Валентина Андреева - Кошмар на улице с вязом

В разгар общей свары раздался звук, похожий на сдавленное рыдание. Не сразу выявили источник звука. Лично у меня волосы моментально ощетинились. Если бы кто-нибудь догадался поднести к ним лампочку, наверняка бы зажглась. Впрочем, хорошо, что не поднесли – я могла бы огрызнуться излишками вырабатываемой электроэнергии. Этакая динамо-машина. В тот момент решила, что довели-таки деревянного богатыря до сознательного состояния. Алена, нигде не задержавшись, смела по пути журнальный столик, сиганула через кресло и сдвинула нас со Славкой вместе, как ширму, за которую и спряталась. Борис, сжимая кулаки, напряженно всматривался в Горицвета. Наташка четко выговорила: «Мама!» и подалась назад. Но там, куда она шагнула, было занято. Результатом этого открытия стал ее короткий визг, на который просто невозможно было не оглянуться. Вот тогда мы и увидели Анастас Ивановича, прижимающую одной рукой к глазам беленький кружевной платочек, другой – барахтающуюся Наталью Николаевну. Общее внимание заставило ее выронить Наташку и активно зарыдать, для чего потребовалась и вторая рука. Платок не выдерживал того потока слез, которые она проливала.

Никто не мог понять причины такой странной реакции. Про Горицвета забыли. Не сговариваясь, все решили, что с ее мужем Степаном Ивановичем случилось самое последнее в жизни событие – он скоропостижно умер. Неужели назло ей? От ежедневной овсянки. Или не назло ей… Просто не выдержал. Ведь не англичанин все-таки. Позднее выяснилось, что эта мысль пришла в голову каждому из нас. Коллектив мыслил одинаково.

Я, было, рванулась утешать соседку, но Наташка погрозила кулаком и я сдержала свой порыв, а вместе с ним и Алену. Дочь просто подвернулась под руку.

– Пусть выплачется, – одними губами произнесла подруга. Я кивнула в знак понимания и согласия. Наташка права. Слова утешения вызовут только новый прилив отчаяния и слез.

– Так это… – промычал Вячеслав и умолк, забыв, насколько богат великий и могучий русский язык.

Звонок в дверь заставил всех вздрогнуть и выйти в холл. Только рыдающая Анастас Иванович осталась в комнате.

– Открыто! – крикнула Наташка, натянув на физиономию маску негодования. И закатила глаза к потолку: – Как люди не понимают, что нам сейчас не до визитов?

– Разрешите? – вежливо спросила просунувшаяся в дверь голова «покойного» Степана Ивановича. И поскольку все присутствующие озадаченно молчали, неуверенно спросил: – Настенька не у вас?

Ответа на свой вопрос он не получил. Никто из нас не мог понять, кого именно он ищет, хотя каждый был уверен: Настеньки среди нас точно нет. Степан Иванович смущенно кивнул и уже собрался втянуть голову в плечи, чтобы закрыть дверь, как его остановило томное от слез контральто жены:

– Степушка, я здесь!

В следующую минуту мы заворожено следили за действиями вполне живого соседа. Он то просовывал голову в щель между дверью и стеной, то втягивал ее обратно. Алена первая догадалась, что он просто-напросто ждет особого приглашения войти, поскольку на самоволку никак не решается.

– Проходите, Степан Иванович, ваша Анастасия Ивановна там, – дочь махнула рукой в сторону комнаты. – Зашла к нам в гости и плачет горючими слезами.

В подтверждение этих слов из комнаты донеслось горестное «Ох-х-х!», вылетевшее на мощном выдохе Анастас Ивановича. На этом рыдания завершились.

– Степушка, иди, посмотри на меня…

Степан Иванович мигом просочился в дверь, и, явив обществу свою новую пижаму, потрусил на зов жены.

– Сбрендили!!! – икнула Наташка. – Целиком и полностью. Все сто двадцать килограммов Настеньки и около шестидесяти Степушки.

