Дарья Донцова - Маникюр для покойника

Огромный трехстворчатый гардероб был забит под завязку новыми вещами с болтающимися бирками. Чего тут только нет! Шуба из меха неизвестного животного и кожаная шляпка, штук пять пиджаков, брюки, узкие юбки… Внизу стройными рядами стояла обувь: несколько пар отличных туфель, элегантные лодочки, демисезонные и зимние сапоги… Виктория основательно опустошила бутики. Интересно, зачем ей столько обновок? Замуж, что ли, собралась? Но как бы там ни было, все эти шмотки тоже не подойдут. Придется идти к метро, там, в маленьком подвальчике, примостился магазинчик «Секонд-хэнд».

Крикнув Кирке: «Делай уроки, скоро вернусь!» – я понеслась на барахолку.

Через полчаса, довольная, даже счастливая, я втаскивала в квартиру огромный пакет. В лавчонке моментально нашлось требуемое – серо-буро-малиновый трикотажный костюм с юбкой миди и просторным пиджаком. В придачу к нему светлая блузка, воротник которой завязывался пышным бантом, а на голову нацеплю клочкастую мохеровую шапочку, писк моды конца шестидесятых. С этим прикидом великолепно гармонируют мои превратившиеся в опорки когда-то замшевые сапоги и китайская куртка. Впрочем, жаль, что я ее постирала. Чистая она выглядит крайне прилично.

Только сначала вещонки следует прополоскать, а потом продумаем макияж.

Но не успела я запихнуть содержимое пакета в стиральную машину, как из комнаты Кирюшки донеслась характерная музыка. Так, все ясно, вместо того чтобы учить географию, он включил телевизор и смотрит гадкую передачу «Дорожный патруль». А я не хочу, чтобы ребенок любовался на размазанные по тротуару трупы.

Быстрым шагом я влетела в детскую и велела:

– Немедленно выключи «Дорожный патруль».

– Это «Криминальная хроника», – возразил мальчишка.

Хрен редьки не слаще!

– Тем более прекрати смотреть – такая передача не для ребят.

– У нас все в классе смотрят, – заныл Кирка. – Подумаешь, что я, трупов не видел?..

– Сейчас же выключи, – разозлилась я и, не найдя пульта, потянулась к кнопкам на панели «Сони» да так и замерла с протянутой рукой.

Камера показала знакомый мне дом, а бесстрастный голос комментатора за кадром сообщил:

– Сегодня, в двенадцать часов дня, в подъезде дома №18 по Селиховскому проезду, на площадке седьмого этажа был обнаружен труп нигде не работающей Веры Мартыновой.

Я села на пол и, не отрываясь, уставилась на экран. Камера демонстрировала теперь лежащую ничком Веру. Красивый халат задрался, выставляя напоказ длинные стройные ноги с безукоризненными по форме ступнями.

– Ага, – воскликнул Кирка, – самой интересно! А мне запрещаешь, нечестно это!

– Цыц! – велела я, превращаясь в слух.

Тело нашла домашняя работница Мартыновой. Женщина рассказала, что хозяйка никогда не вставала раньше полудня и не впускала в квартиру никого из посторонних. Оперативники предположили, что у нее в гостях было хорошо знакомое лицо. В гостиной обнаружены две чашки и коробка конфет. По версии следователей, Мартынова предложила гостю выпить кофе, но в этот момент между ними вспыхнула ссора, и пришедший схватился за нож. Спасая свою жизнь, женщина бросилась на лестницу, но убийца догнал ее и ударил три раза ножом в спину. От проникающего ранения в сердце Мартынова скончалась на месте. Затем нападавший оставил тело на площадке и скрылся с места преступления. Нож он забрал с собой. Начато следствие. Лиц, которым известно что-либо по факту данного убийства, просят позвонить.

