Дарья Донцова - Хождение под мухой

– Посмотрите в справочнике.

Я полистала страницы и почти на самой последней нашла сделанную от руки запись – 1317, улица Маслова, дом девятнадцать.

– Где же такая улица?

– В Журавлеве, – ответила служащая.

– Где? – удивилась я. – Первый раз слышу про такой район.

– Доезжайте до метро «Братиславская», – пояснила любезная женщина, – там спросите. Микрорайон Журавлево, строящийся, совсем новый.

Я посмотрела на большие часы, украшавшие комнату.

– До которого часа работает почта?

– Наша до восьми.

– А 1317?

Тетка пододвинула к себе телефон и через пару минут сообщила:

– Тоже.

Я пошла к метро, рассчитывая добраться до почты часа за полтора. Но мне понадобилось намного больше времени, чтобы достичь цели. До «Братиславской» я доехала без особых приключений, даже с комфортом. В метро оказалось свободно, и я, переходя с линии на линию, преспокойненько усаживалась в вагоне и начинала читать. С тех пор, как в подземке появились книжные лотки и буфеты, поездки, если, конечно, не попадать в час пик, превратились для меня в удовольствие.

Слопав блинчик с мясом и прочитав половину детектива Поляковой, я выбралась наверх и обнаружила, что начинает темнеть. Время еще не позднее, но над городом нависли серые, свинцовые тучи, поднялся ветер, и было очень неуютно. В тоненькой кожаной курточке без перчаток я мгновенно продрогла – капюшон совершенно не спасал от стужи. Клацая зубами, я спросила у бабки, торгующей возле подземки шерстяными носками:

– Как добраться до Журавлева?

– Вон автобусная остановка, – ткнула старушка вбок корявым пальцем, – еще маршрутка ходит, но дорого, десять рублей. Мой тебе совет, жди автобус.

Но я так замерзла, что почувствовала готовность отдать любую сумму, лишь бы оказаться в относительно теплом салоне общественного транспорта.

– Носки не желаешь? – предложила старушка. – Тепленькие, из козочки. Я помотала головой.

– Лучше перчатки, шапку и шарфик.

– Есть, – обрадовалась бабка и принялась рыться в черной, матерчатой торбе, – гляди, какие отличные, пуховые. Бери, недорого отдам, стоять надоело, задубела вся, чисто в айсберг превратилась.

Она вытащила пару серо-белых детских варежек, такой же капор на завязках и прибавила:

– Хорошие вещи, если на пять лет, то вот тут подвернешь, ежели на семь, восемь, отворот раскрой. Вечная шапочка.

Я взяла капор и натянула на голову. Сразу стало тепло.

– И чего, – одобрительно заявила торговка, – идет тебе, наплюй на всех, главное, чтоб не мерзнуть, а то взяли моду с непокрытой башкой фитилять, разве это дело?

Я завязала под подбородком тесемочки, влезла в варежки и побежала к остановке маршрутного такси.

В маленьком автобусике сидели две женщины, водитель читал газетку. Я всунула голову внутрь:

– До Журавлева доеду?

Шофер отложил «Мегаполис» и буркнул:

– Десять рублей.

Потом поднял глаза и прибавил:

– Школьные проездные у меня недействительны, иди, девочка, на автобус.

Но я нырнула внутрь, отдала ему червонец и стала наблюдать, как машина заполняется пассажирами. То ли плохая, ветреная погода сыграла свою роль, то ли десять рублей не делали погоды в бюджете граждан, но минут через пять «Газель» забилась до упора, а две женщины стояли, согнувшись, у двери. Впрочем, они скоро сошли, прямо у факела Капотни. Выволокли огромные красно-белые сумки и потянули их в глубь квартала. В открытую дверь ворвался резкий гул. Я никогда не была в непосредственной близости от факела, только видела издали его неровное, пляшущее пламя, и вот теперь оказалось, что он не просто горит, а еще издает жуткий звук.

– Вот горе-то, – вздохнула одна из пассажирок, глядя, как тетка, волочившая сумку, падает на снег.

– Вроде все в порядке, – успокоила я ее, – вон, встала.

– Хорош порядок, – заявил мужик, сидевший у другого окна, – харчи тянут, с ночи очередь занимать надо.

– Куда? – не поняла я.

– Зона тут, – объяснил мужчина, – говорят, Тамара Рохлина – та, что мужа пристрелила, здесь сидела.

– Никого она не убивала, подставили бабу, – заявил шофер.

– Ага, – хмыкнул парень в спартаковской шапочке, – белая и пушистая, прямо цирк.

Вмиг все пассажиры начали спорить, я молча смотрела в окно. Отчего-то в душу змеей вползла тоска. Гудящий факел, несчастные бабы с продуктами для заключенных, серый пейзаж…

Показался каскад блочных домов. Маршрутное такси замерло.

– Это Журавлево? – спросила я.

– Да, – ответила одна из пассажирок, довольно элегантная дама примерно одного со мной возраста, – вам какой квартал?

– Почта нужна, 1317.

– Ой, как хорошо, – обрадовалась женщина, – вместе пойдем, вон туда, через пустырь. Я в этом доме живу.

Мы повернули вправо и потопали по большому пустырю.

– Всегда поджидаю попутчиков, – откровенничала спутница, – жутко одной через погост идти.

– Через кладбище?

– Ну да, вот оно, видите? Тут раньше деревня стояла, ее расселили, говорят, и могилы уберут.

Мы быстрым шагом миновали аллейку, по бокам которой виднелись оградки, кресты, памятники, и очутились перед длинным блочным домом.

– Вот почта, – показала дама и исчезла в подъезде.

Я нырнула в отделение. Крохотная комнатка, где сидела пожилая, простого вида баба, напоминала сельский узел связи. Старомодный кассовый аппарат, в углу кабинка телефона, на столе груда каталогов, а в центре этой груды совершенно раритетная вещь – чернильница в стеклянном кубе и привязанная веревочкой ручка с перышком. Я не видела подобных пишущих принадлежностей с детства. Когда пошла в первый класс, то учительница требовала от нас именно такие ручки, приговаривая, что только они помогут выработать каллиграфический почерк. Полгода мы мучились, слизывая языком кляксы, потом родители хором устроили скандал, и нам разрешили пользоваться авторучками.

– Открыточки желаете? – ласково поинтересовалась баба, откладывая любовный роман. – К Восьмому марта есть, красивые…

Если учесть, что на дворе двенадцатое число первого месяца весны, предложение выглядело весьма заманчиво.

– Это отправили от вас? – сунула я ей под нос телеграмму.

– Да, – ответила служащая, – а в чем дело?

– Адрес отправителя есть?

– Тайна почтовой переписки охраняется законом, – торжественно сообщила бабища.

– Милиция, – рявкнула я и продемонстрировала ей свое рабочее удостоверение.

– Так бы сразу и говорили, – заворчала тетка, вытаскивая стопку исписанных бланков, – вот она, ваша телеграмма, глядите.

Я уставилась на серую бумажку. Да, она. «Извини, вынужден задержаться, приеду десятого марта. Богдан». Текст написан аккуратными, круглыми буковками, даже запятые расставлены, хотя, насколько я помню, вместо них следует употреблять сокращение «зпт», а может, путаю – давным-давно не отправляла никому телеграмм, да и зачем это делать, когда есть телефон?