Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная

Наконец кассирша выдала километровый чек и вручила нам карточку «Рамстор».

– Теперь, – щебетала девушка, сияя, словно пасхальное яйцо, – вы члены клуба покупателей и имеете право на скидки, приходите еще.

– Здорово, – воскликнул Сережка, толкая каталку к выходу, – теперь только сюда, скидку дадут!

Я тихо шлепала за ними, пытаясь собрать воедино очумелые мозги. Ни за что не приеду больше в «Рамстор», психическое здоровье дороже.

На выезде из двора стоял охранник с квитанцией в руках. Сережка полез в портмоне.

– Погоди, – остановила мужа Юля.

Девушка высунула в окно какую-то книжечку. Охранник кивнул и поднял шлагбаум.

– Зачем платить, – радостно сообщила Юлечка, – когда можно не платить.

– А что это у тебя? – заинтересовалась я.

Юля сунула мне в руки удостоверение. Темно-синие корочки украшали золотые буквы «Пресса».

– По нему везде пускают, – хихикнула Юля.

Я отдала документ, теперь точно зная, как действовать.

В ФСБ издавалась многотиражная газета, носившая не слишком оригинальное название «Щит и меч». Я попробовала было связаться в редактором, но меня весьма вежливо отшили. Задумчиво перелистывая телефонную книжку, я наткнулась на фамилию Зайцев. Вечером, когда Катюша, лежа в кровати, читала газеты, я вползла к ней и заныла:

– Надоело целый день у плиты толкаться, душа просит интересного дела.

– Запишись на курсы вязания, – предложила Катюша.

– Нет, – стонала я, – хочу попробовать себя в журналистике, должно получиться… Слышь, Катюнь, помнишь Зайцева Юрия Петровича? Главного редактора журнала «На страже Родины»?

– Ну? – спросила Катерина. – Конечно, до сих пор ко мне на консультации ходит.

– Попроси его меня принять, дать задание…

Катюшка потянулась к телефону и мигом решила проблему.

Все бывшие пациенты Катерины испытывают к ней настоящую благодарность, поэтому прием мне в журнале устроили по высшему классу, даже угостили чашечкой отвратительного растворимого кофе, к которому интеллигентно приложили кусочек сахара и крохотную упаковочку сливок.

Юрий Петрович слушал посетительницу, пытаясь изобразить на лице живейший интерес, но в его глазах застыла откровенная скука. Очевидно, я была не первой в его кабинете, кто пытался писать на данную тему.

– К сожалению, сейчас у молодежи не осталось ничего светлого, – самозабвенно вещала я, – служащие ФСБ полностью потеряли авторитет. А с газетных страниц, в основном, льется поток грязи: этот взяточник, тот негодяй. Хочется найти ветерана, человека интересной судьбы и рассказать о нем. Пусть юные читатели видят и положительный пример.

– Ищите, – согласился Юрий Петрович.

Я надулась.

– Но я не знаю никого в этой структуре, Катя сказала – вы обязательно поможете.

Редактор тяжело вздохнул. Охотнее всего он вытолкал бы дуру-бабу, возомнившую себя «золотым пером», за дверь, но обидеть лечащего врача Зайцев не решался. Поэтому он снял телефонную трубку, коротко переговорил и протянул листок.

– Вот, езжайте прямо сейчас, она ждет.

На бумажке было написано: «Руднева Нина Антоновна, улица Бельского, 15».

Надо же, женщина! Хотя, если подумать, в КГБ, наверное, трудилось много баб.

Нина Антоновна меньше всего походила на секретного агента. Аккуратненькая, пухленькая старушка, ростом чуть выше сервировочного столика.

– Ну, – приветливо прищурила она выпуклые карие глаза, – о чем беседовать станем?

Я вновь завела песню о наглой молодежи и поруганном достоинстве ветеранов. Руднева слушала крайне внимательно, ни разу не прервав. Наконец мне стало не по себе, и я остановилась. Милая старушка аккуратно поправила безукоризненно выкрашенные кудряшки и поинтересовалась:

– Насколько я понимаю, это легенда, а на самом деле что вы хотите?

Я лихорадочно пыталась сообразить, как поступить.

– Лучше рассказать истину, – проникновенно улыбнулась Нина Антоновна.

– Но я говорю правду, – пыталась сопротивляться я. – Я знаю, что в КГБ в середине 70-х работал некий господин Родионов, вот и хотела отыскать его следы…

– Иван Сергеевич, – вновь улыбнулась старушка.

– Вы его знаете?!

– В соседних кабинетах сидели, вместе обедать ходили, да и сейчас частенько встречаемся.

– Он жив! – пришла я в полный восторг. – Подскажите мне адрес.

– Зачем вам Иван Сергеевич?

– Хочу написать о ветеране…

Нина Антоновна весело рассмеялась, но глаза старушки остались холодными и какими-то неподвижными.

– Уважаемая Евлампия Андреевна, я обладаю удивительной способностью чувствовать ложь. Даже подследственные в конце концов понимали это и говорили правду.

– Подследственные? – глупо переспросила я.

– Долгие годы я служила следователем, – спокойно пояснила Нина Антоновна, – разве Зайцев не сказал? – И, посмотрев на мое вытянувшееся лицо, добавила: – Вижу, что нет. А вы полагали, что беседуете с буфетчицей?

Нет, конечно, но в КГБ служили еще телефонистки, переводчицы, стенографистки, уборщицы, наконец. Но следователь! Эта милая, пухлая старушка с лицом, похожим на калорийную булочку? Ласковая, уютная бабушка? Просто невозможно представить, как она направляет прожектор в глаза арестованному и орет: «Говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!»

Нина Антоновна встала и зажгла большую настольную лампу на ноге-кронштейне. От ужаса я вжалась в кресло. Ну вот, начинается, по профессиональной привычке потянулась к электроприборам. Может, у нее тут где-нибудь припрятана резиновая дубинка? Хотя вроде, насколько знаю из художественной литературы, подследственных били куском шланга или чехлом, набитым песком…

– Так зачем вам Иван Сергеевич? – повторила Нина Антоновна, садясь напротив меня на высокий вертящийся стул.

Теперь ее лицо оказалось в тени, моя же физиономия великолепно освещалась безжалостным электричеством. Понимая, что она сейчас применит годами отработанную методику допроса, я севшим от страха голосом пробормотала:

– Наверное, лучше рассказать правду. Наверное, лучше всего говорить только правду.

Нина Антоновна вновь рассмеялась, встала, зажгла красивую хрустальную люстру и пояснила:

– Я заработала к старости болезнь глаз, вот и стараюсь не пользоваться верхним освещением, а правду не всегда полезно сообщать, иногда лучше соврать. Но вам, если хотите, чтобы я помогла, следует ввести меня в курс дела.

Под ее откровенно насмешливым взглядом я долго и путанно рассказывала обо всех событиях и приключениях.

Бабушка слушала молча. Потом, удостоверившись, что гостья выплеснула все, сказала:

– О деле Платовых я ничего не слышала, но, если вы уверены, будто Иван Сергеевич в курсе, безусловно, следует обратиться к нему.