Маргарита Южина - Под каблуком у синего ботинка

– Ой, Кака, собачонка-то совсем издыхает. Смотри-ка, у нее даже чашки с водой нет, – охнула Клавдия.

Акакий мог терпеть любые тычки и затрещины, но видеть, когда мучают животных, он никогда не мог и кидался на выручку беднягам, даже если самому грозила верная нахлобучка. Вот и сейчас он бросился к собачьей будке отцеплять цепь от ошейника. Благодарная псина поднялась на дрожащих лапах и подставила шею. Клавдия тем временем уже врывалась в дом. В комнате висела невыносимая вонь и царил ужасающий беспорядок. Стаи мух оккупировали стол, заваленный пищевыми отходами, и ревели, точно «Боинги». Из обстановки были лишь покосившийся шкаф, колченогий диван и засаленная табуретка.

– Так! Кто здесь проживает?! – грозно рыкнула Клавдия Сидоровна.

Никто не отозвался.

– Здесь есть кто живой?!

– Ик… К кому же вы… заявились, прекрасная… фея? – вывалился вдруг из шкафа заросший щетиной мужик в серых длинных трусах.

Прекрасная фея передернула носом и отогнала от лица назойливую муху.

– Вы здесь живете?

– Я! Как есть я – истинный хозяин сего угодья!

– Вы почему животных своих не кормите?!

– Дык… Я ж и сам не ем!! У нас идет… лечебное голодра… голодание, вот!! – возвестил хозяин и вдруг взревел: – Все на голодовку!! Покажем им… мать их в растудык!!

– Ладно, скажите лучше, кто у вас в том домике напротив проживает?

– Дык… Там у нас заграница! А посему я не могу знать, чево на ихней территории делается и кто там проживает! – попытался выбраться из шкафа мужчина и чуть не обрушил его на себя.

– А Курганова Марья Васильевна не ваша соседка будет?

– Марья-то? Моя соседка, точно, только она уже не будет, потому как нет ее уже, бедняжки. Отравилась она, зельем чьим-то. Вот водочки выкушала и окочурилась. Видать, заговоренная была водка-то.

– Ну и что же? Теперь в ее квартире никто не живет? – допытывалась Клавдия.

– А кто ж там будет жить? Ну ты смешная такая! Ты сама вот будешь в таких хоромах проживать? Нет? Вот то-то же! Никто!

– Но ведь у нее же дочь была, муж?

– Дочь была, муж, – послушно повторил собеседник.

– И где они?

– А и хрен их знает, давай лучше выпьем. У меня тут заначка, я ее – ни-ко-му! А с тобой выпью. – Хозяин угодья пополз на коленях куда-то в угол. – О! У нас и закуси полный стол! Кыш, пернатые!

– А как же голодание, лечебное?

– Вот я и лечусь: поем, попью – и голодать. На сытый-то желудок оно удобнее.

Клавдия брезгливо отошла к двери.

– Ну неужели вы не помните, как выглядела дочь этой Марьи? Толстая, худая, светленькая, черненькая…

– Чего это она черненькая?! Она светленькая. И волосья у ей во такие, до плечей, не ниже! Во такие! – извернувшись, ткнул себя мужичок в лопатку. – Худая была, как шкилда…

– А звали… Звали ее как?

– Имя у нее красивое было – русское. То ли Надя, то ли Маша… Нет, Машка – это же мать ейная… Или Катерина? Или Оля? Оля… Поля… Коля… Во! Точно, Николай! – запутался собеседник и как-то плавно стал переходить на храп.

Больше Клавдии Сидоровне ничего здравого услышать не удалось. Она, правда, пересилила себя и даже потрясла мужика за плечо, но он только звучно всхрапнул и больно ее лягнул. О муже Кургановой ничего узнать не удалось. Клавдия вышла во двор и полной грудью вдохнула свежего воздуха. Задержись она еще минут на десять, и вполне могла от удушья скончаться.

Акакий уже отвязал собачонку и даже где-то раздобыл плошку с водой. По всему было видно, что псина напилась и теперь заглядывала в глаза своего спасителя. Акакий такими же глазами молил Клавдию.

– Кака, даже не думай, у нее блохи. И потом, мы уже подобрали однажды котенка, теперь он изничтожает твои цветы. Давай отвезем собачку к Алене Ильиничне.

Алена Ильинична была давняя подруга Клавдии Сидоровны и даже Акакия Игоревича. Последний ее обожал за то, что женщина на своей даче собирала всех собак, кошек и даже хомяков, где устраивала им сносное жилье. Из-за этого Алена Ильинична даже зимой теперь жила на даче – не могла бросить бродяжек. Единственный сын, которому осталась крупногабаритная квартира, был несказанно рад этому. Но мать не спихнул предательски в деревянную халупу, а переделал родительнице дачу в крепкий кирпичный особняк и постоянно снабжал продуктами и саму матушку, и всю ее многочисленную свору. К слову сказать, Алена даже нашла себе мужа на дачных просторах, который полностью разделял ее любовь к животным и еще более украсил скромную жизнь женщины.

К Алене решили ехать сейчас же. Собачонка резво прыгнула на новые чехлы, а следом за ней трусливо просочилась и кошечка. Распузоны решили, что вдвоем им будет даже веселее, а если Алена не сможет принять этот щедрый подарок, то тогда животных придется отвезти во двор Данькиного офиса. У них замечательная повариха, которая не даст бедолагам пропасть.

У Алены Ильиничны их встретила целая свора разномастных собак и кошек.

Алена искренне обрадовалась и друзьям, и их сюрпризу.

– Вот, честное слово, так ко времени! – радостно оглаживала она шелудивых бедолаг. – Я только что четырех кошечек в хорошие руки определила. Знаю, что люди положительные, а все равно душа скучает, а собачка у нас одна умерла, старенькая уже была.

– И как ты им только хозяев находишь? – удивился Акакий.

– Ты не поверишь – по Интернету! Я каждому такие забавные истории придумываю – просто былины! И потом, чего ж у меня не взять – киски и собачки у меня все здоровые, даже стерилизованные, ты же знаешь, раз в год мой Борька к нам ветврача привозит. Животные чистенькие, откормленные. У них шерстка – чистый шелк, никакой «Вэллы» не надо. Вот увидите, ваши тоже хозяев найдут.

Хозяйка дачи говорила, а сама уже наполняла миски какой-то звериной смесью, и вновь прибывшая парочка крутилась возле.

– Ты, Алена, не корми их сильно. Они, наверное, долго голодали, надо понемножку.

– Ой, не учи меня. Я же всех двортерьерчиков подбираю, из них редко у кого режим соблюдался, так что навык кормежки у меня будь здоров какой!

Клавдия Сидоровна удивительно спокойно чувствовала себя рядом с этой женщиной. Вскоре подошел и муж Алены Ильиничны, отлучавшийся за пивом, и мужики просидели в зеленой беседке до первых петухов. Тут же сидели и женщины. И так было тихо на душе, умиротворенно… Клавдия смотрела на раскрасневшегося Акакия и думала: «Что ж ты, холера такая, не любишь-то меня нисколько? Вон, к молоденькой потянуло. А я-то что же, уже никуда не годна стала? Ну не девочка, не березка, так ведь двух детей тебе вырастила, ирод! Копейки вместе с тобой считала! Если б ты зарабатывал больше, может, и я не такой старухой выглядела… И не орала бы так… И правда, чего я ору на него все время? Вот так плюнет и уйдет, и с кем я останусь? С Жорой? Ну да, с Жорой». Клавдия успокоилась и снова влилась в состояние тихого блаженства.