Джорджетт Хейер - Тупое орудие

– А другой мужчина?

– Как я говорил. Он услышал неземную поступь Ихавода и спрятался в саду и, как только Ихавод вошел в кабинет, смылся из сада. Чем больше я об этом думаю, шеф, тем больше это походит на дело.

– Действительно, это выглядит правдоподобно, – согласился Ханнасайд. – А какой мог быть у неизвестного мотив? Энд-жела?

– Да, кажется, надо признать, что Энд-жела, ибо как иначе мог Чарли быть связан с ним?

– И все же ее подруга – как ее звать? Гледис! – которую вы допрашивали, не упомянула в связи с Энджелой ни одного мужчины, кроме Карпентера и Флетчера, – так ведь?

– Ну, так сказать, особо. Она сказала, что вокруг бедняжки их увивалось немало.

– Как-то не верится, чтобы неудачливый поклонник мог пойти на убийство Флетчера, так ведь?

– Уж если начистоту, то в этом деле не верится ни во что, кроме того, что мы едва ли докопаемся до сути! – сердито заключил сержант.

Ханнасайд улыбнулся:

– Не унывайте! Мы еще его не закончили. Что вам удалось выяснить сегодня?

– Кажется, ничего такого, в чем был бы прок, – ответил сержант. – Мы нашли родственника Карпентера, но он мог рассказать немного. Минуточку, у меня все записано. «Карпентер. Альфред. Род занятий – служащий. Возраст 34 года. Брат покойного. Не видел покойного с 1935 года».

– Он что-нибудь знает об Энджеле Энджел?

– Нет, только понаслышке. По его словам, на Чарли в семье никогда не возлагали больших надежд. Из тех мальчишек, которые крадут у товарищей по школе. Он начал работать в магазине тканей и был уволен за то, что присвоил какую-то мелочь. Разбирательства не было; старик Карпентер – он уже умер – возместил недостачу. После этого наш герой примкнул к концертной труппе. Кажется, он был смазлив и немного пел. Какое-то время он продержался с ними, а потом получил работу на настоящей сцене – в хоре. К этому времени по той или иной причине его семья устала от его проделок, и он получил приказ убираться – без дураков. Тогда он женился на актрисе. По имени Пегги Робинсон. Следующим номером семья узнает, что он от нее сбежал, и она бушует у их дверей. Альфреду она не понравилась. Сказал, единственное, в чем он не упрекнет брата Чарли, так это в том, что он сбежал от жены, которая больше похожа на взбешенную тигрицу, чем на порядочную женщину. Им удалось избавиться от нее, но ненадолго. О нет! Она поехала на гастроли, и хотя, по словам Альфреда, они знали, что она недурно устроилась с другим парнем, это не помешало ей по возвращении рассказать родным Чарли, что он снова в городе и живет с девушкой, которую подцепил где-то в Мидленде. Вроде бы он тоже был на гастролях. Что из этого следует, я не знаю, и Альфред не знает, но, по-моему, не приходится сомневаться, что эта девушка была именно Энджела Энджел.

– Где сейчас жена? – перебил его Ханнасайд.

– Взращивает маргаритки, – ответил сержант. – Года два назад умерла от гриппа, перешедшего в воспаление легких. Альфред знает, что Чарли сидел, но не слышал о нем ничего с тех пор, как он вышел, да и слышать не хотел. Он никогда не видел Энджелы, но говорит, что, когда Чарли подцепил ее, она явно еще не была на сцене. Со слов его жены он понял, что это обычная история деревенской девушки. Ну, сами знаете, как это бывает. Романтичная, сурового воспитания, влюбляется в кудрявого тенора и убегает с ним.

Бедняжка, в конце концов она за это так поплатилась.

– Альфред Карпентер не помнит ее настоящего имени?

– Нет, он его никогда не слышал. Но кажется, разрешилась по крайней мере одна загадка: почему никто из родственников не объявился, когда Энджела покончила с собой. Если она родом из пуританского дома, можете быть уверены, что ее исторгли из семьи – точно так же, как в свое время исторгли Чарли. Я такое видел не раз.

Ханнасайд кивнул.

– Да, но это не слишком нам помогает. Вы чего-нибудь добились от хозяйки, Карпентера или от хозяина ресторана, в котором он работал?

– От Джузеппе я добился талантливой игры, которая мне была ни к чему, – кисло сказал сержант. – Ума не приложу, как эти иностранцы могут столько болтать без устали! Он для меня одного устроил представление: рвал на себе волосы, восклицал «дио мио», «корпо ди бакко» и тому подобное. Чтобы это перенести, мне пришлось выпить рюмочку, он же, когда кончил, был свеж как огурчик и тут же начал ругню со своей женой. По крайне мере, так это было на мой взгляд, но надо думать, он это считал нормальным, спокойным разговором. В общем, он ничего не знает про Чарли.

– А хозяйка?

– Она тоже ничего не знает. Говорит, вообще не любит разговаривать с людьми. Это и неудивительно. Вряд ли у кого возникнет желание пооткровенничать с такой особой. И вот мы зашли в тупик. Это Невил или вообще никто, шеф. А ежели хотите знать, куда он подевал орудие убийства, то он не иначе как засунул палку в рукав.

– Вы когда-нибудь пытались засунуть дубинку в рукав? – спросил Ханнасайд.

– Здесь не дубинка. Бамбуковая трость.

– Бамбуковой тростью так голову не проломишь. Орудие было тяжелое, если палка, то толстая, вроде палицы.

Сержант поджал губы.

– Если это Невил, нам нечего беспокоиться об орудии, которым он пришил своего дядю. У него было полно времени избавиться от него, почистить его и так далее. Что касается второго убийства – я думаю, не сунул ли он в карман то пресс-папье, а?

– Это было бы достаточно заметно. Голова статуэтки сильно торчала бы.

– Могло быть незаметно в сумерках. Займусь-ка я снова Брауном – это хозяин кофейного киоска – да еще таксистом. Я их, конечно, уже как следует расспросил. И все же…

– А как со шляпой?

– Шляпа – это морока, – заявил сержант. – Если у него не было цилиндра, он мог позаимствовать его у покойного Эрни, хотя бы потому, что никому в голову не придет, что он может быть в цилиндре. Когда он уходил из дома, мог нести его сложенным, под мышкой, чтобы не заметил дворецкий. Когда он переменил шляпы, свою мог сунуть в карман.

– Теперь два оттопыренных кармана, – сухо заметил Ханнасайд. – И все же два свидетеля – девушка не в счет, она говорила слишком расплывчато – показали, что в нем не было ничего необычного. И вот еще что. Водитель такси, который показался мне весьма разумным человеком, описал пассажира как обычного человека приятной наружности. Он не думает, что мог бы узнать его, если бы встретил опять. Когда я нажал на него, он только повторил, что тот выглядел как десятки людей между тридцатью и сорока годами. Ну а если бы вы встретили Невила Флетчера, по-вашему, могли бы вы его не узнать?

– Нет, конечно, – неохотно проговорил сержант. – Я бы его узнал. Такого ни с кем спутаешь. Во-первых, волосы у него чернее, чем у большинства, да и лицо, я бы сказал, необычное. И еще у него дурацкие длинные ресницы и улыбка, которая всегда действует мне на нервы. Нет: ни один здравомыслящий человек не скажет, что он похож на десятки других. Кроме того, ему нет тридцати, и он выглядит моложе тридцати. Так что нам теперь делать?