Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды

Внутри обшарпанного помещения невыносимо воняло кошачьей мочой, но мне было все равно. Сняв перчатки, я взялся за батарею и почувствовал, как тепло проникает сквозь ладони. Внезапно на лестнице показалась старуха и заругалась:

— Ишь, устроился, ступай отсюдова во двор ссать. Нечего из подъезда сортир делать!

— Я греюсь.

— Брехун, — выплюнула милая старушка, — навонял тут.

Ее толстое, помятое лицо излучало гнев, маленькие глазки злобно поблескивали из-под набрякших век. Я оторвался от батареи и пошел вверх. Сначала заглянул к Лене, которая первого января в такой мороз явно сидит дома.

Дверь без всяких вопросов распахнула девочка лет двенадцати. Лениво двигая челюстями, она, обдав меня запахом мятной жвачки, поинтересовалась:

— Что надо?

— Можете позвать Лену?

— Маманька на работе.

— Ужасно, — совершенно искренно возмутился я, — в такой жуткий холод торгует на улице.

— Жрать-то завсегда охота, — философски пояснила девчонка, — мамашке семьдесят рублей в день дают, не выйдет на точку — ни фига не получит! Да вы, дяденька, ступайте за угол, она там кукует.

— До которого часа?

— В восемь свернется.

Я вздрогнул. Стоять на пронизывающем ветру десять часов, не имея возможности нормально поесть и согреться, получая за каторжный труд семьдесят рублей? Ей-богу, мне здорово повезло в жизни.

— Не подскажете, Евдокия Петровна в какой квартире живет?

— Жаба? Прямо под нашей, — ответила отроковица и с треском захлопнула дверь.

Я пошел по ступенькам к той, кого Катя и дочь Лены называли жабой.

Надо сказать, что Евдокия Петровна и впрямь напоминала лягушку. У нее были слегка выпученные глаза и большой рот, сходство довершал темно-зеленый халат, в который куталась бабушка. Скорей всего, у нее проблемы со щитовидкой, я бы на месте родственников старухи сводил ее к эндокринологу.

— Тебе чего, милок? — весьма приветливо осведомилась Евдокия Петровна. — Чем торгуешь?

Внезапно я ляпнул:

— Милиция, разрешите войти?

— Конечно, — засуетилась хозяйка, — скидавай ботинки, держи тапки. Экая у тебя куртенка жидкая, прямо на рыбьем меху; платят небось мало, хорошую вещь не купить. Замерз, поди, хочешь чайку с мороза?

Я влез в засаленные шлепанцы и с благодарностью ответил:

— С удовольствием.

Бабулька препроводила меня на кухню, капнула в огромную чашку заварки, щедро долила кипятку и, поставив передо мной светло-желтую жидкость, велела:

— Клади сахар, не стесняйся.

Я обхватил кружку озябшими ладонями. Я пью всегда очень крепкий чай, почти черный, на худой конец красно-коричневый. К такому, который сейчас радушно предлагает Евдокия Петровна, не притронулся бы ни за что, но он был горячий, а я заледенел до самого желудка. Глотнув пахнущее веником пойло, я строго спросил:

— Можете рассказать, что слышали, стоя под дверью квартиры Беаты Быстровой?

— Вот страсть господня! — всплеснула руками бабуся. — Просто жуть! Убили девку-то! Зарезали! Ножом! Всю истыкали!

— Откуда вы знаете?

— Так Петька рассказал, участковый наш, он в квартиру входил! Кровищи вокруг, говорил, море!

Я молча глотал слегка подкрашенный напиток. Очевидно, этот Петька не очень заботился о такой вещи, как тайна следствия!

— Жуть страшная, — продолжала балабонить старушка, как все пожилые люди, она обожала быть в центре внимания, — ни отмыть, ни оттереть. Теперича людям ремонт делать придется.

— Кому?

— А не знаю, тем, кто туда въедет, наследникам. Уж не останется комната без хозяина, — выпалила на едином дыхании Евдокия Петровна. Потом она наклонилась ко мне и зашептала, крестясь: — Сейчас молодые не сильно-то в нечистую силу верят. Все у них компьютер да телевизор, а я тебе так скажу: в той квартире нехорошо, дьявольское место!

Понимая, что бабушка не остановится, пока не выговорится, я спросил:

— Почему вы так думаете?

— Сам посуди, милок, — затараторила хозяйка, — жила там семья, Евгения Львовна, Семен Андреевич и детки ихние, Паша и Галя.

— Вчетвером в одной комнате?

— Так квартирку Семен получил от завода. Еще неженатый был, вместе с отцом и въехал. Ох, с Андрея Семеновича все началось, про него забыла!

— Что началось? — Я начал терять нить разговора.

— Ты не перебивай, экий торопыга, право слово! — рассердилась бабка. — Дай по порядку-то изложить! Значитса, только они въехали, года не прожили, мебелю еще хорошую купить не успели, как Андрея Семеновича машина сшибла. Аккурат в нашем дворе. Он на лавочке скучал, курил себе спокойненько, а тут мусорщик вылетел и задом скамеечку обвалил. Шофер пьяный оказался, посадили его потом, только что толку? Мужика не вернуть.

Я внимательно слушал старуху. После смерти отца Семен женился, у него родились дети-погодки, казалось, все хорошо, но неожиданно грянуло несчастье. Заболел сын. Мальчика пытались лечить, но он умер, не успев справить пятый день рождения. Семен Андреевич и Евгения Львовна просто почернели от горя и всю свою любовь отдали дочери. Мать ни на шаг не отходила от девочки, водила везде за руку, но не уберегла. Галя скончалась в восемь лет от лейкоза. После всех обрушившихся на семью несчастий Семен начал пить горькую и однажды зимой просто замерз на улице, упал пьяный в сугроб, заснул и не проснулся. Евгения Львовна превратилась в истовую богомолку. В любое время года она носила черное пальто до пят и повязывала голову платком. Мимо соседей бедняжка проскальзывала тенью, никогда не здоровалась, но люди не осуждали, а жалели несчастную женщину. Впрочем, она пережила мужа на двадцать лет. Умерла совсем недавно.

Устав от ненужных сведений, я довольно резко спросил:

— Ну и что?

— Как это? — возмутилась старуха. — Чего глупость спрашиваешь? Не успела она на тот свет перекинуться, как в квартиру Беата въехала, и что вышло? А? Нет, точно дьявольское место! Надо бы батюшку позвать и молебен заказать.

— Вы лучше вспомните, о чем Беата говорила со своей гостьей, — потребовал я.

Евдокия Петровна попыталась сосредоточиться и довольно связно передала диалог, подслушанный под дверью.

— Случайно вышло-то, — оправдывалась она, — сумки руки оттянули, вот и встала у чужой квартиры. Мне бы и в голову не пришло любопытствовать, что у людей происходит.

Я кивал, пытаясь сохранить на лице самое милое выражение. Похоже, Евдокия Петровна, как все женщины, никогда не упустит возможности сунуть нос в чужие дела.

— А уж как я перепугалась, когда она Беату убить пообещала! — квохтала бабуля. — Откуда только силы взялись, мигом на свой этаж взлетела.

Ага, наверное, решила, что сейчас дверь распахнется и разъяренная соседка, обнаружив на коврике прильнувшую ухом к замочной скважине Евдокию Петровну, надает ей зуботычин.