Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды

— Значит, последнее, что вы слышали, была фраза про убийство?

— Точно, — ответила информаторша и перекрестилась.

— Почему же вы решили, что это Беате грозят? Людей-то вы не видели, вдруг, наоборот, девушка будущую свекровь пугала?

— Э, милок, — напряглась старушка, — ну не совсем же я из ума выжила! Соображение имею, по голосу скумекала. Один бодрый такой, высокий, а другой глухой, с кашлем. Нет, пожилая грозила, да с таким чувством, меня аж до костей пробрало!

— Больше ничего не вспомните?

— Нет, милый, — покачала головой Евдокия Петровна, — убегла от греха к себе. Да, собака как раз залаяла. Бабы на секунду свариться перестали, так пес загавкал, ну я и подхватилась.

— У Беаты жила собака?

— Нет.

— Тогда кто лаял?

— Сама удивилася сначала, а потом докумекала: небось убийца с шавкой пришла.

Я встал, поблагодарил за чай, вышел в прихожую и, завязав ботинки, уточнил еще раз:

— Твердо уверены, что лай несся из квартиры Беаты? Может, у соседей песик «разговаривал»?

— Так у нас в подъезде ни одной собаки, — быстро пояснила Евдокия Петровна, — кошки здеся, а в тридцатой попугайчики. Идешь по лестнице, остановишься передохнуть, а они так бойко чирикают, прямо музыка.

Да уж, похоже, самое любимое занятие бабули — это напряженно вслушиваться в звуки, доносящиеся из квартир соседей.

На улице похолодало еще сильней. Подняв воротник, я порысил за угол дома. Интересно, каким образом Нора хочет оправдать Соню? На мой взгляд, и Катя, и Евдокия Петровна дали просто убийственные для Чуевой показания! Единственное, что мне непонятно, это откуда в квартире Беаты взялась собака и куда она делась потом.

Лоток с газетами стоял не у дома, а чуть поодаль, на перекрестке. Я подошел к торговке и, приветливо улыбаясь, спросил:

— Простите, вы Лена?

Женщина подняла голову:

— И чего?

Она походила на гору, вернее, на холм, низенький и толстый. Рост газетчицы почти совпадал с объемом талии. Неожиданно Лена стащила огромную варежку, на свет показалась маленькая, совсем детская ладошка, и до меня внезапно дошло: она не полная, просто из-за холода нацепила на себя куртку, а сверху еще натянула безрукавку из цигейки.

— Что вам надо? — шмыгнула носом продавщица. — Газету или журнал?

Чтобы расположить ее к себе, я вытащил сторублевую банкноту и попросил:

— Наберите изданий на эту сумму.

Обрадованная женщина зашуршала бумагой, потом спросила:

— Пакет дать?

— Сделайте милость.

— Тоже мне милость, — фыркнула баба, — пять рублей гони, и все дела.

Я вынул монетку, протянул ей и поинтересовался:

— Как бизнес идет?

— Нет никого, вы первый, народ от холода дома прячется.

— Зачем вы тогда стоите?

— Хозяин велит, ему наплевать, что мороз, если не выйду, денег не даст, а нам с дочкой жрать надо.

— И сколько получаете?

— Семьдесят рубликов за смену.

Я вновь открыл кошелек, снова добыл оттуда розовую бумажку и положил ее на газеты.

— Это что? — напряглась Лена.

— Берите, премия.

Но бедная женщина твердо усвоила истину про сыр и мышеловку. Не прикасаясь к деньгам, она протянула:

— Что вам от меня надо?

— Да вы не бойтесь, — улыбнулся я.

— Что лыбишься, словно гиена, — неожиданно рявкнула Лена, — говори живо, в чем дело!

— Помните женщину, которая несколько дней назад налетела на ваш лоток?

— Кто ж такую дуру забудет!

— Описать ее внешность сумеете?

— Это все?

— Да.

Лена осторожно взяла деньги, помяла в руках, потом сунула сторублевку в карман и вполне дружелюбно сказала:

— Так ничего особенного в ей не было. Шуба из каракуля, воротник норковый, шапка такая, круглая, меховая, очки в коричневой оправе. В общем, сильно старомодная, сейчас так не одеваются. Вышла она из-за угла, подбежала ко мне и потребовала: «Дайте „Семь дней“».

Лена отпустила товар, получила купюру, положила на тарелочку сдачу. Тетка оперлась рукой с ярко-красными ногтями на столик, и тот по непонятной причине опрокинулся. Журналы и газеты попадали в снег. Лена разозлилась:

— Ну за каким фигом на столик навалилась? Подбирай теперь!

— Сама соберешь, не барыня, — огрызнулась тетка. — Где моя сдача?

— Вона, в сугроб укатилась, когда ты лоток снесла!

— Давай деньги.

— Так они в сугробе.

— Выкладывай другие.

— … совсем! — взвилась продавщица. — Лезь за ними, один раз уже дадено…

— Дрянь!

— Гадина!

Они препирались пару минут, и тетка ушла к метро.

— Вот ведь падла какая! — возмущалась сейчас Лена. — Специально сапожищами по газетам потолклась, все изодрала. У меня хозяин потом из зарплаты вычел. Я эту скотину на всю жизнь запомнила! Морда противная, родинка у самого носа, очки, челка седая до бровей висит. Сама старая, а хулиганка, да и маникюр как у проститутки, ногти красные-красные, словно она их в кровищу окунула.

— Вы уверены, что это были ногти?

— А что у людей на пальцах? Волосы? Слава богу, с глазами у меня полный порядок. Увижу еще раз, сразу узнаю и морду отполирую.

Еле двигая совершенно заледеневшими ногами, я дошел до машины, открыл дверь, воткнул ключ в зажигание и застонал от злости, услышав столь неприятный для любого автомобилиста звук: цык-цык-цык. Мотор не заводился, очевидно, не слишком новый аккумулятор не вынес мороза.

Конечно, многие мужчины шутя справляются с подобной проблемой, но не я. Техника ставит меня в тупик, максимум, на что я способен, — это ввернуть лампочку.

С тоской захлопнув дверцу, я со всей возможной скоростью понесся к метро. Сейчас доберусь до дома, позвоню механику Георгию Васильевичу, уж он-то быстро оживит умерший «жигуленок».

В подземке я был последний раз году этак в девяносто первом, поэтому страшно удивился, когда вместо жетона мне в кассе выдали картонный прямоугольник. Я попытался запихнуть его в щель автомата, но он не пролезал. Сзади напирала толпа.

— Эй, дядька, — крикнула размалеванная девица, — дрыхнуть дома надо, поворачивайся живее!

— Наверное, автомат сломан, — растерянно протянул я.

— Он в порядке, — взвизгнула девка, — это у тебя голова не работает! Ну как ты карточку суешь? Повернул жопой вперед! Давай сюда!

Цепкой ладошкой с короткими пальцами она выхватила карточку.

— Смотри, деревня, тут для таких, как ты, козлов, стрелка нарисована, ясно?

Автомат хрюкнул, втянул внутрь карточку, потом выплюнул ее назад. Я указал на красный огонек.

— Видите? Он все же неисправен.

— Ну, блин, ты откудова в столицу заявился? Из какого Зажопинска? — веселилась девчонка. — Вытащи пропуск и шагай.

— Чего над человеком потешаешься? — сурово сказала женщина лет пятидесяти. — Небось и впрямь впервые в метро, объясни нормально.

— Понаедет провинция, — не сдалась девушка, — все метро заполонили.