Дарья Донцова - Квазимодо на шпильках

– У вас просто замечательные условия, но мне не подходит комната.

Зоя Андреевна поморгала блеклыми, усталыми глазами.

– Не понравилась? Белье постельное дам и возьму недорого, жгите электричества сколько захотите, вот только… – она замялась, но потом все же продолжила: – …насчет мужчин… Очень прошу, не оставляйте никого на ночь. Днем делайте что хотите, я к вам даже стучаться не стану.

– Увы, вынуждена отказаться.

– Курить можно, – быстро добавила хозяйка. – Иван Филимонович дымил, словно паровоз, я привыкла, даже нравиться дым стал.

– Понимаете, у меня собака.

– Ну и что? Я люблю животных.

Я растерялась.

– Большая такая, бойцовой породы, на всех кидается.

Зоя Андреевна с явным разочарованием протянула:

– Ну тогда конечно. Может, посоветуете кому мою комнатку? Вдруг подружка есть или родственница, ищут, где снять.

– Обязательно, – пообещала я.

– Вы уж не забудьте, – настаивала Зоя Андреевна, – тяжело жить на пенсию.

Я вышла на лестницу, спустилась на этаж ниже и села на подоконник. Хитрая, жадная баба Клава и интеллигентная Зоя Андреевна существуют в разных социальных слоях, объединяет их одно: невозможность прожить на подачку, которая называется пенсией. Очевидно, государство рассчитывает на то, что взрослые дети будут содержать стариков, потому как всем понятно – живя только на пенсию, быстро протянешь ноги. Небось, имей баба Клава достаточно средств, сидела бы сейчас у телика, пила кофе, вязала носки, может, и к собакам бы относилась по-другому. А то в ее понимании животное – это лишний рот.

Ладно, жаль и бабу Клаву, и Зою Андреевну, но моя-то проблема совершенно не решена. Осталась одна Зина, может, она уже вернулась?

Я спустилась вниз и принялась вновь жать на звонок, но никто не спешил открывать. Делать нечего, придется уйти, но не успела я сделать и шага, как раздался сначала скрип, а потом хриплый то ли мужской, то ли женский голос:

– Тебе чево?

Я обернулась. На пороге, покачиваясь, стояло существо неопределенного пола. Лицо у него было явно мужское: грубое, одутловатое, почти без глаз, вместо них под бровями виднелись две щелочки. Зато тело принадлежало женщине: маленькое, тощее, с крохотными ручками. Мой вам совет: если не можете определить пол собеседника, посмотрите на его обувь!

Я перевела глаза вниз: на правой ноге бесполого существа была ковровая тапка, на левой – черный ботинок.

– Позовите Зину, – осторожно попросила я.

– Ну!

– Это вы?

– Ну.

– Комнату сдаете?

– Ишь ты, – подбоченилась пьянчужка, – комнату ей подавай! В гостиницу ступай, в «Марриотт-отель», там тебе номер дадут, у меня койки!

– Место есть?

Зина поскребла голову длинными серыми ногтями.

– Не помню, вроде было! А может, и нет!

– Давайте посмотрим, – предложила я.

– За показ – десятка, – обрадовалась алкоголичка.

– За показ денег не берут, – усмехнулась я, входя в крохотную, загаженную донельзя прихожую.

– Ладно, – мигом согласилась Зина, – твоя правда, давай пять рубликов всего.

Я вытащила из кошелька железную монетку и сунула в ее желтую, узкую ладонь.

– Вот, – распахнула Зина дверь, – гляди.

Никаких веревок с простынями, символически деливших довольно большую комнату на отсеки, тут не было. Железные панцирные койки стояли впритык. Я давным-давно не видела кроватей, роль спинок у которых играют никелированные штыри, украшенные шариками. Зина в задумчивости глянула на койки и икнула. В воздухе повис отвратительный «аромат» перегара. Стараясь не дышать, я отодвинулась в сторону.

– Вот тут, – забормотала Зина, – Сашка, у окна Танька, возле стены Юрка. Или он съехал? Тьфу, не помню.

– Сколько у вас сейчас жильцов?

– А… знает, – ответила Зина, – их приносит и уносит, словно ветром!

– Совсем не помните, кто живет в квартире?

Зина принялась яростно чесать шею. На всякий случай я отодвинулась еще дальше. Вполне вероятно, что у этой леди водятся блохи, только не хватало принести домой кожных паразитов и заразить наших собак.

– А, – махнула рукой Зина, – их и не посчитать! Вот Сашку помню, он давно живет, в ванной сидит.

Я обрадовалась. Может, незнакомый мне Александр окажется трезвым?

– Вы разрешите с ним поговорить?

– С кем? – Зина уставилась на меня мутным взором.

– С Сашей, когда он помоется.

– Ступай на лестницу, тама и жди.

– А тут нельзя?

– Давай десять рублей.

Я вытащила бумажник.

– Стой здеся, – смилостивилась Зина и ушла.

Из коридора незамедлительно понесся ее хриплый голос:

– Эй, Сашка, вылазь, хватит баниться, к тебе пришли.

– Кто? – донеслось издалека.

– Баба, – сообщила Зина.

Раздался щелчок, потом тяжелый топот, и в комнату вдвинулась гора мышц. Я попятилась. Саша выглядел устрашающе: огромные плечи, чудовищно бугристые руки, слоновьи ноги и неохватный торс, обтянутый застиранной футболкой.

– Вы ко мне? – прогудел он.

Я слегка приободрилась, кажется, мужик трезв.

– Вас Петрович прислал? – добродушно улыбаясь, продолжал Саша. – Не сомневайтесь, хорошо плитку кладу, много денег не беру, да нам, гастарбайтерам-то, сильно дорого не платят. Как понимают, что с Украины, так сразу копейки предлагают. Вам только плиточник нужен? А тут еще Юрка в простое, он паркетчик.

Я помолчала пару мгновений, потом спросила:

– Саша, хотите сто рублей?

– За что? – удивился он, хлопая голубыми глазами. – Я задаток не беру.

– Нет, просто так.

Саша сел на жалобно застонавшую под его весом койку.

– За просто так ничего не делают, – рассудительно сказал он.

– Ну не совсем так, – улыбнулась я, – ответьте мне на пару вопросов.

– Это зачем? – напрягся парень.

Я вытащила удостоверение и ткнула ему под нос.

Плиточник довольно долго шевелил губами, потом испуганно сказал:

– А я че? Ниче! У меня документы в порядке, регистрация есть. В Москве моя родственница живет, на Валовой улице, там на учет и встал, можете проверить.

– Отчего тогда у Зины койку снимаете?

Сашка вздохнул:

– Так у тети Гали однокомнатная, и в ней она сама, муж, дочка, полная коробушка. Они и рады пустить, да некуда. А тут ничего, хозяйка, правда, пьющая, но она к жильцам не вяжется, отдал деньги и спи себе.

Я решила слегка успокоить его:

– Саша, я не из того отдела, который вылавливает по Москве незаконно приехавших иностранцев. Скажите лучше, кто живет в этой комнате?

– Здесь я, – ткнул в койку корявым пальцем плиточник, – рядом Юра, у окна Таня.

– Женщина вместе с мужчинами?

Саша кивнул:

– Мы так за день накувыркаемся по квартирам, что и не разбираем, где баба, где мужик. Танюха Юркина любовь, они вместе приехали. Он паркетчик, она маляр, почти бригада.