Маргарита Южина - Двуликая особа

Сергей налил из графина воды и подал ей стакан:

– Выпейте.

Нина Федоровна даже не посмотрела на воду, только глубоко вздохнув, продолжала:

– Во мне вроде как занемело все, да и понять-то не могу, что здесь подушка делает, а Ира сразу к кроватке кинулась, подушку подняла, а там ребеночек, посинел уже, не дышит. Поглядели, кто это, на бирке, а это Стоцких мальчонка! А уж мамаша над ребятенком так тряслась, будто беду чуяла. «Вы, – говорит, – берегите его. Без него и мне не жить!» Дитенок у них с мужем поздний был, ждали его долго. А тут горе такое. Я-то было в голос закричала, а Ира мне рукой рот зажала да из отделения вытолкала. Верка так и не проснулась. Вот и сговорились мы с ней, с Ирой, про подушку ничего никому не говорить, сам, мол, умер. Верке-то, если бы правду узнали, уж и думать не хочется, что было бы. Ребятенка не вернешь, а бабу беременную погубить не захотели. А уж утром-то что было! Стоцкую едва откачали. Четыре дня без памяти пробыла. Самому Стоцкому когда сказали про сына, он молча выслушал, но больше так ни разу и не пришел. А уж когда выписывали их, он и не встречал даже жену-то.

– А кого их? Стоцкая разве не одна выписывалась?

– Да нет, не одна. В аккурат в этот день, когда все случилось, бабенка молоденькая, да какая бабенка – девчонка совсем, мальчонку оставила и удрала. Мы уж с Ириной думали, может, это она и была, своего хотела придушить, да попутала, так опять же ейный мальчонка ближе лежал, не проглядела бы. Так вот Стоцкая этого ребятенка и забрала.

– А вы говорили, что Ирина Николаевна кричала кому-то, значит, видела, кто это был?

– Видеть-то видела, да что толку. У нас все мамочки в серых халатах и в белой косынке, поди разбери, кто там!

– Так, значит, это была женщина?

– Это Ирочка женщину видела, только это ж не значит, что та самая женщина и сотворила такое. Мало ли, может, просто около детского отделения проходила. Хотя… Время-то уж больно позднее было, чего ходить-то?

– А у мальчика, которого Стоцкая взяла, не было проблем со здоровьем?

– Вот про другого мальчонку ничего не помню.

– А что за женщина ребенка оставила, ее имя, фамилию узнали?

– Теперь уж точно и не припомню. Назвалась то ли Ивановой, то ли Степановой, а как на самом деле, кто ее знает? У нас бывает, что рожениц без документов привозят, ну мало ли где прихватит, но на следующий день родственники обязательно привозят, иначе на ребенка никаких бумаг не выдадут, да и самой матери ни декретных, ничего. Только той кукушке, видать, ничего и не надо было. Поэтому и не узнали мы, кто такая.

– Спасибо вам, если бы вы знали, как помогли нам! – распрощался Сергей и вышел. А пожилая женщина еще долго сидела, теребя в руках замусоленный бинт.

– О, наконец-то, заждался я вас, – встретил Сергея внизу Женька. – Меня тут уже с дочерью поздравили, пока вас не было. Не зря сходили?

– Если бы ты знал, друг мой Женька, насколько не зря!

– А сейчас в дом инвалидов, может, Максим нам что-нибудь расскажет.

– Зачем вам нужен Максим? – недоверчиво спросила молодая миловидная заведующая с немодно закрученной вокруг головы косой, после того как выслушала гостей и рассмотрела их документы.

– Нам кое-что хотелось бы у него уточнить.

– Погодите, вы даете себе отчет в том, где находитесь? – покачала она головой. – Ну, впрочем, пройдемте.

Они прошли в отдаленный корпус. На первом этаже было относительно тихо, но зарешеченные окна, приглушенный тон персонала, крики с верхних этажей создавали гнетущую атмосферу. Провожатая вошла в палату, тут же навстречу ей поднялся со стула крепенький мужичок в голубом халате.

– Сидите, сидите, – успокоила его заведующая и обратилась к посетителям: – Вон тот, который плачет, и есть Максим Стоцкий.

