Елена Логунова - Кляча в белых тапочках

Он отнюдь не чувствовал себя оскорбленным сделанным ему предложением, потому что расценил его как заслуженный актерский успех. Помахав ладошкой формата А-5 помрачневшему Васгену, Витя спустился со ступеней и мелкими шагами посеменил прочь от гостиницы, слегка повиливая задом.

– Прокатить, красавица? – с намеком спросил водитель подъехавшей к тротуару машины.

– Пешком дойду! – отмахнулся Витя, от неожиданности забыв изменить природный баритон на женское сопрано.

– Тьфу, педик! – выругался водитель, спешно отъезжая.

Витя огорчился тем, что выпал из роли, и сосредоточился, добиваясь полного соответствия образу. Задрал нос повыше, улыбнулся во всю ширь напомаженного рта и зашагал по тротуару, как по подиуму: выбрасывая длинные ноги «от бедра» и старательно ставя ступни в кроссовках сорок третьего размера одну перед другой.

У шпика, вынырнувшего из аптеки, сквозь витринное стекло которой он битый час наблюдал за входом в гостиницу, личность длинноногой гражданки в зеленой куртке и голубых джинсах сомнений не вызвала. «Хвост» азартно потер руки и пошел за Витей, время от времени самым подозрительным образом отпрыгивая в сторону, чтобы затаиться за фонарным столбом или приникнуть к древесному стволу. На него многие обращали внимание – многие, но только не Витя, увлеченно выписывающий голенастыми ногами изящные вензеля.

Я улыбнулась ожидающей меня Аделаиде Гавриловне и угнездилась в парикмахерском кресле против большого зеркала. А чтобы не видеть своего превращения в гражданку Летучкину, малодушно закрыла глаза.

– Так, раз профиль значения не имеет, лепить лицо заново не станем. Форму скул менять не будем, подкорректируем румянами… Брови прорисуем заново, курносость сымитируем светотенью, губы затонируем и сузим, – бормотала гримерша, легкими касаниями делая что-то этакое с моим лицом. – Волосы перекрашивать будем или паричок сообразим?

– Лучше, конечно, паричок!

– Паричок так паричок… Ну, а глазки только линзочками накрывать, больше делать нечего, у вас они карие, а нужны голубые… Ах, вы уже купили? Ну-ка… Да, примерно такие, ну-ка, разожмурьтесь! Шире глаза! Ага… Отлично! Все, можно смотреться в зеркало!

Я поморгала, привыкая к линзам, и зашарила взглядом по зеркальной стене в поисках своего отражения. Своего не нашла, зато обнаружила Настино!

– Надо же, как похожа! – обескураженно воскликнула я.

– Фирма веников не вяжет! – довольно хихикнула гримерша.

– Фирма делает гробы! – захохотал парень, оккупировавший стол с компьютером.

Да тут сплошные юмористы собрались!

Поежившись при упоминании о гробах, я вылезла из кресла, сердечно поблагодарила Аделаиду Гавриловну и вернулась из студии в кабинет директора – исключительно с целью попрощаться, но не тут-то было!

– Что вам угодно? – мельком взглянув на меня поверх компьютерного монитора, на котором, судя по характерным звукам, разворачивалось какое-то виртуальное сражение, поинтересовался Мойдодыр.

– Это я.

– Ой! Это ты! Слушай, так тебя же не узнать! – развеселился Мойдодыр.

Не вставая с вращающегося кресла на колесиках, он подкатил к стеклянной горке и снял с полки пару рюмок и пузатый графинчик.

– Похорошела, расцвела? – подсказала я ему следующую реплику.

– Может, похорошела, может, подурнела – кому что нравится. Мне, например, рыжие бабы не по душе, – Димуля внимательно посмотрел на меня, едва заметно пожал плечами и сосредоточился на процессе перемещения тягучей коричневой жидкости из графинчика в рюмки.

– Мне не наливай, я пить не буду. Мне губы нарисовали, боюсь стереть, – предупредила я.

– Ты что?! Мы пользуемся только высококачественной импортной косметикой! – обиделся за свое заведение Мойдодыр. – Это стойкая помада, она не стирается!

– Знаю я, какая она стойкая! – проворчала я, вспомнив, как накладывала на свою физиономию компрессы с тройным одеколоном.

Мойдодыр поставил уже наполненные рюмки на стол и сделал приглашающий жест:

– Давай за встречу!

Мы чокнулись, пригубили коньяк, и Димуля снова завел старую песню:

– Слушай, я не шучу, иди ко мне работать! Карьеру сделаешь! Фигура у тебя – типичная подиумная вешалка, и морда универсальная – хоть красавицу из тебя лепи, хоть чудовище!

– Такая невыразительная у меня морда, да? Спасибо! И кем, ты хочешь, чтобы я у тебя работала? Девочкой по вызову? Поздновато мне, – я снова взяла рюмку, понюхала коньяк и сделала глоточек.

– Точно! Ты уже скоро, наверное, бабушкой по вызову будешь? – пуще прежнего возрадовался Мойдодыр. – А я дедушкой! Моему-то старшему уже почти четырнадцать, не сегодня-завтра внуки пойдут!

– Ну, моему единственному пока чуть больше года, так что в бабушки ты меня записывать не спеши, – я поставила рюмку на стол и поднялась. – Ладно, Димуля, мне пора. Спасибо тебе за помощь.

– Так свои же люди, сочтемся! – подмигнул мне Мойдодыр.

– Рада была вновь тебя увидеть, – вежливо сказала я, закрывая за собой дверь.

– И я был рад! – завопил мне вслед до отвращения жизнерадостный хозяин кабинета. – Хотя я так и не понял, кого видел – тебя или какую-то незнакомую рыжую шалаву!

– Что и требовалось доказать, – сказала я сама себе.

Вежливо попрощавшись с любезной негритянистой блондинкой в приемной, я вышла на крыльцо и чертыхнулась: пока я «парилась» в Мойдодыровой сауне с сюрпризами, пошел дождь. Нельзя было допустить, чтобы мой сложный грим потек и размазался раньше времени, а прическа испортилась и утратила сходство с образцом на фото, поэтому пришлось раскошеливаться на такси. Водитель оказался большим любителем уголовно-лирических песен, и всю дорогу крутил вокально-музыкальные произведения в стиле, который наши музыковеды новорусской формации стыдливо определяют как «русский шансон», а американцы бестактно называют «рашн гангстер поп». Будучи натурой впечатлительной, я за полчаса успела вжиться в систему образов уголовной лирики и даже не удивилась тому, что первым, кого я увидела, отпустив такси у городского парка, оказался мужичок типичной наружности: человек в телогрейке, явно следующий этапом из Твери, где зла немерено, а ветер северный… Удивиться-то я не успела, а вот испугаться– испугалась: мужичонка неожиданно заступил мне дорогу, схватил за рукав и угрожающе-хрипло потребовал немедленной финансовой помощи, мотивировав просьбу тем, что он «вчера только откинулся». Массовые миграции усопших в Приозерном оставили неизгладимый след в моей девичьей памяти, и я не сообразила, что «откинулся» на «фене» означает не то «освободился», не то «бежал». Вдобавок упакованный в ватник мужик был не по сезону обут в светлые парусиновые туфли, и эти белые тапки меня добили! Вообразив, что вижу перед собой еще одного, совершенно незнакомого, выходца из могилы, я шарахнулась в сторону и едва не сбила с ног какого-то мирного пешехода.