Дарья Донцова - Кекс в большом городе

– А где Опара? – в нетерпении спросила я.

– Не знаю.

– Она к вам не приходит?

– Зачем?

– Ну… вы же дружили.

– Вовсе нет, просто жизнь столкнула. Я Насте помогла, она меня отблагодарила, с Епифанией познакомила. Если каждый человек хоть одному себе подобному поможет, тут-то и настанет божье царство, – спокойно ответила знахарка. – Закон всемирного добра.

– И где сейчас Опара?

– Я не знаю.

– А кто такая Лера?

– Лера?

– Валерия Опара.

– Понятия не имею!

Меня охватило раздражение.

– Но как же так! Ведь в самом начале нашего разговора вы сказали…

– Что? – улыбнулась баба Катя.

– Что знаете Опару.

– Ясное дело, жили рядом долго.

– Леру!

– Ты меня неправильно поняла, – нахмурилась бабка.

– Но зачем тогда столь долго и подробно живописали свою жизнь?

Знахарка поправила кофту.

– Старость ум изводит, тоскую тут в одиночестве, вот и решила поболтать.

– И еще я не поняла: при чем в вашей истории проказа?

Баба Катя хмыкнула.

– Настя Опара в лепрозории работала, врачом. А в том учреждении порядки почище, чем на зоне. Сейчас много чего в газеты повыплескивалось, информации всякой, а о лепрозориях молчок, словно нету их. Так ведь неправда, работают себе люди, и лепра существует. Только писаки туда не едут, боятся. Прокаженных-то вылечить не могут, ну чуть-чуть жизнь им скрасят, но радикального средства нет. Сожрет лепра заживо, долго мучиться станешь. Лепрозорий хуже тюрьмы, нет надежды из него выйти по-честному, ну чтоб отпустили, м-да… А так, конечно, всякое случалось, вот, например… кха… кха…

Знахарка старательно стала кашлять.

– Что «например»? – насторожилась я. – Баба Катя, вы же что-то знаете, ну скажите!

– Например, – мирно продолжила колдунья, – врачи тоже боятся, не всякий в лепрозорий работать пойдет, заразиться-то легко, и бывает такое. С медсестрами беда, ой беда… Платят мало, работы полно!

– Баба Катя! – закричала я. – Где Лера Опара? Как она связана с Еремиными? Почему Наташа мне наврала, сказав, что девушка ей сестра, причем старшая? С какой стати увела меня спешно из барака, из комнаты Насти, а? В чем там дело? Умоляю, скажите! По моим сведениям, Лера, девочка лет пятнадцати-шестнадцати, была продана некой сутенершей педофилу Абдулле. Ну я же вам все рассказала! Вы точно что-то знаете! Поймите, дело плохо, Еремины умерли, оба супруга, Луизу тоже пытались убить, я совершенно в этом уверена. Правда, пока не понимаю, каким образом киллер вызывает у людей язву, но ведь он это делает! Лера Опара собиралась поехать к бабушке Анастасии! Минуточку! Постойте!

Я задохнулась от крика, потом, забыв спросить разрешения у хозяйки, схватила со стола кружку, подбежала к мойке, налила себе воды и принялась жадно пить. Баба Катя молча наблюдала за мною, в ее лице не дрогнула ни одна мышца.

– Постойте, – прохрипела я, нахлебавшись по горло противной теплой жидкости, – вы же сказали, что барак расселили год назад?

– Верно, – кивнула знахарка, – где-то так, точное число не назову. Я первая выезжала.

– Но Лере-то не шесть месяцев! Внучка Опары подросток, девушка уже, неужели вы ее не видели?

– Никогда.

– Как же так?

– Просто. Небось она с родителями жила.

– Так у Опары были дети?

– Понятия не имею.

– Только ж что сказали: «у родителей жила»! – завопила я.

Баба Катя прищурилась.

– Ты сама о внучке заговорила, вот я и предположила, что девочка с отцом и матерью обреталась.

– И вы не слышали ничего о детях Насти?

– Нет.

– Они не появлялись в монастыре?

– Нет.

– И в бараке?

– Нет.

– Может, их и в природе не существует?

– Вероятно.

– Откуда ж внучка?

– Это ты про нее речь вела, не я, – напомнила знахарка.

Из меня ушла вся энергия, собрав в комок остаток сил, я продолжила разговор, превратившийся в допрос.

– Извините, я не верю вам.

– Я никогда не лгу.

– Может, и так, но сейчас вы изменили правилам.

– В чем же я сфальшивила?

– Ни за что не поверю, что, продружив всю жизнь с человеком, вы ничегошеньки не знали о его детях?

Баба Катя хмыкнула.

– Не были мы подругами.

– Но…

– Не нокай, – оборвала меня бабка, – хочешь совет? Езжай домой, Опара умерла, а с ней и все остальное погибло.

– Откуда вы знаете про кончину Насти? – решила я уличить старуху. – Вроде не общались после вашего переезда на новую квартиру.

Баба Катя включила чайник.

– Экая ты настырная. Сюда, в новый дом, из нашего барака шесть семей перебралось, постепенно переезжали, уж и не помню кто, то ли Нинка Ряжкина, то ли Семен Павлюк и сказали: «Слышь, баба Катя, померла Квашня-то, не дождалась отдельной жилплощади». Вот так я и узнала. Лежит себе Настя в могилке, розовые цветочки из нее растут. Господь милостив, он всех утешит, даже Опару.

Потеряв всяческое самообладание, я налетела на бабу Катю и схватила старуху за плечи:

– Кто же на погосте цветы посадил, если родственников нет, а? И откуда вам известно, что они розовые?

Знахарка вздрогнула, потом тихо ответила:

– Я позаботилась, ухаживаю за могилой.

– Зачем? Утверждаете, что не дружили, просто рядом существовали.

Колдунья вывернулась из моих рук и неожиданно нервно сказала:

– Сядь. Виновата я перед ней сильно, вот и решила за могилкой приглядывать. Ничего я больше тебе не скажу, ступай с богом, не моя это тайна.

– А чья? – Я решила во что бы то ни стало добиться цели. – Чья? И какая тайна?

– Божья, – вымолвила баба Катя и отвернулась.

Наступила такая тяжелая, душная тишина, что ее захотелось разорвать руками. Я внезапно поняла, баба Катя и впрямь ничего не расскажет. Забыв попрощаться, я повернулась и пошла к двери.

– Слышь, Виола, – вдруг сказала старуха, – спина у тебя болит?

Я остановилась и кивнула.

– Верно. А что, так плохо дело, что со стороны видно?

– Мне понятно, – хмыкнула баба Катя, – ходишь ты так, крюком! Одно плечо выше другого, хочешь поправлю?

– И ныть перестанет?

– Ну… да. Ложись сюда.

– Прямо на пол?

– На твердом надо, мягкая подстилка не подойдет.

Я остановилась. Постоянная боль между лопатками стала мучить меня год назад. Сначала я решила, что простудилась, потом начала винить матрас на кровати, полагала, что сплю неправильно, – ну сами посудите, ложусь здоровой, встаю больной, – но и смена кровати не помогла.

– Да не бойся ты, – хмыкнула знахарка, – у меня с твоей проблемой по два человека в день заявляются, всего-то разок шлепнуть надо. Впрочем, если охота маяться, уходи.

Я легла на пол, старуха что-то прошептала и со всей дури треснула меня чуть пониже шеи, по телу прошла такая боль, что потемнело в глазах.

– Вставай, – велела знахарка, – все.