Дарья Донцова - Полет над гнездом индюшки

Не успела эта мысль прийти мне в голову, как на крыльцо, увешанное тряпками и домоткаными половиками, вышла тетка, облаченная в бордовый ситцевый халат.

– А ну пошла вон, зараза! – замахнулась она на кошку.

Та, коротко мяукнув, побежала к сараю.

– Вам чего? – хмуро осведомилась баба. – Ищете кого? Или продаете дрянь всякую? Зазря старались, здесь богатых нет, все свое, с огорода.

– Простите, пожалуйста, – улыбнулась я как можно приветливее, – мне бы Раису…

– Это которую? – прищурилась аборигенка.

Тут только до меня дошло, что я не знаю фамилии Алиной тети, хотя, если учесть, как она сто раз повторила: у меня нет семьи…

– Кутепову.

– Какую? – протянула хозяйка изумленно.

– Кутепову, – повторила я, – Раису, живет на улице Декабристов в собственном доме.

– Таких тут нет, – отрезала баба без тени сомнения, – в этом доме мы прописаны, Калистратовы, в соседнем Федькины, а в последнем Настька-трамвай кукует.

– Трамвай? – удивилась я. – Какая странная фамилия.

– Это кликуха, – донеслось со двора, – слышь, Кать, Раиса Кутепова – это же сеструха Родьки! Ну Академика, забыла, что ль?

Из-за крыльца появился маленький, плюгавенький мужичонка в измятых брюках и грязной майке.

– А и верно, – оживилась Катерина, – Райка и Родька Кутеповы. Жаба и Академик. Вон чего вспомнили, давно уж их тут нет.

– Почему Жаба и Академик? – совсем растерялась я.

– Такие получились, – хмыкнул мужичонка и сел на ступеньки. – Она жадная дико, снега зимой не выпросишь, за ржавый гвоздик удавится, а он умный больно, все пятерки таскал, потом в Москву учиться уехал и пропал.

– А Райка следом подалась, – влезла Катерина, – домишко она продала, Федькиным.

– И когда же это случилось?

Катерина призадумалась. – Ну, Вовка еще в школу не ходил… Лет десять прошло, и не упомнить. А вам они зачем?

– Да так, – вывернулась я, – мимо ехала, дай, думаю, загляну. Не знаете, Раиса-то где теперь проживает?

– В Свинске, стало быть, – ответил мужичок, – в большом городе.

– Чушь-то не городи, – перебила его Катерина, – она в столицу отправилась. Помнишь, Федькины рассказывали? Родька теперь большой человек, богатый, Райку к себе забрал. Она Сашке и Вальке всю мебель оставила, посуду, ковер. Ничего брать не захотела, с чемоданом ушла. Оно и понятно, за фигом говно в новую жизнь тащить.

– А говорите, жадная, за копейку удавится, – покачала я головой, – а сколько людям отдала.

– Так за деньги же! – подскочил мужичонка. – Не за так. Да вы, коли Райку ищете, у Федькиных поинтересуйтесь, может, она им адресок оставила.

– Не знаете, ваши соседи дома?

Катерина рассмеялась и стала собирать с крыльца тряпки.

– Где же им быть? Сашок небось, как всегда, нажратый валяется, а Валька по дому крутится. Хотя какое у них хозяйство, Сашок все давным-давно пропил.

– Еще детей народили, – с укоризной заметил мужичонка, – восемь штук настрогали, ну куда столько!

– Тут одного словно жернов на плечах тянешь, – понеслась Катерина, – выучить надо, одеть, обуть… Никаких средств на спиногрыза не хватает, а как подумаю, что у них восемь! Одних ботинок не напасешься!

– Уроды, одно слово, – и мужик сплюнул.

– Ага, – подхватила Катя, – полудурки.

Приятно было видеть такое родство душ у мужа с женой. Я оставила их на крылечке, среди тряпок с половиками, и пошла в следующий двор.

Избушка многодетной семьи кособокая, с крышей, покрытой толем, казалась совсем убогой. Правда, на улице, перед домом, было чисто, и кошка, умывавшаяся на открытой терраске, выглядела здоровой.

Я постучала в низенькую дверь.

– Входите, не заперто, – донеслось изнутри.

Я шагнула в крохотное темноватое помещение, очевидно, кухню. В углу висела жуткая раковина с отбитой эмалью, рядом примостился ободранный кухонный столик, за ним стояла допотопная газовая плита с черными чугунными «крылышками», настоящий раритет. У нас с бабушкой когда-то в Медведкове был такой же агрегат, с надписью «Газоаппарат» на дверце духовки, потом ЖЭК поменял его на более современную модификацию. Возле дверей белела скамейка, под которой валялась разнокалиберная обувь. Ботинок в этой семье и впрямь было много. Маленькая тощенькая женщина, помешивающая в кастрюле какое-то варево, обернулась. Валя Федькина совсем не удивилась, увидав незнакомую женщину. Хозяйка отложила большую ложку и тихим, бесцветным голосом сказала:

– Здрасте.

– Добрый день, вы Федькина?

Валя выключила конфорку.

– Да, давайте в зал пройдем, а то на кухне от жары с ума сойдешь.

Залом тут величали примерно пятнадцатиметровую комнату, обставленную с шиком шестидесятых годов. В центре помещения полированный стол, на нем салфетка и ваза с искусственными цветами. Рядом четыре стула с темно-бордовыми сиденьями, у стены некое подобие буфета, кажется, его называли в те времена «Хельга». В противоположном от двери углу стояли торшер с пластиковыми плафонами и два креслица, заботливо прикрытые вытертыми накидками. Ужасная бедность бросалась в глаза, но вокруг было чисто, старенькие занавески топорщились от крахмала, а на подоконнике буйным цветом полыхали герани, давным-давно подвергнутые остракизму у московских мещан.

– Сделайте милость, садитесь, – приветливо предложила Валя и, обмахнув один из стульев передником, показала на него рукой.

Я устроилась на неудобном сиденье и хотела уже начать расспросы, но хозяйка опередила меня. Сев напротив, она положила на стол изуродованные работой руки и заявила:

– Уж извините, что побеспокоила, только не одна я такая, нас в Вяльцах восемь многодетных, и у всех мэр льготы по оплате отнял.

Я молча слушала Валю. Уже через пару секунд мне стало понятно, что она принимает меня за корреспондентку из Свинска, от которой требует разобраться в щекотливой ситуации, связанной с дотациями.

– Нашему Ивану Филипповичу все по барабану, – объясняла Валя, – дороги разбиты, детский сад переполнен, а уж школа в каком состоянии! Этой весной моему Игорьку на парту огромадный кусок штукатурки свалился. Хорошо, на ребенка не угодил! Мы с родителями ходили к мэру, а толку? Покачал головой, наобещал с три короба, и все на том же месте и осталось. Нет у города хозяина, пьет Иван Филиппович горькую.

– Думаю, он в Вяльцах не один алкоголик, – не удержалась я.

– Нет, конечно, – грустно подтвердила Валя, – мой Сашок тоже зашибает, через день никакой приползает, только он и в мэры не лезет, дома квасит, а Иван Филиппович в кабинете сидит, над ним государственный флаг, на стене портрет президента, не простой он человек. Нет ему правов на бухалку, должен он о народе заботиться. Знаете, какая у него зарплата? Больше, чем у всех. Вот пусть и отрабатывает.