Дарья Донцова - Три мешка хитростей

– Вдруг возьму да растреплю по округе? – не успокаивалась я.

– А и пожалуйста, – сообразила баба Клава, – болтай, сколько хочешь, главное, чтоб не у нас во дворе… Только ты ведь сейчас уйдешь – и все!

Я глубоко вздохнула:

– Это верно. Больше не встретимся.

Дойдя до метро, я завернула в огромный книжный магазин, вытащила с полки большой «Атлас Москвы» и отыскала нужную улицу. Ничего себе, она оказалась в Марьино, ближайшая станция подземки «Братиславская». Небось на дорогу часа два потрачу, не меньше!

Сев в поезд, я сначала раскрыла очередной роман Поляковой, но потом отложила томик. Интересная, однако, история приключилась с бабой Клавой. С чего бы это Ярославу Рюрикову, отбывающему срок где-то на зоне, заботиться о совершенно посторонней старухе? Вот уж диво дивное, не верю я в подобный альтруизм человека, преспокойненько обобравшего тысячи людей. Между прочим, деньги тогда так и не нашли…

Я закрыла глаза и, покачиваясь вместе с несущимся вагоном, принялась размышлять. Насколько помню, в ситуации с «Просторами» было много непонятного. Пирамида обвалилась, но ее создатель, пресловутый господин Рюриков, никуда не прятался, просто перестал выплачивать людям деньги и… преспокойненько сидел дома, ждал ареста. Ну почему он, обладая огромными средствами, не убежал в какую-нибудь безвизовую страну типа Кипра? В конце концов, имея под рукой миллионы, запросто можно было купить паспорт на чужое имя, не так уж это и сложно. Нет, ничего не предпринял, словно хотел, чтобы его арестовали. Чувствовал свою вину перед людьми и решил искупить ее, работая на лесоповале? Ну это какая-то достоевщина. И что связывает господина Рюрикова с Яковом Сироткиным? Ох, сдается мне, разгадка всех тайн кроется где-то рядом!

Выйдя на «Братиславской» на свежий воздух, я спросила у тетки, торгующей вафельными трубочками:

– Марьинский вал где?

– А вон туда, – словоохотливо пояснила баба, закутанная, несмотря на жару, в теплую кофту и платок, – между недостроенными домами ступай, через пустырь, сразу и упрешься…

Я побрела в указанном направлении. Район радовал глаз. Тут и там вздымались красивые высокоэтажные башни с разноцветными панелями, зеленели лужайки, шелестели листвой деревья… К тому же повсюду виднелись вывески: «Супермаркет», «Химчистка», «Хозтовары»…

Инфраструктура была тщательно продумана, и, судя по остановкам, с автобусами тоже полный порядок: не то пять, не то шесть маршрутов… Жить бы здесь да радоваться. Кстати, небось в этих домах новой серии и кухни большие, и комнаты хорошие. Но москвичи очень не хотят селиться в этом прекрасно оборудованном районе. Более того, злоязыкие столичные обитатели прозвали Марьино «какашкиными двориками». Дело в том, что еще не так давно тут не было ни прекрасных домов, ни лужаек, ни магазинов… Долгие годы в этих местах находились отстойные бассейны столичной канализации. Потом, когда они полностью заполнились, канализационные отходы начали «складировать» в другом месте. А на бывшем пустыре стал подниматься новый район – Марьино.

Но, если не знать, на каком «фундаменте» стоят домики… Хотя что в этом такого ужасного? В конце концов все это было когда-то съедено…

Внезапно я буквально наткнулась на шестнадцатый дом. Высокая блочная башня со сплошь застекленными лоджиями была здесь единственным заселенным домом. Справа и слева тянулись кварталы недостроенных домов.

В подъезде не было домофона, зато сидела лифтерша, довольно молодая женщина.

– Вы к кому? – строго спросила она.

– В седьмую квартиру, к Загораевой.

– Она на работе, – сурово ответила консьержка.

– Спасибо, подожду на лестнице.

– Это невозможно, – ответила лифтерша с каменным лицом, – вот, читайте.

И она ткнула пальцем в большое объявление, висевшее между лифтами: «Уважаемые дамы и господа. В связи с ухудшением криминогенной обстановки в городе Москве, а также учитывая возможность террористического взрыва, совет жильцов постановляет: а) после 23 часов запирать входные двери; б) запретить посторонним лицам находиться внутри здания; в) обязать всех жильцов в обязательном порядке сообщить свои рабочие адреса и телефоны».

– Да, – пробормотала я, – однако у вас тут и муха не пролетит, не то что лица кавказской национальности.

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – неожиданно подобрела неприступная консьержка.

– И что, все это вот так четко и соблюдаете?

– Конечно, а еще ночью два раза обход делаем. Никому неохота на воздух взлететь. Если бы все москвичи были такими бдительными, как мы, – вздохнула лифтерша, – жить стало бы безопаснее.

– И рабочие адреса всех жильцов записаны?

– Конечно.

– А телефон Загораевой не посмотрите.

– Зачем? – вновь проявила бдительность дама.

– Да вот привезла ей посылочку из Киева, поезд у меня отходит через пару часов…

– Я не возьму, – моментально отреагировала консьержка.

– И не надо, просто подскажите, где Валентина работает. Может, не так далеко отсюда…

Несколько секунд лифтерша колебалась, потом, пробормотав: «Ну, думаю, в этом секрета нет», открыла толстую книгу и сообщила:

– Улица Красные Поля, дом сорок четыре.

– Далеко отсюда?

– Да нет. Видите, вон та длинная магистраль, что ведет к факелу?

– Куда?

– Да к факелу, – спокойно повторила тетка, – у нас там нефтеперерабатывающий завод.

Я подняла глаза вверх и увидела за большим, чисто вымытым окном железную вышку, отдаленно напоминающую буровую установку. Над ней, словно платок на ветру, метался язык пламени. Зрелище было впечатляющее, напоминавшее кадр из фантастического фильма.

– Дойдете до факела, – спокойно поясняла лифтерша, – и свернете налево, это и будут Красные Поля.

– Как ее место работы хоть называется?

– Она не указала, написано просто – учреждение.

Тяжело вздыхая, я пошла к гигантскому факелу. Дома закончились. Справа и слева расстилался пустырь, потом, откуда ни возьмись, появилось шоссе с бешено несущимися по нему машинами. Я шла и шла, проклиная все на свете: себя, Якова Сироткина, бабу Клаву, Ярослава Рюрикова, «Коммерческий дом «Просторы»… Огнедышащая конструкция вместо того, чтобы приближаться, почему-то отдалялась… Потом в ушах возник тревожный гул, и я внезапно оказалась почти у самой вышки.

Налево шла дорога, вернее дорожка, изрытая ямами. На сером бетонном заборе болталась перевернутая полуободранная вывеска «Красные Поля». Обрадовавшись, я полезла в грязь. Вокруг не было видно ни одной живой души. Минут пять я брела по колдобинам и уперлась в железные ворота. На них значилось: «КПП». Я подумала, постояла, потом начала колотить ворота ногой… Полная тишина. Подергав створку, я обнаружила, что она не заперта. На жутко захламленной территории прямо посередине двора стояла раскладушка, на которой преспокойненько валялся солдатик в камуфляжной форме.