Дарья Донцова - Инстинкт Бабы-Яги

— Луковск? — удивился я. — Где такой находится?

— В Московской области, — пояснила, шмыгнув носом, Варя, — в принципе не очень далеко, минут пятнадцать от МКАД.

— Но зачем ее туда понесло? — продолжал изумляться я. — Вчера Алена, правда, не сказала, куда поедет.

Варя снова схватилась за посудное полотенце.

— Господи! Я неделю назад отправилась в командировку. Вчера мне вечером, поздно, позвонила Алена и заявила, что переезжает на дачу, сказав: «Не волнуйся, если по телефону не отвечу, сама знаешь, какая у нас зона. Там, возле Луковска, мобильники отвратительно работают, не знаю, в чем дело». Ну почему меня не было? Господи, что же теперь делать?

И она снова залилась слезами.

— Вы не знаете никаких подробностей катастрофы?

— Нет, — пробормотала Варя, — вот собиралась сейчас ехать в Луковск. У Алены же нет никаких родственников, кроме одной провинциалки, мне придется заниматься похоронами. Сейчас такси вызову. А вы, собственно говоря, кем Алене приходитесь? — неожиданно закончила она. — Что-то мы не встречались раньше.

— Я на машине, давайте вас отвезу в Луковск, по дороге и поговорим.

— Да, конечно, — закивала Варя и побежала в комнату. Примерно через полчаса мы вырулили со двора. Госпожа Арсеньева побила все рекорды, собралась меньше чем за десять минут. Впрочем, она не стала краситься, просто тщательно умыла заплаканное лицо и надела довольно симпатичный брючный костюм из темно-зеленого твида. Шубка, накинутая сверху, оказалась новой, Варя производила впечатление преуспевающей особы. Если бы она сменила прическу, отпустив вместо экстремального ежика волосы подлиннее, и воспользовалась косметикой, то, очевидно, могла бы сойти за хорошенькую.

— Вы давно знакомы с Аленой? — спросил я, когда «Жигули» прочно включились в пробку на Брестской улице.

— Учились в институте, в одной группе, — пояснила Варя, — Алена была мне не подругой…

— Да? — поразился я. — Кем же?

— Сестрой, — грустно ответила Варя, — ближе человека в этом мире для меня не существует.

— Вы знали, что ее хотят убить?

Варя кивнула:

— Честно говоря, до недавнего времени я считала все происходящее дурацким совпадением. Впрочем, насчет кастрюли с кислотой и тормозов еще можно поразмышлять, а бабка, которая швыряет тяжести на головы посетителей супермаркета, существует на самом деле. Я сама боюсь туда ходить.

— Вы тоже пользовались этим магазином?

Варя кивнула:

— Мы ведь с Аленой в одном доме живем, только на разных этажах.

— Правда? И познакомились лишь в студенческие годы? В детстве не общались?

— Я с родителями до восемнадцати лет провела в Германии, — пояснила Варя, — мой отец военный, служил там в Группе советских войск. А когда вернулся на Родину, получил эту квартиру, правда, сразу умер, а мама раньше скончалась.

— Ясно, — пробормотал я, помолчал пару секунд и не утерпел: — Я вчера так понял, что отец Алены был крупным художником.

— Да, Шергин, помните, когда-то в каждом учреждении висела картина «Москва, Первомай», такое большое полотно, изображающее демонстрацию. На переднем плане мужчина в серой куртке и кепке держит на плечах хорошенькую пухлощекую девчушку с косичками.

— Что-то припоминаю. У ребенка в одной руке синий шар, а в другой красный флажок.

— Точно. Это Шергин нарисовал, а девочка — Алена в детстве, но такой я ее не знала.

— Странно, однако… Известный художник, а жил в вашем доме. Вы меня извините, конечно, но здание не выглядит элитным.

Варя покачала головой:

— Все не так просто. У Шергина двухкомнатная квартира на последнем этаже. Ему в свое время предложили сменить жилплощадь, но Борис Алексеевич отказался, очень не хотел затевать переезд, лень было, у него огромная библиотека, сотни книг. Вот он и придумал, попросил, чтобы ему разрешили использовать чердачное помещение под мастерскую. Если попадете к Алене в квартиру, просто ахнете, насколько все здорово сделано. Внизу перенесли стены, и получилась огромная кухня-гостиная, просторная прихожая и здоровенная ванная. А из чердака Борис Алексеевич сделал жилое помещение, да таких шикарных апартаментов ни у кого нет!

— Что вы думаете про историю с газом?

Варя нахмурилась:

— Ничего хорошего. Хотите знать мое мнение?

— Конечно, говорите.

— Автор этой затеи Марина Райкова. Уж не знаю, как насчет автомобиля, кастрюли и пакета молока, но газ точно она включила!

— Райкова до такой степени ненавидит Алену?

Варя уставилась в окно, помолчала и ответила:

— Она ее видеть не может. Стойте, мы приехали.

Луковск больше походил на отдаленный район Москвы, чем на самостоятельную административную единицу. Перед глазами расстилался квартал совершенно одинаковых блочных башен.

— Больница здесь, — Варя ткнула пальцем в желтое пятиэтажное здание.

Не успел я спросить, откуда она знает о местонахождении лечебницы, как моя спутница выскочила из машины и побежала ко входу. Я слегка задержался, потому что сначала парковался, а потом запирал «Жигули».

В коридоре, длинном и извилистом, стоял особый, больничный дух. Те, кто бывал в муниципальных клиниках, хорошо понимают, что я имею в виду. В нос ударил аромат, состоящий из смеси запахов хлорки, лекарств и готовящегося гороха. Вокруг стояла странная тишина, и сначала мне показалось, что больных тут нет. Двери в палаты были плотно закрыты, и из-за них не пробивалось ни звука. Очень странные люди лежали тут, они не смотрели телевизор, не слушали радио, не курили у окна. Может, на первом этаже расположены не палаты, а медицинские кабинеты? Но вдруг раздался женский крик, и я, поняв, что голос принадлежит Варе, пошел на звук, без стука распахнул тяжелую, выкрашенную сине-белой краской дверь и увидел довольно симпатичную комнату, обставленную с шиком пятидесятых годов.

В углу большого продавленного черного кожаного дивана в голос рыдала Варя.

— Что случилось? — спросил я.

Стоявший у шкафа мужчина повернулся. В руках он держал стаканчик с темно-коричневой жидкостью. Мой нос уловил запах валерьянки. Странно, однако, что врач решил предложить Варе это лекарство. Принято считать, что настойки и отвары, приготовленные на базе валерьянового корня, хорошее успокаивающее, но они никак не скоропомощное средство. Выпив один раз сорок въедливо-пахучих капель, вы не прекратите истерику. Валерьянка накапливается в организме и начинает действовать после пятого, шестого приема. Но люди в массе считают иначе. Спросите, откуда я это знаю? Как-то раз в мои руки попалась книга итальянца Томазино Перуджио «Растения. Лекарства и яды». После ее прочтения я перестал относиться к гомеопатии, как к невинной забаве.