Дарья Донцова - Лебединое озеро Ихтиандра

Домоуправу стало жаль Варгину. Если вдуматься, не очень-то счастливая судьба досталась женщине. Она полюбила Михаила, помогала ему ухаживать за больной женой, заботилась о его детях, своих не родила, была в унизительном положении любовницы. А едва стала законной супругой, как муж скончался, и пришлось ей обихаживать идиота Костю и его злобную сестру.

– Успокойся, – вздохнула бухгалтер, – Маринка тебя не тронет. Тот, кто хочет причинить вред другому, наносит удар без предупреждения.

– Ты ее не знаешь, – зашептала Таня, – Марина садистка, получает удовольствие, наблюдая за чужими мучениями. Сначала прикидывается милой, приятной, в подруги навязывается, а когда ей о своих мечтах или бедах поведаешь, вот тут ты и попала. Она начнет пугать. Со мной так и вышло. Первое время я на нее нарадоваться не могла – по крови чужая девочка, а по душе роднее родной. Я расслабилась, много чего ей про себя растрепала, про бабушку и маму…

Варгина начала задыхаться. Ангелина кинулась за водой. Когда она принесла бутылку, Татьяна уже справилась с удушьем и тихо плакала. Увидев испуганную домоуправа, она прошептала:

– Очень боюсь умереть! Едва подумаю о смерти, как сердце биться перестает, спина холодеет, уши, наоборот, горят… дыхание останавливается.

– Все люди боятся смерти, – вздохнула Ангелина. – Я тоже при мыслях о ней радости не испытываю.

Таня выпрямилась.

– Нет, ты не поняла. У меня и мама, и бабушка до пятидесяти не дожили. Бабуля за год до кончины стала слышать голоса, у нее развилось психическое заболевание, она с собой покончила. Голос ей приказал с балкона спрыгнуть. Маме тогда было четырнадцать, она воспитывалась до восемнадцати в детдоме. Когда я пошла в десятый класс, мамочка заболела, у нее в мозгу, как она объяснила, поселился чужой, он диктовал ей свою волю. В конце концов мама повесилась. Мне тогда едва стукнуло девятнадцать. Слава богу, я в приют не попала.

– Ужасно! – пробормотала Ангелина. – Ты никогда об этом не рассказывала.

Таня неожиданно улыбнулась.

– О таком не болтают. На свете лишь два человека правду знали – Миша и Марина. Муж умер, кто остался? Девчонка не успокоится, пока я на самом деле с ума не сойду. Вот почему я хочу сбежать в Латвию. Из другого государства ей до меня не дотянуться.

Ангелина Петровна замолчала.

– И вы помогли Татьяне?! – скорей утвердительно, чем вопросительно сказала я.

Домоуправ кивнула.

– Да. Подробностей не расскажу, но я быстро провернула дело, действовала тайно, как шпион. Сама бумаги оформила, сама их по кабинетам носила. Татьяна вела обычный образ жизни, с работы домой, иногда в магазин. Мы боялись, что Маринка следит за ней, увидит, что та к нотариусу пошла, и забеспокоится. Но нам удалось мерзавку вокруг пальца обвести. Хорошо, что покупателем Юрий оказался, он хозяйственный! За обгорелую спичку удавится. Очень обрадовался, когда узнал, что Таня ничего из квартиры забирать не хочет, ни мебель, ни посуду. Утром Варгина ушла, будто на службу, с небольшой сумочкой. А сама села в самолет и улетела в Ригу. Вечером Юра хоромы занял.

– Вы Штирлицы! – выпалила я.

– Натуральные шпионы, – улыбнулась Ангелина.

– И где сейчас Таня? – поинтересовалась я.

Ангелина прикрыла глаза и стала похожа на черепаху.

– Не знаю. Может, в Прибалтике, а может, куда еще подалась, отношений мы не поддерживаем. Костя в интернате, а где Марина, я понятия не имею и иметь не хочу.

– Она не предъявляла вам претензий по поводу квартиры? – удивилась я.

Домоуправ похлопала ладонью по карточке, которую в начале беседы достала из картотеки.

– У нее ничего не получится.

– Почему? – не поняла я.

Ангелина прищурилась.

– Не важно. Но я не дура. Документы так оформлены, что ни один адвокат не подкопается. Так чего ты хочешь? Найти сестру Кости или провернуть сделку с квартирой? В любом случае с тебя вторая половина денег, я рассказала все.

Я полезла за кошельком, Ангелина Петровна нежно взяла купюры, уложила их в сумку и сказала:

– Дам тебе совет. Не ищи Маринку. Она, правда, к Косте хорошо относилась, если эта девка способна на любовь, то именно это чувство испытывала к брату. Во всяком случае, мне так казалось. Да, видно, не очень сильна привязанность-то. После ухода отсюда Марина о Косте не вспоминала. Возьми любую девушку, нарисуй ей шрам на брови и скажи идиоту: «Вот Ари, она к тебе приехала». Он поверит, а с настоящей дочерью Михаила Николашкина тебе лучше не связываться.

Меня охватило беспокойство.

– Шрам?

Ангелина постучала пальцем по карточке.

– Марина лет в четырнадцать упала, бровь рассекла, сильно поранилась. Михаил ее отвез к пластическому хирургу, испугался, что девочка будет изуродована. Николашкин не пожалел денег, Марине врач наложил шов, потом он его шлифовал, в результате следа почти не осталось, на брови получилась только небольшая проплешина, там волосы не растут и, что интересно, косметика не держится. Таня переживала, покупала падчерице тушь, подводку, но без толку. Нарисует Маринка ровную дугу, через десять минут снова лысинка светит. Зря Миша дочкиным капризам потакал, она потом к этому хирургу как в школу носилась. Сейчас покажу. Вот.

Передо мной оказался альбом, Ангелина перелистала страницы и указала на большой снимок.

– Это Марина в пятом классе. А это в девятом. Они с моей дочкой вместе учились, школа хорошая, каждый год там устраивают праздник «Мой двор». У нас собираются, концерт готовят дети из разных домов, но у нас большая площадка есть, потому веселятся на нашей территории. Мы ставим скамейки, слушаем песни, смотрим самодеятельные спектакли, ну и фоткаемся на память. Здорово она изменилась?

Я посмотрела на круглолицую, весело улыбающуюся девочку с двумя хвостиками, потом на блондинку с короткой стрижкой и вздрогнула.

– Это Марина?

– Да, да, – кивнула Ангелина. – Волосы перекрасила! А еще…

У меня в голове зазвенело. Слова домоуправа про шрам меня слегка насторожили, но сколько в Москве женщин с такими отметинами? Бровь легко повредить пинцетом. Захочешь придать ей красивую форму, уцепишь волосок вместе с кожей – дернешь и потом до конца дней будешь замазывать проплешинку. Крошечный шрам над глазом не самая лучшая примета, но сейчас у меня не осталось сомнений. Марина Николашкина – это одетая в пронзительно-красный наряд женщина, налетевшая на меня со словами: «Я твоя хозяйка».

– Здорово она изменилась, – не подозревая о произведенном на меня впечатлении, частила Ангелина. – Поправила нос и в губы гель вкачала. Нельзя ребенка так баловать! Михаилу следовало Марине категорично «нет» сказать, но он доченьку жалел! Ну как же, матери лишена. Вот и избаловал до одури! И денег небось кучу отдал.