Елена Логунова - Кляча в белых тапочках

На обратном пути, уже не спеша, он по привычке завернул к дощатой платформе, на которой невысоким курганчиком лежали прикрытые прозрачной пленкой арбузы. Распродать весь урожай своих кавунов Ивану Григорьевичу не удалось, потому как лето оказалось необычайно изобильным на эту культуру, рынок затоварился, цены упали, а покупатель копался в арбузных развалах, как курица в навозе, придирчиво выбирая «самые-самые» кавуны. В результате Овнов, чтобы добро не пропало, вынужден был самолично налегать на неликвидный продукт, не щадя своего живота и мочевого пузыря. Справедливости ради надо сказать, что арбузы прославленного на весь мир голландского гибрида «Кримсон Свит» были действительно хороши, а потому местные пацаны, желая оказать Ивану Григорьевичу гуманитарную помощь в борьбе с урожаем, то и дело совершали разбойные набеги на его огород поодиночке и компаниями.

Одну такую подозрительную компанию Иван Григорьевич как раз и заметил, шествуя важно в спокойствии чинном из туалета.

Три рослые темные фигуры одна за другой вынырнули из пролома в заборе, отделяющем дальнюю сторону участка Овновых от владений их соседей Спиногрызовых. Сделав несколько шагов по овновской суверенной территории, подозрительные личности через редкий малинник удалились в сторону общественного пастбища.

Иван Григорьевич, привычно напрягшийся в ожидании нападения на свое арбузохранилище, проводил их взглядом и расслабился, но не совсем. Ему очень не понравились непонятные длинные палки на плечах ночных бродяг. В темноте он не разглядел, видно, что это такое: палки с равным успехом могли оказаться мотыгами, ружьями или хоккейными клюшками, но в любом случае оставались крайне подозрительными.

Не в силах справиться с обуревающим его любопытством, Иван Григорьевич плотнее запахнул тулуп, давно лишившийся половины пуговиц, и сунулся через малинник за палконосцами.

Минут через десять те вышли на дорогу, организованно погрузились в ожидающую их машину и укатили в сторону города. Иван Григорьевич, в рассеянном свете фар опознавший в непонятных палках лопаты-недомерки, на всякий случай запомнил марку и номер автомобиля, пробежался в обратном направлении и, сгоряча промахнув собственный участок, затормозил аж на спиногрызовском огороде.

Тут его внимание привлекла новая странность: в бурьяне под стеной сарая, нагло построенного другим соседом Спиногрызовых, Яковом Плотниковым, с заходом на чужую территорию, что-то ярко и ровно светилось. Окончательно проснувшийся и вжившийся в роль следопыта Иван Григорьевич полетел на огонек, как любопытный мотылек, и увидел, во-первых, довольно большой ручной фонарик, испускающий интенсивное бело-голубое свечение; во-вторых, накрытое весело блестящей в свете фонаря парниковой пленкой неподвижное тело. При ближайшем рассмотрении тело оказалось знакомым и безнадежно мертвым.

– Кто ж это тебя, Акимыч? – пробормотал Иван Григорьевич, и на ум ему закономерно пришли темные типы с лопатами.

Еще раз пощупав холодную руку соседа и убедившись в отсутствии пульса, нефтяной магнат приозерного розлива, теряя калоши и оскальзываясь на мокрой глинистой тропинке, кратчайшим путем побежал к дому местного участкового. На ходу он, чтобы не забыть, повторял номер белых «Жигулей».

В половине восьмого утра ребенок сел в постели, зевнул, огляделся, покровительственно пошлепал ручкой по лицу спящую рядом маму и требовательно объявил:

– Пи!

Черт, совершенно забыла с вечера припасти Масяньке утреннее печенье! Дома-то я в таких случаях просто-напросто быстренько бегу в кухню и выдергиваю из хлебницы первое попавшееся хлебобулочное изделие. Вручаю его малышу, а сама снова рушусь в кровать и дремлю еще пять-десять минут, пока сынишка жует гостинец.

– Мама! Тать! – не дождавшись дежурного печенья, ребенок перешел к следующему пункту программы: перелез через меня, сполз с дивана, нашел на полу мои тапки и с размаху шмякнул их родительнице на голову.

– Встаю, встаю! – зевая, сказала я. – Колюша, найди, пожалуйста, мамины носочки…

Не успела я договорить, а носки уже полетели мне в лицо!

– Спасибо, милый! – поблагодарила я заботливого ребенка.

– Ку! – Масянька уже шлепал прочь из комнаты, даже в чужом доме безошибочно определив местоположение кухни.

Я быстренько натянула носки, шорты и тапки. Майка на мне уже была – просторная, белая, с ярко-синими буквами, образующими аббревиатуру одной либеральной российской партии. Отличная пижама и оригинальное средство пробуждения: всякий раз, увидев в зеркале ванной комнаты свое отражение в этой партийной униформе, я испуганно вздрагиваю, мгновенно просыпаюсь и начинаю умывать заспанную физиономию так же энергично, как лидер этой партии призывал своих товарищей мыть в далеком океане грязные армейские сапоги.

Масяня уже зарулил в кухню и яростно хлопал там дверцами шкафчиков. Дверцы громыхали, как пушки на Бородинском поле, и я испугалась, что через минуту в пищеблок примчат разбуженные диким шумом хозяева дома. Колян вряд ли проснется, он за последний год научился одинаково безмятежно спать под детский рев, хриплое завывание «поющего» на пиджин-инглиш хрипатого Винни Пуха с подсевшими батарейками, треск игрушечного пистолета и раскатистый лязг, издаваемый двумя встречно-направленными кастрюльными крышками…

– Мася, не шуми, разбудишь тетю Иру и дядю Моржика! – поторопилась я унять разыгравшегося малыша.

И тут до меня дошло, что в большой постели, отведенной гостеприимными хозяевами для ночлега нашему семейству, спали только мы с Масяней. А где же ночевал Колян?!

Я нахмурилась и побарабанила ногтями по столу. Масянец в подражание мне заколотил по столешнице обеими ручками. Оставленная слишком близко к краю стола сахарница подпрыгнула, а крышечка с нее упала на пол. Малыш быстренько подобрал ее и начал облизывать, жмурясь от удовольствия и опасливо косясь на меня – не отберу ли я ценный трофей?

– Мася, давай-ка пройдемся по дому с экскурсией, – предложила я и крепко взяла малыша за свободную ручку.

Поминутно роняя на пол крышечку с налипшими на нее сладкими кристаллами и усеивая свой путь сахарным песком, а лакированную мебель и зеркала – липкими следами маленьких ладошек, мы с Масянькой обошли весь дом и выяснили, что никого, кроме нас двоих, в нем нет. Кот и собака не в счет, мы искали двуногих. Судя по всему, Ирка, Моржик и Колян дома не ночевали. Подхватив малыша на ручки, я сбегала в гараж, машины в нем не обнаружила и запаниковала.

– Кайка? Кокле? – Я стояла, как не слишком удачный памятник самой себе, а проголодавшийся малыш дергал меня за штанину, пытаясь выяснить меню завтрака.