Дарья Донцова - Любимые забавы папы Карло

Попов переехал на другую съемную квартиру, выбросил сим-карту из мобильного и спрятал ожерелье. Юра был абсолютно уверен, что его найти невозможно, он затерялся в огромном мегаполисе, лег на дно, затаился. Следующим этапом должна была стать продажа родительской квартиры. Знаешь, сколько она стоит?

– Понятия не имею!

– Около миллиона долларов.

– Не может быть!

– Почему? – засмеялась Марфа. – Юра мне четко объяснил: в апартаментах чуть больше двухсот квадратных метров, расположены они в историческом центре Москвы. Да еще Вера, большая любительница старины, набила комнаты антикварной мебелью. В те годы, когда Поповы получили хоромы, советские граждане активно освобождались от «бабкиных» столов, стульев и шкафов, покупали современные диваны на «паучьих» ножках, вешали на стены картины с изображением из колес и квадратов. А Вера навела контакты во всех комиссионках и тащила в дом старину. И сейчас Юра спокойно мог получить за квартиру со всем содержимым бешеные деньги. Так что, если сложить вместе куш за жилплощадь, прибавить к нему немаленькие доллары, заплаченные наивными людьми, снявшими квартиру сразу на несколько лет, и присоединить к образовавшейся денежной горе раритетное ожерелье, то получалось, что Юра преспокойно мог уехать из Москвы в любом направлении и начинать жизнь с нуля где угодно. Поняв расклад, Юра несколько недель переживал радостное возбуждение, которое всегда охватывало его после очередной удачно провернутой аферы. Но потом вдруг случилась неприятность. Юра приобрел себе новый мобильный аппарат, и буквально через день после покупки сотовый затрезвонил. Попов сначала удивился, этот номер не знал никто, да и Юрий не собирался его никому давать, хотел использовать трубку в одностороннем порядке, поэтому он сначала насторожился, но затем, решив, что кто-то ошибся, спокойно ответил:

– Да.

И тут в его ухе раздался голос того самого обманутого им человечка.

– Алло! Миша! Отдай ожерелье!

Юра лишился дара речи, а человечек спокойно вещал:

– Облапошить меня решил? Не выйдет. Я тебя из-под земли достану. Немедленно привези камушки с золотишком по указанному адресу! Да имей в виду, я тебя найду непременно, не так уж это трудно.

Попов мгновенно выбросил сим-карту вместе с трубкой. Он хорошо знал о существовании специальных приборов, которые могут запеленговать местонахождение человека, говорящего по телефону. Потом он бросился домой, покидал в чемодан ценные вещи и примчался к Марфе.

– О том, что я бываю у тебя в Гопакове, не знает никто, – сказал он, – спрячь у себя в комнате захоронку.

И снова Марфа не смогла сказать Юре «нет». Ей было элементарно страшно. Попов понял, какие чувства обуревают Ефимову, и хмыкнул:

– Порядок! Я тебя не трону.

– Что же будет, когда тебя найдут? – спросила Марфа.

Юра скривился:

– Я все продумал, великолепно спрячусь.

– Где? – подскочила Марфа.

Попов усмехнулся.

– Не понимаешь?

– Нет, – ответила Ефимова.

Юра широко улыбнулся:

– Я же Миша, верно?

– Да.

– А Юра умер в детстве от дифтерита. Во всяком случае, именно это сообщил Владимир Попов окружающим. Так?

Марфа кивнула, у нее от ужаса перехватило горло.

– Но никакого дифтерита не было, – спокойно продолжал Юра, – а в Гопакове живет под лестницей в каморке идиот, убирает двор, пускает слюни и счастлив. Кстати, я знаю, почему ты тоже оказалась в Гопакове. Ездила навещать дурака, испытывала невесть отчего уколы совести, таскала ему конфеты и приглядела местечко для себя, когда с родными полаялась. Экая ты кретинка! Мишка безмозглое полено, он на своем месте находится. Только по документам парень кто?

– Юрий Попов, – прошептала Марфа.

– Кто об обмене знал, те умерли, верно?

– Да.

– Ну и вернем все назад. Я снова стану Юрой.

Марфа отшатнулась.

– Что же случится с Мишей?

Юра засмеялся:

– Поедет жить в другое место. Я уже нашел людишек, которые помогут провернуть операцию. Не даром, конечно, очень даже не даром, но дело того стоит. А дальше поглядим. Во всяком случае, в интернате меня искать не станут, потому что никто о той давней истории не знает, все умерли, кроме тебя. Да! Ты-то жива! Единственная свидетельница!

– Еще есть Нина, бывшая домработница Веры, – воскликнула я.

Марфа снова стала кашлять.

– Юра о ней забыл, – прошептала она, справившись с приступом. – Он считает, что про обмен знали лишь я и Вера, Нине ничего не грозит. А мне он сказал: «Не бойся, я тебя не трону. Сама скоро на тот свет уйдешь». И ведь правильно рассчитал мерзавец! Я на улицу не выхожу, телефона не имею, да и кто мне поверит? Это с одной стороны. А с другой, получается, что я его сообщница, ведь он мне обо всех преступлениях рассказывал. Обо всех…

– Надо было сразу идти в милицию! – воскликнула я. – Еще тогда, давно!

– Деточка, – хмуро сказала Марфа, – меня бы посадили, а мой сын? Его куда? В детдом? Я воспитывала мальчика одна, отдала ему всю душу, а он вырос, женился, поменял дневную кукушку на ночную и забыл про мать. Я ведь давно не сплю по ночам, все думаю, ну кому бы рассказать, покаяться. Только сейчас поняла, зачем церковь исповедь придумала. Человеку нужно душу чистить, только мы так устроены, что в одиночку себя не пропылесосишь, нам слушатель нужен. И хоть в бога я не верю, но тебя мне господь послал. Спасибо, что спокойно со мной поговорила, теперь и умереть могу.

– Значит, ожерелье у Юры?

– Да. У меня, правда, стоит его чемодан, но самое ценное Попов с собой забрал.

– А он сам в интернате живет?

– Полагаю, что так.

– И окружающие ни о чем не догадываются?

– Думаю, нет. Юра отличный актер, он всю жизнь успешно примеряет на себя разные роли. Сейчас небось получает огромное удовольствие от того, что изображает бедного душевнобольного.

– Он настолько талантлив?

Марфа кивнула:

– Да. И потом, у людей с нарушенной психикой нестабильное поведение. Медперсонал не удивляется ничему, он нацелен на погашение агрессии, вот если больной начинает устраивать истерики, то тут мгновенно применяют всякие средства, а если контингент тихий, то к нему, в особенности если парень, как Попов, почти всю жизнь в клинике находится, особо и не присматриваются.

Я вскочила на ноги.

– А где же сейчас настоящий Миша? Бедный больной?

Марфа еще сильней закуталась в одеяло.

– Ну, – прошептала она, – ну… думаю, его Юра увез в хорошее место, на квартиру, где за братом смотрят, кормят, поят, лечат…

Чем больше Марфа лепетала чушь, тем яснее делалось мне: она великолепно понимает, как на самом деле Юра поступил с братом и на какой «хорошей квартире» сейчас проживает Миша.

Выйдя из дома престарелых, я добрела до машины и рухнула на сиденье. И что делать дальше? Юра в двух шагах от меня, ожерелье у него. Но самой к парню идти нельзя, он убийца, хладнокровный маньяк. Значит, надо обратиться в милицию, но я не могу этого сделать, потому что тогда история о том, как Кира изменила Борису, выплывет наружу. Куда деваться? Думай, Вилка, думай!