Елена Логунова - Рука и сердце Кинг-Конга

– Овсянка с клюквой, омлет с красным вином по-буржуйски, ветчина в сырной корочке и яблоки, запеченные в слоеном тесте с орехами и медом, – горделиво огласил меню субботнего завтрака папуля.

– Господи! Спасибо тебе за гастрономическую свободу выходных дней! – искренне возблагодарила я.

– Спасибо за господа, – улыбнулся папуля, и я подумала, что у него-то мания величия, похоже, уже завелась.

Плотный и вкусный завтрак привел меня в хорошее расположение духа. К тому же на улице потеплело, снег и лед за ночь основательно стаяли, и на обнажившихся пригорках показалась буро-зеленая щетина живой травы. В воздухе запахло весной, зазвенела капель, на разные голоса с разбросом на четыре октавы запели птички и мартовские коты.

Посмотрев на термометр за окном, я рискнула надеть короткую юбку, а к ней высокие сапоги на шпильках. Смотрелось это эффектно. На пятидесятиметровой прямой вдоль по улице до троллейбусной остановки разгоряченные весной водители личного автотранспорта приветственно посигналили мне трижды, а двое особенно наглых даже предложили подвезти. Определенно, зимняя спячка закончилась, и это не могло не радовать. В «Мегаполисе» я первым делом зашла в итальянский галантерейный магазин и купила две пары восхитительно прозрачных колготок в цвет слегка загорелой кожи. А затем сразу же позвонила в салон красоты и записалась в солярий.

Мужчинам не понять, каким глубинным символическим смыслом обладают такие простые женские действия, как первая весенняя покупка тонких телесных чулок. Всякий раз после зимы, снимая с себя плотные велюровые колготки, теплое белье, шерстяные кофточки, сбрасывая пригибающие плечи пальто и шубы, разматывая шарфы, сдергивая перчатки и скидывая сапоги на меху, женщина чувствует себя новорожденной Афродитой и желает одеваться во все такое же игривое и легкое, как морская пена!

Поэтому, когда Верочка запоздало поинтересовалась моим именем, я недолго думая брякнула:

– Венера! – и от полноты чувств улыбнулась постороннему мужику за соседним столиком так, что он поперхнулся чаем, покраснел, забыл о своем десерте и принялся поедать глазами меня.

Толстокожая Верочка поэтических весенних настроений, видимо, еще не ощутила, она по-прежнему была одета в лыжный костюм, выглядела прозаично и мыслила так же.

– Ну так о чем беседовать будем? – спросила она, вкусно и шумно прихлебнув заказанный мной кофе по-венски.

– О личной жизни Лады Томиной, – ответила я и положила на край стола свой красивый и обманчиво толстый бумажник.

– Ага, – сказала Верочка, обласкав этот шедевр итальянской кожгалантереи потеплевшим взглядом. – Только она не Томина. У них с Борисом Аркадьевичем разные фамилии были, хоть он ей и муж законный. Не знаю почему.

– А сколько у Лады любовников, вы знаете? – прямо спросила я.

Верочка не дрогнула, деловито уточнила:

– Вам за какой период времени? Я там три месяца работала.

– Давайте за три месяца, – согласилась я.

– Давайте, – сказала она и выразительно посмотрела на мой бумажник.

Я дала ей пятисотку.

– Значит, так. – Верочка аккуратно свернула денежную бумажку вдвое и спрятала в нагрудный карман на кнопке. – Случается, спит моя хозяюшка и с приходящим домашним мастером Васькой, и с соседом Витькой – он автомеханик. Но постоянных мужиков, не считая законного мужа, который и вовсе уже помер, у Лады Викторовны двое. Один красавчик ведущий с телевидения, его все знают, вот и вы мне его фотографию на телефоне показывали.

– Максим Смеловский, – кивнула я.

– Он. А второго я ни имени, ни фамилии не слышала, хозяйка его вообще по-идиотски называет, какой-то кошачьей кличкой – Гжесик. Хотя, может, это и есть фамилия?

– Опишите этого Гжесика, как он выглядит.

– Высокий, ладный, симпатичный. Чернявый такой. На актера из нового фильма «Зорро» похож, только что не загорелый.

Я насторожилась. Голливудский актер Антонио Бандерас всегда был мне симпатичен, но всяческие чернявые с недавних пор четко ассоциировались с массовыми автоугонами и отдельным разбойным нападением на Алку Трошкину.

– Чем занимается, не знаете?

– Какие-то дела с покойным хозяином у него были, я об этом ничего не знаю, но мужик не бедный, на джипе ездит! – с уважением сказала Верочка. – И одевается дорого. А уж часы свои он как-то у хозяйки в спальне забыл – они и вовсе золотые, тяжелые, сразу видно, больших денег стоят. Я, когда уборку делала, их подобрала и Ладе вернула, так она мне за это целую тысячу дала.

Тут я сочувственно подумала, что Гламурной Кисе Верочкино молчание наверняка постоянно обходилось в копеечку, и с намеком помахала в воздухе второй пятисоткой. Вкупе с первой она тоже складывалась в тысячу.

– Что-нибудь еще об этом Гжесике? Все, что знаете!

– Ну что? – Верочка добросовестно подумала. – Знаю, что этот Ладин хахаль ходит в фитнес-клуб «Апельсин»! Он как-то, уходя, перчатки из кармана пальто потянул, а оттуда бумажка вывалилась. Я ее потом подобрала, негоже ведь на пороге мусору валяться. Посмотрела – а это чек, написано: «Фитнес-центр «Апельсин», за оплату абонемента – 3000 рублей». Недешево, я вам скажу, нынче спортом заниматься!

– Вы-то можете себе позволить, – пробормотала я, с сожалением проводив взглядом вторую пятисотку, исчезающую в кармашке на кнопке. – Какая дата на том чеке была, не помните?

– Дату не помню, но было это в феврале, как раз под праздник. Хозяин по делам уезжал, вот Лада с этим своим Гжесиком и хороводилась.

Я взяла в руки бумажник и подержала его на ладони. Верочка печально вздохнула и пожала плечами. Я поняла, что добавить к сказанному она при всем желании ничего не сможет, и мы расстались.

Выходя из «Мегаполиса», я позвонила в салон красоты и попросила аннулировать мою запись на прием солнечных ванн. Желание срочно пофритюриться в солярии у меня не прошло, но загорать я решила в другом месте.

В фитнес-клубе «Апельсин».

За стойкой ресепшена скучал субтильный молодой человек в тугих черных брючках и белоснежной рубашечке, тщательно подогнанной по фигурке. Наряд в стиле «светлый верх – темный низ» дополнял красный шейный платок, продетый в кольцо с большим голубым камнем под цвет глаз. В качестве дополнительного аксессуара выступала скромная серебристая табличка беджа. На ней было написано просто и без затей: «Илларион». Цветовая гамма костюма навевала воспоминания о пионерской организации, в которую Иллариона наверняка не взяли бы – сразу было видно, что он плохой мальчик. Как сейчас говорят, «противный».

– Добрый день, Илларион! – сказала я.

– Можно Ларик, – ласково ответил милый юноша, томно растягивая гласные. – Добрый день. Вы у нас впервые? Хотите узнать о наших программах? На некоторые сейчас есть специальные цены.