окончания Великой Отечественной войны и осела в столице. Что случилось с дедушкой, куда он подевался, Кристина не рассказывала. Таня тоже не распространялась про своего отца, да Миша с Ваней ее и не расспрашивали. У них, несмотря на трагедию, произошедшую с Зиной, Николаем и Андреем, было счастливое детство, о дедушке они никогда не думали.

Кристина Петровна много работала, Таня сидела дома, занималась детьми. Бабушке было трудно одной обеспечивать семью, но она говорила дочери: «Детский сад – зло. Я не позволю сдать мальчиков как чемоданы в камеру хранения. Это люди, а не дорожные сумки. Школа тоже концлагерь, но без аттестата нельзя. За парту Миша и Ваня сядут, а в сад их не отдадим».

Таня слушалась властную мать, не возражала ей. Кристина Петровна умерла, когда внукам исполнилось по двенадцать лет. Старуха понимала, что ее дни сочтены, и велела привести мальчиков в больницу. Когда они вошли в палату, бабушка сказала дочери: «Оставь нас».

Всегда тихая Татьяна неожиданно возразила: «Мама, не надо!» «Иди!» – решительно велела Кристина Петровна.

Таня покорно направилась к двери, но на пороге притормозила и спросила: «Ты же не собираешься рассказать детям о…»

Кристина Петровна поморщилась: «Держишь мать за дуру? Нет, ты сама им правду откроешь, если захочешь!»