Высветились телефоны. Словно сомнамбула, я встала с паласа и побрела на кухню. Ничего не понимаю. Зачем убили бедную Веру? Ведь листочки синего цвета давно в руках гориллоподобного жиртреста. За что тогда погибла Мартынова?

Я зажгла машинально чайник и уставилась на бодрое желтое пламя. Вспомнилось безупречно красивое, слегка надменное лицо Веры и фраза, произнесенная капризным, хрипловатым меццо: «Никогда не открываю сама дверь, тем более посторонним!»

Может, позвонить в милицию и рассказать, что знаю?

И чего я так боюсь представителей закона! Мне давно исполнилось восемнадцать, и никто не может заставить меня насильно жить с Михаилом. Следует признать, что я вела себя глупо, совершенно по-детски. Нет, надо встретиться с бывшим супругом, забрать документы, кое-какие вещи и подать на развод. Решено, вот только найду Катю и улажу ситуацию. А Вера скорей всего погибла от руки какого-то любовника, ревнивого мужика, которого впустила в квартиру без малейшего страха. И тут я милиции не помощница, потому что никого, кроме Кости Катукова и Марата Рифалина, не знаю. Но Котя давно покойник, а Марата мгновенно вычислят без меня.

На следующее утро я звонила в дверь квартиры Тани Молотовой. Разоделась так, что даже любимая мамочка ни за что бы не узнала дочурку. Серо-малиновый костюм мешком сидел на фигуре, полностью скрывая ее очертания. «Волосатая» шапочка была надвинута на лоб.

Лицо я покрыла тональной пудрой цвета загара, намалевала поверх бордово-кирпичный румянец. Губы накрасила помадой того же тона, а брови превратила посредством карандаша в соболиные. Глаза топорщились во все стороны слипшимися от некачественной туши ресницами, да еще на нижнем веке были намалеваны «стрелки». Чтобы окончательно перевоплотиться, запихнула за щеки ватные тампоны, а под язык – две большие пуговицы от пальто. Было страшно неудобно, зато разговаривала я шепеляво, почти невнятно. За руки можно не опасаться. Постоянная готовка и мытье посуды превратили бархатные лапки арфистки в слегка потрескавшиеся шершавые клешни домработницы.

– Вы ко мне? – удивилась Молотова, распахивая дверь.

– Агитатор от ЛДПР, – прошамкала я, демонстрируя только что сделанный на компьютере «подписной лист».

Хозяйка оправдала ожидания и пригласила в гостиную. Нет, все-таки наш народ потрясающе доверчив, даже наивен. Пока Молотова искала паспорт, я самозабвенно плакалась на жизнь, без конца педалируя одну тему – за каждую подпись мне выплачивают двадцать рублей.

Наконец мне вручили бордовую книжечку, и я принялась старательно умещать в узких графах необходимые сведения. Сразу выяснилась пикантная деталь. Милой Танюше оказалось не двадцать пять лет, как она утверждала, глядя на меня с экрана телевизора, а тридцать два года.

Я медленно переписывала цифры, поглядывая украдкой на свою заместительницу. А поглядеть было на что. Роскошные иссиня-черные волосы крупными локонами падали на точеные плечики. Кудри скорее всего произведение ловкого парикмахера, но это нисколько не уменьшает их красоту. Безупречно белая кожа, и никаких морщин, даже мелких «гусиных лапок» у глаз. Впрочем, о глазах следует сказать особо. Огромные, блестяще-черные, словно лужицы дегтя. Про такие принято говорить – бездонные. Губы красиво изогнуты, в меру пухлые, и маленький, аккуратный нос. Словом, дама была хороша необычайно и на первый взгляд не выглядела беременной. Тесные джинсики подчеркивали стройные бедра, а талия походила на муравьиную. Но самое странное, что я не испытывала ни горечи, ни злости, ни ревности. Глаза просто спокойно отметили чужую красоту. В душе даже появилось некое чувство благодарности к Молотовой. Кабы не она, так бы и просидела я всю жизнь у телевизора, погибая от скуки.