Возражений не имелось. Мы размышляли, что делать дальше. Из комнаты доносилось вполне мирное воркование и восхищенное цокание, а затем тихий шепот, свидетельствующий о переговорах супругов. Любознательность – путеводная звезда первопроходцев. У меня она засветилась на самом низком уровне – элементарного любопытства. Заглянув в комнату, я так и застыла у дверей, пока меня не вышибли вперед остальные любопытные. Супружеская чета стояла у дивана и любовалась нашим Горицветом.

– Ангел, ну просто ангелочек, вылитая я в юности, – прижав сложенные, как в молитве, ладони к груди и захлебываясь от восторга, шептала Анастас Иванович.

– Это же просто чудо!!! Нет, я не верю своим глазам. Как-кая восхитительная работа! – вторил жене Степан Иванович. – По-моему она сделана из цельного куска дерева. – Он наклонился и осторожно погладил Горицвета по голове.

Супруги синхронно обернулись к нам, приглашая к восторженному обсуждению скульптуры. Борис тут же заторопился домой, сославшись на то, что у него компьютер простаивает.

– Девочки, – не отнимая ладоней от груди, умоляюще прогудела Анастас Иванович, – я слышала, вам пока некуда деть эту очаровательную девчушку? Отдайте ее мне. Обещаю беречь ее больше всего самого дорогого, что есть в моей жизни. – Она выразительно посмотрела на мужа и прошептала: – Подаренного тобой, Степушка, обручального кольца.

Я машинально взглянула на безымянный палец правой руки соседки, но кольца на нем не увидела. Однако… Если она так же будет приглядывать за Горицветом… Горицветой.

– А почему вы решили, что наша скульптура «она», а не «он»?

– Да посмотрите вы на нее внимательно!

Мы посмотрели. Действительно. Черты лица скорее девичьи, нежели юношеские, опять же отсутствие усов и бороды. Вот только меч… С другой стороны, в истории немало примеров мужества женщин. Начиная с Афины Паллады, Жанны Д’Арк… Не стоит перечислять – времени не хватит.

– А теперь взгляните на меня! – Анастас Иванович постаралась придать своему лицу самое ласковое выражение. Получилось довольно комично. – Улавливаете сходство?

На всякий случай я ответила согласием. Ну зачем обижать человека.

– Вы хотите сказать, что на диване лежит ваша одна двадцать пятая часть? – попробовала уточнить принципиальная Наташка. Славка и Алена смущенно молчали. Все-таки неплохо я их воспитала. Брови соседки оскорбленно полезли вверх.

– Степа! Фото!

Команда, данная Анастас Ивановичем мужу очень напоминала Наташкино: «Денька! Тапки».

Степан Иванович с готовностью подхватился и исчез. По-моему, в коридоре он даже опередил Бориса. Во всяком случае, голос последнего оттуда я слышала отчетливо.

– Анастасия Ивановна, а где ваше обручальное кольцо? – поинтересовался у соседки сын таким задушевно-хитрым тоном, что я сразу поняла: вот как раз его плохо воспитала.

– На рогах висит, – озадачилась она. – А тебе оно зачем?

– Ну что вы, просто испугался. Раз на руке не носите, думал, потеряли.

– Рога находятся на постоянном месте – растут из головы пластикового оленя, к которому приделаны часы. Поэтому кольцо не потеряется. Я, когда время смотрю, заодно и кольцо проверяю. Оно мне сейчас даже на мизинец не налезает. Думала расширить, пришла в мастерскую – передо мной какой-то женщине это делали. Я как посмотрела! Ужас! На огне раскалили, металл почернел, потом его в воду… А уж как по нему колотили! Решила не испытывать судьбу. Свидетельство о браке у меня есть, обручальное кольцо присутствует. Вместе с часами отсчитывает годы моей семейной жизни. – Соседка тяжело вздохнула. – А ведь когда-то… – и с нежностью посмотрела на Горицвету.