Дарья Донцова - Инстинкт Бабы-Яги

— Вам что? — сердито осведомился он.

— Простите, Марина дома? — улыбнулся я, недоумевая в душе.

Из утреннего разговора с Райковой я сделал вывод, что она живет одна, и вот, выходит, ошибся.

— Заходите, — буркнул парень, — да не снимайте ботинок, налево в комнату.

Я послушно шагнул туда и увидел еще двух мужчин. Одного маленького, толстого, в жеваном пиджаке самого дурного качества, и другого, облаченного в слишком светлые для февральского вечера брюки и шерстяную рубашку.

Толстяк оторвался от листа бумаги, на котором что-то писал, и отрывисто осведомился:

— Вы кто?

— Иван Павлович Подушкин, — недоуменно ответил я.

— Что вам надо?

— Можно увидеть Марину Сергеевну?

— Нет! — рявкнул толстяк и снова забегал ручкой по бумаге.

Я растерялся. В квартире Райковой происходило нечто непонятное. Парень в светлых брюках довольно вежливо осведомился:

— Вы ее хорошо знали?

— Нет, один раз беседовали. Минуточку, что значит «знали»?

Перед моим лицом оказалось раскрытое удостоверение. Капитан Смоляков Игорь Николаевич.

— Что случилось? — испугался я.

— Ваши документы? — не дрогнул Смоляков.

Я вытащил книжечку, которую получил от Элеоноры.

— Смотри, Сеня! — воскликнул Смоляков. — Вроде наш.

— Дай. — Толстяк выхватил у меня из пальцев документ. — Ну-ну, чин-чинарем, лицензия, и все такое. Ты раньше опером работал? В каком районе?

— Нет, — покачал я головой, — никогда не имел дела с милицией.

— Да? — удивился Игорь. — В частных-то агентствах сплошняком перебежчики сидят, наши бывшие. Кем же ты до этого служил?

— Я поэт, редактор, литературный сотрудник…

— Кто? — вскинул брови Сеня. — Поэт? Любовь-кровь-морковь? Слышь, мужик, ты за каким фигом сюда приперся? Выкладывай все про Райкову. Игореша, пока лицензию проверь.

Капитан молча вышел.

— Вы разрешите закурить, товарищ начальник? — ехидно спросил я.

Но Сеня не растерялся:

— Тамбовский волк тебе товарищ, а тайга прокурор. Что за дело у тебя к Райковой?

Игорь сунул голову в комнату.

— Порядок! Детективное агентство «Ниро».

Сеня сморщился.

— Так, зачем пришел?

— Что с Мариной?

Пару секунд Сеня смотрел мне в лицо, потом с тяжелым вздохом ответил:

— Ладно, все равно ведь узнаешь. Она покончила с собой.

Я вскочил и опрокинул стул.

— Как? Когда? Где?

— Сядь, — велел Сеня, — чего прыгаешь, как мартышка. Обычное дело, влезла в ванну, лезвием вскрыла вены на руках и ногах. Дверь в квартиру запирать не стала, ее сквозняком открыло нараспашку. Вот соседка и полюбопытствовала, решила сначала, что Райкова опять на работу усвистала, а про замок забыла, случалось с ней такое. Вошла и увидела в ванной тело. Где-то около двух дело было. Записка на столе лежала.

— И что в ней? — тихо спросил я.

Семен пошуршал листками:

— А ничего особенного. «Простите, если сможете, совесть замучила, не виновата я, случайно убила Алену». И подпись.

— «Не виноватая я, он сам пришел», — засмеялся вошедший в комнату Игорь.

Меня неприятно покоробила его усмешка, но, с другой стороны, наверное, это была защитная реакция организма. Когда каждый день видишь трупы, следует хоть как-то абстрагироваться от трагичности происходящего.

— Кто эта Алена, не в курсе? — спросил Семен.

Я кивнул:

— Шергина.

— Давай телефон.

— Она умерла.

Семен положил ручку.

— Так… Интересненько. Ну-ка выкладывай!

Я вздохнул и рассказал все. К концу повествования Семен совсем помрачнел и сказал:

— Лады, двигай к хозяйке. Коли понадобишься, позвоним.

— А вы мне свой телефон не оставите?

— Зачем?

— Ну, мало ли, все-таки коллеги…

— Коллега, блин, — покачал головой Семен и, порывшись в кармане, вытащил прямоугольник белой бумаги, слишком тонкой для визитки, на которой было напечатано: «Телятевский Семен Михайлович, телефон…»

— Какая у вас фамилия…

— Уж не хуже, чем твоя, — рявкнул Сеня.

— Нет, конечно, ваша княжеская.

Семен рассмеялся:

— Это вряд ли, все мои родичи из деревни, я один в городе осел. Небось телят растили, отсюда Телятевские и пошли.

— Насколько я помню, был такой Телятевский Андрей Андреевич, князь, боярин и воевода. Летом тысяча шестьсот шестого года он примкнул к восстанию Ивана Болотникова, потому что был обижен на царя. И в тысяча шестьсот седьмом году наголо разгромил войска самодержца под Веневом, Калугой и Тулой. Но потом ему не повезло, и, когда восставшие сдали Тулу, Телятевский попал в плен. Дальнейшая его судьба покрыта мраком. Но, думаю, жизнь Андрея Андреевича закончилась либо в остроге, либо на плахе. По тем временам ослушникам без долгих церемоний рубили головы. Телятевский — редкая фамилия. Скорей всего, вы его потомок.

Сеня вытаращил глаза:

— Первый раз про такого слышу! Ты откуда знаешь-то?

Я улыбнулся:

— Хотел писать книгу, даже название придумал — «Энциклопедия русских фамилий», собрал много материалов по архивам, у меня дома полно интересных бумаг, но потом жизнь заставила другим заниматься.

— Ловко, — покачал головой Сеня, — зря ты в детективы полез, похоже, не твое это занятие.

Я опять улыбнулся:

— У меня в вашей конторе лучший друг работает, майор Воронов Максим Иванович, не встречались, случайно? Он в отпуске сейчас, вот в такое неудобное время дали. Скоро приедет.

— А нам всегда погулять выпадает тогда, когда никому другому не надо, — протянул Семен, — в каком отделении твой Воронов?

— Вроде на Петровке.

— Ясненько, — крякнул Семен, — нет, не виделись, я в районе пашу, так сказать, простая ломовая лошадь.

Устав, словно борзая, носившаяся весь день за зайцами, я приехал домой, рассказал Элеоноре о всех произошедших за день событиях и рухнул на диван. Филимон устроился на моих ногах. В квартире установилась тишина, было еще не поздно, часы показывали только десять, но сон подкрался и закрыл веки. Вообще говоря, следовало встать, раздеться, принять душ, но сил не было. Я начал потихоньку убывать в страну Морфея.

Внезапно до слуха донеслось тихое всхлипывание, потом оно стало громче и таким отчаянным, что я вынырнул из сладкого болота дремоты. Филимон, очевидно, тоже обратил внимание на звуки, потому что сел и замолотил лапами в воздухе.

— Не нервничай, — велел я, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь.

— Нельзя! — крикнула Миранда.

Но я уже толкнул створку. Девочка стояла сгорбившись у окна, на голове у нее был тюрбан из полотенца.

— Что случилось, милая? Ты плачешь?

— Ни фига подобного, — шмыгнула носом девочка.

— Но я слышал!

— Это по телику передавали!

— В этой комнате нет телевизора.

— Значит, по радио, — нашлась Миранда.

Я подошел ближе, увидел совершенно красные глаза, серьгу, торчащую из распухшего носа, и решил успокоить ребенка: