Дарья Донцова - Император деревни Гадюкино

– А зачем Люся залезла в яму? – проявила я неприличное любопытство.

Оставшись без властной, вечно орущей жены, Виктор расслабился и честно ответил:

– В юности Люсенька была уникальной красавицей, но годы никого не красят, еще она, к сожалению, э... э... э... иногда... ну... ну...

– Употребляет, – деликатно подсказала я, – коктейли типа «Мохито» или «Манхэттен».

Виктор скривился:

– Если бы! Водку хлещет! А утром посмотрит в зеркало – и в слезы. Я не самый хороший муж, не умею сыпать комплиментами и плохо утешаю. Сказал один раз: «Люсенька, я обожаю тебя в любом виде», – так она со мной неделю не разговаривала. Мы ездим в «Виллу Белла» потому, что Алла проводит очищение организма клиента так же хорошо, как ее коллеги в Швейцарии. В Женеву надо лететь самолетом, а Люся боится высоты, в лайнере она так напивается, что потом неделю в себя приходит.

– Кажется, в страну банков и лучшего в мире сыра можно добраться на поезде, – напомнила я.

– Люся ненавидит железную дорогу, – пояснил Виктор, – в купе она безостановочно хватается за бутылку, и ее выносят из вагона в состоянии бревна. В нашем случае «Вилла Белла» лучший вариант. Здесь Люсенька не обращается к выпивке, у нее пропадают мешки под глазами, уходит отечность лица, она без отвращения изучает свое отражение в зеркале и пребывает в хорошем настроении.

Я кивнула: если перестать завтракать, обедать и ужинать «огненной водой», можно здорово похорошеть.

– Вчера мы с Люсенькой пошли прогуляться и наткнулись около этой ямы на какого-то деда.

Он неожиданно сказал:

– Если заплатите мне пять тысяч, открою самую великую тайну санатория.

Смехотворная сумма, затребованная пенсионером, вызвала у Виктора приступ жалости к старику, он вынул из кошелька купюру. Дедок схватил ассигнацию и заявил:

– Алка, хозяйка лечебницы, вам про эту яму специально не рассказывает.

– Почему, любезнейший? – заинтересовалась Люся. – Что в ней замечательного?

– Какой смысл ей правду открывать? Народ сразу вылечится, к ней больше не поедет, бизнес ее накроется. Алка хитрущая, возьмет чуток отсюда, с простой глиной перемешает, и человеку ненадолго получшает. А самая сила тут! Заплатишь еще пять кусков, правду открою, – на одном дыхании выпалил старикашка.

Люся толкнула мужа, Виктор снова достал портмоне, дедок, не скрывая радости, завел:

– Сколько лет целебной яме, никто не помнит, но еще мой прапрапрапрадед в ней кости лечил. При царе сюда со всей России, а еще из Франции и Англии ездили. А теперь только местные жители пользуются, и мы не хотим всем рассказывать, чем обладаем. Только слух пройдет о волшебной жиже, мигом из столицы ученые понаедут, изучать начнут. Потом стеной купель обнесут и тока депутатов пускать будут.

– Неужели от всего лечит? – перебил старика Виктор.

Дед стал загибать корявые пальцы:

– Сифилис, гонорея, туберкулез, падучая, грипп, насморк... И молодит она! Влез пнем, выскочил молодцом.

– Хочу туда! – заорала Люся.

– Давай пять тыщ, объясню, как пользоваться, – алчно предложил старикан.

Откусив от денег Виктора еще один ломоть, дед выдал рекомендации:

– Днем, когда солнце позолотит яму, надо сесть в нее с молитвой и находиться до тех пор, пока по телу мурашки не поползут.

Виктор умолк и снова принялся вздыхать на все лады, разглядывая серо-желтую жижу. Я хотела сказать ему, что дед обманщик, никакие его предки даже не слышали о яме, да и за несколько столетий любая дырка в земле видоизменится. Старикан увидел меня, по ошибке севшую в прямом смысле слова в лужу, и решил избавиться от артрита, а про удивительные целительные свойства «ванны» придумал на ходу, увидев Виктора, у которого на лице написано: «готов платить деньги». Вот ветеран Куликовской битвы и воспользовался моментом. Но потом я поняла: ни Виктор, ни Люся мне не поверят. Оставалось лишь дать практический совет:

– Вон там лежит коряга, попытайтесь подхватить с ее помощью диадему!

– Как? – грустно спросил затюканный супруг.

Я схватила деревяшку, окунула ее в «целебную жижу», повозила по дну и вытащила на берег некий предмет, очертаниями напоминающий то, что нахлобучивала на голову в детстве Лиза, изображая на праздниках в школе принцессу.

– Она! – возликовал мужик. – Вы спасли мне жизнь!

– Не стоит благодарности, – улыбнулась я и пошла к лечебнице.

Хорошо, что удалось так ловко выудить украшение, а то я чувствовала некое неудобство. Ведь это из-за моей ошибки противный старикан получил возможность обмануть Люсю и вытянуть из Виктора крупную сумму.

Маргоша встретила меня с хитрым видом:

– Евлампочка Андреевна, у вас с Максом роман?

– Ерунда, – возмутилась я, – ну и глупость пришла тебе в голову.

– Он о вас беспокоится, – зудела Маргоша.

– Мы друзья.

– Понятно.

– Приятели.

– Ясненько.

– И все!!!

– Поняла уже, можете не продолжать, – ухмыльнулась Маргарита.

Но мне не понравилось выражение ее лица.

– В моих жизненных планах нет никаких мужчин!

– Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, – пропела Маргоша.

Я заскрипела зубами от злости.

– Молчу, молчу, – испугалась медсестра, – я ведь от души! Хотела порадоваться, очень хорошо, когда складывается пара!

– Лучше я сложусь с медведем-гризли, чем с Максом, – воскликнула я.

Маргоша кашлянула.

– Ну-ну, только не нервничайте, ни один мужик того не стоит. Сделаю вам суперпроцедуру – «Королевский релакс». Идите-ка сюда.

Мы вошли в небольшую комнату, посреди которой громоздилась высокая кушетка. Медсестра похлопала рукой по матрасу.

– Ложитесь, только сначала разденьтесь догола.

Я выполнила приказ Маргоши, залезла на неожиданно мягкую конструкцию и вытянулась на ней. Медсестра принялась заворачивать меня сначала в пленку, потом в материю, напоминающую брезент, затем в одеяло, одно, другое, третье...

– Хорошо? – спросила она, завершив процесс. – Какие ощущения?

– Как у гусеницы шелкопряда, – зевнула я.

Маргоша нежно погладила меня по голове.

– На полиэтилен нанесен слой специальной мази, сейчас под воздействием тепла она начнет действовать. Постарайтесь заснуть.

Я снова зевнула.

– Вот и замечательно, – одобрила Маргоша и ушла.

Мне стало уютно, тепло и очень спокойно. В комнате тихо играла нежная музыка, руки и ноги придавило к кушетке, я потеряла всякое желание шевелиться, глаза закрылись, в голове заклубился туман...

– Евлампочка Андреевна, ау, очнитесь! – попросила Маргоша.

Я приоткрыла один глаз.

– Что?

– Сорок пять минут прошло.

– Неужели? – лениво удивилась я.

– Вон часы висят, – кивнула медсестра, – вам еще пятнадцать минут полежать надо.

Я хотела ответить: «Чудесно», но язык отказался повиноваться, наружу вырвался лишь звук: