Дарья Донцова - Гадюка в сиропе

Я молча сидела на стуле, задыхаясь от нехватки воздуха. Маникюрша посмотрела на меня с жалостью, потом завернула инструменты в полотенце и сказала:

– Вот что, девки, свезу ее домой, все равно клиентов нет.

– Правильно, Танюшка, – одобрили коллеги, – а то дама совсем в обмороке.

Меня усадили в белую «Ниву» и доставили прямо до места. И, только поднявшись в лифте на свой этаж и оказавшись перед до боли знакомой дверью с номером «Сорок два» на слегка порванной обивке, я сообразила, что сказала доброй и приветливой Танечке не адрес Кондрата Разумова, а координаты Катиной квартиры.

Слезы дождем брызнули из глаз. Ну почему, почему сейчас здесь никого нет? Ну зачем они уехали в Майами? Бросили меня одну сражаться с этим кошмаром. И что теперь делать? Противный майор Митрофанов, выгнавший меня под конвоем, ни за что не захочет ничего слушать, он уже заранее решил, будто Лена убийца. Славка в больнице, а Володя Костин в Дубаи. Ну почему, почему я так радовалась, когда мы дарили ему эту путевку в Эмираты! И что теперь делать? Домой к Лизе возвращаться нельзя, потому что там я окажусь в жуткой опасности. Милый, замечательный мальчик Андрюша, любящий животных, трогательно ухаживавший за матерью-пьянчугой, фанат Кондрата и добрый приятель Лизы, только что пытался задавить меня, как собаку. Впрочем, как раз собаку он ни за что не задавит!

Полная отчаяния, я забарабанила руками и плечами в дверь майора Костина и заревела белугой. Внезапно из квартиры донеслось:

– Это кто хулиганит?

Дверь распахнулась, и на пороге появился загорелый до невозможности Володя, в белых шортах и голубой майке.

– Лампа! – закричал он. – Что стряслось?

– Володечка, миленький, вернулся! – зарыдала я еще громче. – Любименький Володенька!

– А ну иди сюда, – велел Костин и втолкнул меня в квартиру. – Я сегодня прилетел в семь утра, ну говори…

Я рухнула на стул, стоявший у входа, и заскулила, как больной щенок.

– Быстро говори, что стряслось! – велел майор. – Кто-то умер?

– Меня только что хотели убить машиной, насмерть, – жалобно пролепетала я.

– Так, – с каменным лицом сказал Костин. – Немедленно рассказывай, в какую историю вляпалась на этот раз!

Где-то около семи я, полностью проинструктированная, открывала дверь квартиры Кондрата.

– Лампа! – крикнула Лиза. – А тут тебя Грызлов ждет, говорит, вы договорились, уже волноваться начал, а мы его с Машей успокаиваем.

Я вошла на кухню, краем глаза отметила, что на столе стоят зефир, конфеты «Коровка» и торт, явно испеченный хозяйственными девчонками, и спросила:

– А где пирожные? Корзиночки с натуральными фруктами и взбитыми сливками?

Юра открыл было рот, но тут Маша Гаврюшина взвизгнула:

– Ой, тетя Лампа, вы постриглись, как здорово!

– Ну ничего себе, – рассердился Юра, – я ее тут жду, а она по парикмахерским ходит!

– Случайно попала, – отмахнулась я, – это все машина, которая меня убить собиралась.

– Как убить? – заорали Лиза и Маша.

– Рассказывай немедленно, – потребовал Юрий.

Часам к одиннадцати все успокоились. Грызлов, взяв с меня честное слово, что я завтра не выйду на улицу, повез Машу Гаврюшину домой. Где-то около половины двенадцатого в квартиру очень тихо, почти на цыпочках, вошли Костин, Митрофанов и какой-то неизвестный мужик. Пока Володя и Митрофанов объяснялись с Лизой, мужик плюхнул меня в коридоре на пол на бок и довольно долго укладывал мои руки и ноги. Потом он наклеил на мой висок «рану», открыл пакет с чем-то красным и щедро полил часть моей головы, плечо и пол. По запаху я сразу поняла, что клейкая жидкость – настоящая кровь, и невольно дернулась.

– Лежи тихо, – велел мужик, – рот приоткрой и глазами не очень мигай. Свет в коридоре я потушу, пусть полумрак будет. Смотри не чихай и помни: ты – труп.

Потом послышался голос Лизы:

– Ой, жуть какая!

– Собаку с кошкой запри в гостиной, – велел Володя, – ну, давай, роль хорошо выучила, не подведешь?

– Что я, лохушка сраная? – обозлилась Лиза. – Без базара, по понятиям, авторитетно сварганю.

– Молоток, – одобрил Костин, – начинай, в натуре.

– А-а-а, – словно пожарная сирена завыла Лиза, кидаясь на лестничную клетку, – спасите, помогите.

Захлопали двери, послышались чужие голоса, топот, кто-то вскрикнул, потом взвизгнула женщина. Лиза орала как ненормальная:

– Убили, убили, застрелили, насмерть убили…

– Попрошу всех разойтись, – раздался суровый голос Костина, – освободите место происшествия, Сеня, опроси свидетелей, девочку – в «Скорую помощь».

– А-а, – визжала Лиза, – не хочу, менты позорные, легаши долбаные, волки неумытые, дайте умереть вместе с Евлампией Андреевной! О-о-о, что теперь со мной, сиротой, будет, о-о-о!

На мой взгляд, она явно перебарщивала, но из толпы перепуганных соседей неслись сочувствующие вздохи и всхлипы. Свою лепту в происходящее внесли и котенок со щенком. Запертые в гостиной, они сначала тихо поскуливали, а затем начали выть во всю мощь своих легких. Какофония стояла ужасающая. У меня отчаянно чесался правый глаз, и больше всего на свете я боялась чихнуть. Представляю, что случится тогда с соседями! Парочка настоящих трупов умерших с перепугу людей нам тогда обеспечена.

Наконец послышался лязг, дверь закрыли.

– Лампа, садись, – велел Володя.

Я немедленно повиновалась и пару раз с наслаждением чихнула. В прихожей, кроме Костина и Митрофанова, стояли еще двое крепких парней в синих комбинезонах.

– Давай, Лампец! – приказал Костин. – Полезай!

– Куда?

– В мешочек, – ласково сообщил один из юношей, ловко расстилая огромный черный пластиковый пакет.

– Зачем?

– А как мы тебя отсюда унесем? – вскипел Митрофанов.

– Трупу положено быть в упаковке, – философски заметил другой юноша. – Лезьте, лезьте, в лучшем в виде доставим. Только до труповозки и потерпеть, а в машине сразу наружу выберетесь.

Проклиная тот день и час, когда подрядилась к Кондрату в экономки, я втиснулась в нестерпимо воняющее чем-то химическим нутро мешка и дала себя уложить на носилки. Потом сильные руки потащили меня вниз по лестнице и всунули в машину. Через пару секунд автомобиль, резво подскакивая на ямах и колдобинах, отправился в путь. Естественно, никто и не позаботился о том, чтобы помочь мне вылезти из мерзкого пакета, и я обломала все ногти, пытаясь расстегнуть «молнию». К тому же носилки оказались жутко жесткими и очень больно ударяли меня по спине и заду. Наконец застежка поддалась, я выпуталась, села и затряслась от холода, хоть бы куртку накинули, идиоты, на самом деле, что ли, поверили, что я труп? Сунули в мешок прямо в тоненьком свитерке, олухи!

И еще мне ужасно, прямо нестерпимо хотелось пить, чем дольше ехала машина, тем больше жажда оттесняла все остальные чувства, язык превратился в наждак, а горло напоминало воспаленную рану.