На кровати у стены сидел парень, он крепко держался за спинку, монотонно раскачивался взад и вперед и не переставая мычал. По его щекам, подбородку, носу текли слезы. Лицо можно было бы назвать очень красивым, если бы его не портило выражение безумия.

– Он что, всегда так? – не вытерпел Женька.

– После уколов затихает, надо же ему дать отдохнуть, – объяснила заведующая.

– Позвольте мне сделать фотографию Максима? – попросил Сергей.

– Если это необходимо, – поморщилась молодая женщина. Защелкал фотоаппарат. Гости больше не задерживались.

– Господи, как же этот мужик в голубом тут держится? – выйдя из корпуса, вздохнул Сергей.

– У него сын тут.

– А отчего появляются такие дети, это что, наследственное или какое-нибудь заболевание?

– Что касается Стоцкого, то это травма, вам нужны медицинские термины?

– Нет, я, пожалуй, не разберусь в них, – сознался Сергей.

– Ну а если в общих чертах, то либо его уронили, либо что-то уронили на него, либо ударили, короче – травма.

– Н-да, спасибо вам за помощь, – Сергей оглянулся, во многие окна через решетки смотрели безумные лица. Женька нервно закурил и протянул спичку Котятичу. Даже в автобусе им все казалось, что в спину глядят пустые глаза.

– Ну что, на сегодня все? – садясь на свободное место, поинтересовался Женька.

– Мне бы до Аллы Викторовны добраться.

– Значит, едем туда.

Через полчаса Котятич стоял перед главврачом.

– Нет, нет и нет! Больная только что перенесла тяжелый приступ, любое волнение для нее губительно.

– Поймите, если наша встреча не состоится, последствия могут быть значительно печальнее.

– До чего я не люблю общаться с вашим братом, ставишь человека на ноги, ставишь, потом приходит эдакий деятель, и все насмарку… Ладно, подождите, я посмотрю ее состояние.

Ходил врач недолго.

– Идите, она и правда хочет вас видеть, – смилостивился он. – Но только помните: очень недолго и никаких волнений! Леночка, проследите, пожалуйста, чтобы гость не засиживался.

Алла Викторовна была старше Сергея. А может, просто так выглядела, больничная койка не прибавляет свежести.

– Здравствуйте, меня зовут Сергей Сергеевич. Как ваше самочувствие?

– Спасибо, у нас так мало времени, может, сразу о главном, – понимающе улыбнулась больная.

– Я не зря у вас о самочувствии спрашиваю, речь моя не из приятных. Я, видите ли, лицо, которое занимается расследованием убийства Захаровой Ирины Николаевны.

– Что же вы так долго до меня добирались, Сергей Сергеевич? – мягко укорила Стоцкая. – Мне есть что вам порассказать. Я думаю, вы знаете, какую роль в моей жизни сыграла эта женщина.

– Вы имеете в виду появление Максима?

– Да. Она помогла усыновить мне мальчика. Я очень боялась, что муж не простит мне смерти сына, мы ведь так долго ждали его. А когда пришла в себя и узнала, что какая-то женщина бросила своего ребенка, как ни кощунственно это звучит, была так рада. Врач, правда, поторопился, мужу о смерти нашего ребенка рассказал, но мы с Ириной Николаевной целый сценарий придумали, мол, просто чудовищная ошибка вышла… Сейчас даже стыдно за свою глупость… Гриша больше не пришел. Он не пришел ни в роддом, ни домой… Ни разу, – голос Аллы Викторовны звучал еле слышно, видно было, что эта обида еще жива. Но потом, будто спохватившись, она повела рассказ ровным тоном. – Зато у меня появился Максимка. Он мне всех заменял: и подруг, и друзей, и родных. Радовалась каждый день, да только недолго. Стала замечать, что сынок от остальных детишек в развитии отстает. По врачам стала бегать, те только разные диагнозы ставили, лечить вроде и лечили, да толку не было. Кто его знает, в чем причина его болезни, у мамаши-то ни анализов, ни карты не было. Может, чем-то травила еще до рождения. Чего тут гадать, только мальчик мой… ну…