Елена Логунова - Кляча в белых тапочках

Я решительно нажала на кнопку электрического звонка.

– Хто-о? – вопросил слабый старческий голос.

Трель звонка не успела еще отзвенеть. Похоже, старикан занял пост под дверью загодя!

– Телевидение, – откликнулась я, прикидывая, может ли мой собеседник оказаться потомком столетней бабы Капы.

Если судить по голосу, старикан, скорее, «тянул» на ее предка! Не видя деда, я дала бы ему лет двести…

– Хто-о? – Дедок меня явно не услышал.

– Телевидение! – гаркнула я.

– Како-ое? – пропищал дотошный старец.

– Такое! – рявкнула я.

– Покажь документ! – деловито потребовал ровесник Мафусаила.

– Как? – удивилась я.

– Документ, говорю, покажь! – Дедок, насколько смог, повысил голос.

Интересное дело, он что же, считает глухой меня?!

– Как показать?! – заорала я. – В замочную скважину?!

Пятисекундная пауза. Потом, издав лязгающий металлический звук, дверь приоткрылась на длину стальной цепочки. Я сунула в амбразуру раскрытое удостоверение.

– Погодь, не суй мне свою корочку, я за очками сбегаю, – торопливо проговорил старец.

Судя по всему, «бегом» дед называл ленивую черепашью трусцу. Минуты полторы его шаркающие шаги удалялись прочь от двери, пока совсем не затихли. Я прикинула и решила: если даже очки попадутся старичку под руку сразу, без продолжительных поисков, раньше, чем через пять минут он не вернется.

Так и вышло: пока дедок «бегал» за своими окулярами, я успела побеседовать с обитательницей соседней квартиры.

Длинноногая девчонка, старательно накачивающая челюстные мышцы жеванием резинки, очевидно, услышала мои отнюдь не кулуарные переговоры со старцем. Ничего удивительного, думаю, наши голоса разносились, как минимум, на этаж вверх и вниз.

– Че вы с ним разговариваете, папа говорит, что у Еремеича слабее, чем слух, только мозги, – не смущаясь тем, что старичок может услышать нелестные речи, сказала мне барышня с гнусным смешком. – У него давно уже склероз пополам с маразмом! Прикиньте, смотрит по телику «Вести» и переживает: «Что-то опять нашего генсека не показывают! Небось совсем разболелся!» Старикан сам не знает, в каком времени живет!

– А ты не скажешь, у него, у Еремеича этого, есть жена или дочь?

– Наши жены – ружья заряжены! – снова хохотнула жвачная барышня. – Это Еремеич сам так говорит! У него на стене на жутком коврике с лебедями двустволка висит, обороняться, если что! Хотя кому он нужен, нищета собесовская… А ведь наверняка и сейчас свою пукалку древнюю с собой притащит – вдруг вы вовсе и не с телевидения, а грабить его пришли? Отнимать самое ценное – кошелек с мелочью и плюшевый вымпел передовика соцсоревнования!

Речи девочки меня неприятно удивили. Такая юная и такая злая! Старика Еремеича, которого я пока что и в глаза не видела, уже стало жалко. Одинокому пенсионеру наверняка не в радость такие соседи, как моя собеседница и ее папенька.

– Я ищу женщину, у которой в поселке Приозерном есть старая родственница по имени Капитолина Митрофановна, – обрывая язвительную тираду неприятной барышни, сухо сказала я. – По моим предположениям, она должна быть вашей соседкой…

– Если бы! – скривила румяное личико гадкая девица. – Соседка, как же! Она моя мамашка, Настька! Корова деревенская, королева Приозерного, буренка из Масленкина!

Я не стала дожидаться, пока злобная девица закончит перечисление всех гадких эпитетов, присвоенных ею собственной матери, и перебила негодницу вопросом:

– А где сейчас твоя мама? Могу я с ней поговорить?

С запозданием я подумала, что в этот час – почти половина третьего по московскому времени – женщина вполне может быть на работе, но на сей раз мне повезло.

– Машенька, кто меня спрашивает? – донесся из глубины квартиры приятный женский голос.

– Телевидение! – повысила я голос.

– Покажь документ! – закричал старичок, некстати вернувшийся из забега за очками.

– Извините, дедушка, я не к вам! – крикнула я, торопясь отделаться от аксакала.

– Почему не ко мне? – Обиженный старичок отстегнул цепочку и выполз за дверь.

Больше всего он был похож на черепаху – древнюю, возможно, даже ископаемую: голый череп, серая морщинистая шея, огромные выпуклые линзы на месте глаз и красно-коричневый шотландский плед на плечах. Вообще говоря, надо бы выяснить, сколько ему годков, на глазок – так не меньше ста пятидесяти, может, мне и его пристегнуть к сюжету про старушку-юбиляршу? Можно сделать пространный спецрепортаж и назвать его так: «Живые реликвии нашего города»!

– Это деньги собирают! – заорала по-прежнему торчащая в дверях барышня со жвачкой. – На памятник борцам с коммунизмом!

– Нету у меня никаких денег! На пенсию живу, – старичок на удивление быстро ретировался и с лязгом захлопнул за собой стальную дверь.

– Спасибо, – нехотя поблагодарила я находчивую врушку.

– Не за что! – Девица хихикнула и канула в глубину квартиры.

На ее месте на пороге появилась миловидная молодая женщина с усталым лицом. Вытирая мокрые руки ситцевым передником, она близоруко присмотрелась ко мне:

– Вы ко мне? Мы знакомы?

– Вы внучка Капитолины Митрофановны? Или, может, правнучка?

– Внучка, – кивнула женщина, глядя на меня вопросительно и настороженно. – А вы кто будете?

– Телевидение, – в очередной раз повторила я, протягивая ей удостоверение, в которое так и не удалось заглянуть близорукому Еремеичу. – Мне посоветовал обратиться к вам ваш сосед, Гена Конопкин.

– Геночка! – Миловидное лицо моей собеседницы омрачилось. – Он ведь умер, вы знаете? Такое горе!

– Подумаешь, горе великое! Одним пьяницей меньше стало! – донесся до нас из глубины квартиры голос противной девчонки. – Жаль только, что деньги он теперь так и не отдаст, этот алканавт у папы только на прошлой неделе очередную сотню занял!

Я стиснула зубы. Надавать бы как следует маленькой негодяйке солдатским ремнем по мягкому месту, да нельзя, небось мать не позволит обидеть милую доченьку…

– Наподдать бы ей ремнем по заднице, – точно прочитав мои мысли, с досадой произнесла женщина. – Да ведь нельзя, тут же нажалуется отцу, еще и приврет, пожалуй!

Хозяйка еще раз вытерла руки о передник и наконец взяла у меня удостоверение, которое я так и держала в протянутой руке.

– Елена Ивановна?

– Можно Лена, – сказала я.

– Очень приятно. А меня Настей зовут.

– Настеха-распустеха! – издевательски прокричала дрянная девчонка, явно подслушивающая нас.

– Да что же мы на пороге стоим, пойдемте ко мне, – спохватилась Настя. – Там хоть поговорим спокойно.

Следуя за хозяйкой, я прошла по коридору мимо открытой двери комнаты юной негодницы. Дурно воспитанная девчонка, валяющаяся на диване в компании игрушечной гориллы совершенно уголовного вида, показала мне язык.