Дарья Донцова - Стилист для снежного человека

– Какую маску?

– Для лица, – уточнила Ирина, – из кастрюльки.

Я подняла стальной горшочек.

– Ты хочешь сказать, что это не мусс?

– Нет.

– А что?

Ира, не переставая чесаться, пустилась в объяснения:

– Светлана, ваша подруга, ну та, что косметику делает, Зайке посоветовала одну маску. У Ольги на коже какое-то раздражение от пудры. Светлана Михайловна сказала, что рецепт этой маски им на фирму одна женщина прислала. Говорит, маска – супер. Там какие-то замечательные составные части, вроде малина…

– Верно! Вот чем пахло, – обрадовалась я, – все понять не могла, то ли корица, то ли ванилин, а теперь сообразила, содержимое кастрюльки издавало тот же аромат, что и пирог с замечательно полезной ягодой. А какого черта эта чудо-маска в кастрюльке на плите стоит?

Ирка пожала плечами.

– А я знаю? Вроде Ольга хотела после ужина намазаться. Ну, сейчас скандал начнется.

– Но было очень вкусно, – растерянно сообщила я, – интересно, какие там еще соствляющие, кроме малины?

– Я точно не знаю, – хмыкнула Ирка. – Но Светлана Михайловна всегда только натуральные ингредиенты использует!

– Ты ведь никому не расскажешь о моей ошибке? – заискивающе спросила я.

Ирка захихикала.

– Неа! Засмеют ведь.

– И что делать, если Зайка начнет спрашивать про маску?

– А вы у Светланы Михайловны еще спросите, – посоветовала Ирина, – у нее с собой полным-полно всего. Тут без вас знаете чем занимались?

– Нет.

– Новые средства тестировали, – с умным видом затараторила Ирка, – мед и лимон, облепиха… Маня одно намазала, Женя другое, кстати, у него прыщи прошли.

– Знаю.

– Александру Михайловичу такую штучку приложили, – болтала Ирка, – типа шапочки.

– Дегтяреву?

– Ага!

– И как он только согласился, – изумилась я.

Ирка приложила палец к губам.

– Тсс. Знаете чего расскажу? Впрочем, нет, это секрет!

– Давай продолжай, – приказала я.

– Александр Михайлович себе шампунь купил, дорогой, импортный, еще летом, – принялась самозабвенно «продавать» полковника Ирка, – для роста волос.

– Так он же лысый!

– Ну! Поэтому и приобрел, решил, кудри проклюнутся, а их все нет и нет! Там на упаковке хрен знает чего понаписали, дескать, мойте лысину, и скоро расчески о пряди ломать будете.

Мне стало внезапно жаль наивного полковника.

– Только Светлана Михайловна ему объяснила, – не замечая моего настроения, неслась дальше Ирка, – что все обман. Да еще у Дегтярева от частого мытья головы какая-то ерунда началась, чешется он все время. Вот ему и сделали процедуру, называется – лечебное обертывание.

– Ира, – донесся из гостиной высокий голос Зайки, – Светка должна была мне маску приготовить. Ты не знаешь, куда она ее дела?

– Бегите скорей прочь, – заговорщицки шепнула Ирка и быстро поставила пустую кастрюльку около миски, из которой собаки пьют воду, – скажу, Банди слопал. Ему ничего не сделают, а вас точно убьют.

Я кивнула и понеслась к лестнице. Ольга еще не успела забыть про «сырой» торт и салаты со сгущенкой, а тут новая напасть.

Благополучно оказавшись в спальне, я расслабилась, потом через полуоткрытую дверь стали проникать вопли Зайки.

– Негодник! Бездонный питбуль! Жрет все, что не прикончено.

Следом посыпались сочные шлепки, очевидно, разозленная Заюшка, схватив газету, наказывала ни в чем не повинного пса! Затем послышался бодрый цокот когтей о дубовый паркет, и в мою комнату ворвались растерянные собаки во главе с Хучем. Мопс бодро вскочил на кровать и нырнул под одеяло, Снап шмыгнул в ванную, Банди, сопя от напряжения, пролез под кровать, Черри, тяжело вздыхая, легла посреди ковра, а Жюли мгновенно зарылась ей в живот.

Я быстро задвинула защелку, если Ольга захочет войти, скажу, что у меня мигрень. Но Зайка, очевидно, посчитав расправу законченной, не стала подниматься по лестнице.

– Эй, ребята, – шепнула я.

Снап высунул из ванной морду.

– Гав?

– Печенья хотите?

Хуч вылез из-под перинки, Бандюша выкарабкался наружу, Жюли стала повизгивать, а Черри тихо выть. Печенья желали все.

– Ладно уж, – вздохнула я, беря с подоконника вазочку, – считайте, извиняюсь перед вами.

Не умеющие обижаться на хозяев псы счастливо схомякали запрещенное лакомство, а я предприняла еще одну попытку дозвониться до Пищикова, вновь потерпела неудачу и набрала номер Нины Алексеевны.

– Алло, – ответила мать Милы, – кто там?

– Это Даша.

– Какая?

– Васильева.

Повисла напряженная тишина, потом Нина Алексеевна сердито поинтересовалась:

– Что надо?

– Можно к вам приехать?

– Ночь на дворе.

– Завтра, с утра.

– Зачем?

– Мне очень надо с вами поговорить.

– У нас нет общих тем, – отрезала Нина Алексеевна, – человек, позволивший в своем доме убить мою дочь…

– Я ни в чем не виновата…

– Может, и так, только болтать нам не о чем.

– Извините, но речь идет о вашем муже.

– О ком? – изумилась старуха.

– О Николае Шнеере. Вашего супруга так звали?

– Николай Израилевич давно умер.

– Конечно, но мне сейчас в одном издательстве дали рукопись для перевода на французский язык. Вы в курсе, что я хорошо владею иностранным языком?

– Подробности твоей биографии мне малоинтересны, – схамила Нина Алексеевна, – выражайся побыстрей и покороче!

– Хорошо, – покорно согласилась я, – ситуация такова. Моя сестра, Наталья, баронесса Макмайер, еще занимается и издательским бизнесом [29].

Вообще-то мы с Наташкой не кровные родственники. Сестрами являемся лишь по документам, но Нине Алексеевне детали моей биографии и впрямь ни к чему.

– Сейчас на Западе очень хорошо расходятся воспоминания бывших советских людей об их ужасной жизни при социализме, – спокойно вещала я. – Так вот, Наталья недавно получила очередную рукопись из Москвы, работа заинтересовала баронессу. Написано живо, интересно, много никому не известных деталей. Наташа велела мне сделать перевод, я прочитала книгу и поняла, что речь в ней идет о хорошо знакомых людях, в частности, об отце Людмилы, Николае Шнеере. На мой взгляд – это клеветническое произведение, оскорбляющее память Николая Израилевича, позорящее его. Автор, некий Владлен Богоявленский, воспользовался тем, что основные участники давних событий скончались и никто не сумеет уличить его во лжи, вывалил такую грязь!

– Какую? – перебила меня Нина Алексеевна.

– Дикую, якобы Николай был в КГБ стукачом…

– Книга уже вышла? – взвизгнула старуха.

– Нет, у меня рукопись, вполне можно вообще не пустить ее в печать, но вы не хотите со мной встречаться…

– Немедленно приезжай!

– Уже поздно, – напомнила я.

– Ерунда, я бессонницей мучаюсь, до утра не сплю.

– Ну, если это удобно!