Дарья Донцова - Кекс в большом городе

– Что ж про чуму, холеру и оспу не вспомнила?

Я пожала плечами.

– Чума и оспа остались лишь в пробирке, а холера перестала внушать ужас, ее научились достаточно хорошо лечить. Впрочем, как я уже говорила, скончаться можно от любой инфекции.

– Вот на то у Опары расчет и был, – кивнула Катя, – времена изменились, кое о каких несчастьях народ начисто забыл. Да что там простые люди, выросло поколение врачей, которые о лепре ничего не знают, слыхом лишь слыхивали, ну, может, еще им картинки показывали, да и только.

– Лепра! – подскочила я. – Проказа?!

– Она самая, что про нее знаешь?

Я порылась в памяти.

– Немного. Страшная, неизлечимая в прежние времена болезнь, у человека пропадает чувствительность кожи, образуются язвы, проказа уродует внешность, появляется так называемое «лицо льва», по которому хороший врач сразу вычислит больного. В древности прокаженные носили специальные балахоны, с капюшонами, практически полностью скрывавшими их тело, еще им предписывалось непрестанно звонить в колокольчик, чтобы люди могли избежать с ними контакта, так вроде.

– Верно, – кивнула старуха, – проказа коварная болезнь, заразишься ею в двадцать лет, а то, чем болен, узнаешь в сорок пять, такой вот огромный инкубационный период.

– Разве проказой еще болеют? – изумилась я.

– Да, – ответила баба Катя, – и Опара работала в лепрозории. Знаешь про такие заведения? Туда больных лепрой свозят.

– Ну… название слышала…

Старуха встала, налила в чайник новую порцию воды и продолжила:

– Не все врачи теперь знакомы с этой болезнью. Часто человек, в особенности в каком-нибудь глухом местечке, никогда и не узнает, от чего мается, лечит язвы всякими мазями, слышит самые диковинные диагнозы, ну вроде съездил он на море и теперь его какая-то неведомая бактерия жрет. Кабы проказа, как оспа, мигом проявлялась, сразу понятно было бы, что к чему! Заболел Ваня, через день его жена Таня, потом их дети, соседи, и пошло-покатило. С эпидемией справиться можно, чай, не Средние века, есть нынче способы, но проказа коварна. Заболел Ваня, лечился, мучился лет десять и помер, освободил семью. Таня жива-здорова, дети веселы, о соседях говорить нечего. Ну и через двадцать пять лет вдруг начинает заживо гнить женщина, с которой Ваня своей жене разок изменил. Кто-нибудь свяжет ее болезнь с кончиной Вани? Баба позабыла давно, с кем спала по случайности в молодости. Лечит ее молоденькая свиристель, в голове у которой проказы нет, она, как ты, считает, что лепра осталась лишь в учебниках. Ясненько?

Я кивнула.

– Лепрозории в стране есть, – вещала баба Катя, – и работают там настоящие подвижники. Зарплата у них не сильно от других отличается, а труд намного тяжелее. Но встречаются и такие, как Опара. Вот уж правду говорят: чужое несчастье – ворону счастье.

Я, раскрыв рот, слушала старуху, а та с недрогнувшим лицом сообщала совсем невероятные вещи.

Уж не знаю, правда это или нет, рассказ я сейчас передаю со слов бабы Кати, а та, в свою очередь, опиралась на те сведения, которые узнала от Насти. Вполне вероятно, что знахарка и не совсем точно знала подробности о несчастных, страдающих от лепры… но давайте по порядку.

Настю в лагерь, где сидела Катя, привезли из другого места. Отчего заключенную перекинули из одной, так сказать, «точки отсидки» в другую, Катерину не интересовало, она вообще старалась держаться от товарок подальше, и ей это легко удавалось.

На зонах во все времена, при коммунистах тоже, существовал дефицит медработников. Ну не желали врачи работать за решеткой, зарплата маленькая, служба тяжелее некуда. В советские годы выручало обязательное распределение, некоторым выпускникам медвузов вручали предписание отработать на зоне. Естественно, бывшие студенты, как могли, пытались отвертеться от оказанной «чести», поэтому одной из головных болей начальников зоны был вопрос: где взять медика? И очень часто в нарушение всех правил в местных амбулаториях оказывались представители «контингента», доктора, осужденные за бытовые преступления, чаще они были намного опытнее врача, только что получившего диплом и оказавшегося на зоне по распределению.

Катерину поставили работать санитаркой при кабинете доктора. Молоденькая Наташенька, вчерашняя выпускница, только ойкала, когда ей приводили одну из матерых зэчек, загнавших себе под кожу расческу.

– Господи, – лепетала девушка, трясущимися руками перебирая нехитрый инструмент, – зачем это она? Что делать, а? Надо в больницу отправлять!

– Еще чего, – рявкала воспитательница, – машины нет, да и по голове за недосмотр не погладят! Давай режь, я в коридоре постою!

Наташенька, сдерживая слезы, лепетала:

– Наркоза нет!

– Эка беда, – роняла воспитательница, выходя из кабинета, – ну дай ей чего-нибудь!

– Есть только анальгин и йод!

– Ну и хорошо, всунь таблеточки, ваткой помажь, обязательно поможет, – заявляла баба в форме, исчезая.

Наташа умоляюще глядела на санитарку, Катя мыла руки, живо вытаскивала расческу и сухо говорила зэчке:

– Еще раз такое сделаешь, зубную боль нашлю.

– Все, все, все, – кивала заключенная, – ни-ни! Поняла.

С Наташей Кате в принципе жилось нормально, но молоденькая докторша ухитрилась добиться перевода и отбыла прочь. Некоторое время кресло в амбулатории пустовало, а потом появилась Настя Опара, толстая, одышливая тетка, которую в лагере моментально начали звать Квашня. То ли кличку дали из-за фамилии, то ли из-за внешнего вида Насти. Впрочем, Анастасию прозвище не удивило.

– Меня всю жизнь Квашней кличут, – спокойно пояснила она Кате, – кое-кто думает, фамилия у врача такая, не Опара, а Квашня, я привыкла уже.

Опара оказалась опытным специалистом, в обморок при виде травм не падала, обманывать себя не давала и ловко умела справляться с мелкими хирургическими операциями, зашить рану на ноге для Насти являлось плевым делом. А еще она не лаялась с Катей, не корчила из себя великого профессора, не напоминала санитарке о том, что та невесть кто без диплома, а прислушивалась к замечаниям и советам вынужденной напарницы.

Через некоторое время Катя полюбопытствовала:

– За что сидишь?

Правила зоны требуют отвечать на подобный вопрос честно, Настя сухо назвала статью. Катя, успевшая за время отсидки выучить почти весь кодекс, удивилась!

– Это что ж такое?

– Взятка.

– Деньги брала?

– Да, – коротко ответила Настя и мгновенно перевела разговор на иную тему.

Катя не стала продолжать явно неприятную для напарницы беседу.

Насте никто не передавал посылок и не писал писем, Катя мотала срок на тех же условиях, в принципе между женщинами было много общего, обе никому не нужны, достаточно квалифицированны в избранном ремесле. Наверное, они могли бы стать близкими подругами, но… никаких попыток к сближению ни та, ни другая не делали. Так пролетело три года, а потом Настя заболела, да так сильно, что ее пришлось отправить в больницу.