Дарья Донцова - Дама с коготками

– Надо вызывать службу спасения, – крикнула Маня.

– Так они к собаке и поедут, – усомнилась Зайка.

Аркашка по телефону соединился с диспетчером. К нашему удивлению, тот проявил полное понимание и пообещал прислать бригаду. Спустя минут пятнадцать во двор въехала машина, и вышли люди в синих куртках.

– Попробуем сначала так вытащить, – сказал один, – а не получится, придется резать дверь.

Нам велели принести шампунь. Спасатели намылили пса и принялись одновременно толкать сзади и тянуть вперед. Снап взвыл и в ту же секунду, как пробка из бутылки, вылетел во двор и принялся носиться по саду, отряхиваясь и вздрагивая.

– Уведите собаку домой, – распорядился старший, получая деньги, – мокрый, простудится.

Ольга пошла ловить страдальца, добрые самаритяне двинулись к машине, и в этот самый момент ротвейлер вновь полез в дверцу, чтобы попасть домой. Теперь он застрял в обратной позиции: голова в холле – зад на улице. По счастью, спасатели не уехали. Снапа снова намылили, но на этот раз он не собирался освобождаться. Скоро весь пол в прихожей покрылся белой пеной. Маня притащила бутылочку масла «Джонсон беби», и ротвейлера намаслили. Скользкий до невозможности, он тем не менее сидел как пришитый. Все устали, запачкались и проголодались. В конце концов из багажника показался электрический резак. Прибор включили в сеть, поднесли к двери, и лезвие с ужасающим грохотом начало вгрызаться в дерево. Ротвейлер, до смерти боявшийся пылесоса, сдавленно всхлипнул, закатил глаза и потерял сознание. Через пять минут намыленного, намасленного и не проявляющего признаков жизни Снапа вволокли в холл и устроили на ковре. Спасатели, пересмеиваясь, опять получили деньги и отправились восвояси. Мы огляделись вокруг: распиленная дверь, три пустые бутылки из-под шампуня, одна от масла, несколько мыльных луж на полу, еще пара масляных. Ковер похож на жирный блинчик, ротвейлер при последнем издыхании. Пуделица Черри воет в голос, кошки мечутся по холлу, питбуль улегся в грязи, а йоркширская терьерица почему-то вымазана вареньем.

– Мне кажется, – робко заметила Зайка, – дверка для собаки не лучшее изобретение.

Ответом ей был громовой хохот домашних и лай очнувшегося Снапа.

Утром Ольга отправилась к Радову, а я принялась названивать Котовой. Трубку сняли на десятый звонок.

– Чего надо? – весьма невежливо осведомился грубый, похоже, пьяный мужской голос.

– Позовите Милу Котову.

– На кладбище твоя Милка, – просипел мужик.

– На каком? – оторопела я.

– Митинском, – уточнил пьянчуга и бросил трубку.

Посидев в задумчивости пару минут, я опять взялась за телефон. На этот раз ответила женщина. Придав голосу металлические нотки, я бесцеремонно закричала:

– Телефонная станция. Почему переговоры не оплачиваете? Сейчас отключим номер.

– Господь с вами, – испугалась женщина, – никуда не звонили по межгороду, только в Москве.

– Не знаю, не знаю, – сердилась я, – счет на 24.75 с октября лежит.

– Проверьте как следует, – попросила трубка, – точно не наш счет.

– Назовите адрес, – сменила я гнев на милость и через секунду узнала, на какой улице проживает Котова. Не ближний свет, район-новостройка из тех, что ближе к Петербургу, чем к Кремлю.

К визиту следовало подготовиться. В сумку положила бутылку водки, батон колбасы и коробку конфет. Встретит мужик – покажу пузырек, откроет баба – выну конфеты.

Дома оказались оба. Супружеская пара лет под пятьдесят. Он совершенно лысый, со специфическим красным носом, она с опухшим лицом и выбитым передним зубом. Конфеты тут явно не понадобились, «Столичную» встретили с тихим ликованием.

На грязной кухне, на покрытом липкой клеенкой столе появились три стакана и тарелка с кое-как нарезанной колбасой. Мои собеседники разом опрокинули емкости, потом мужик, переведя дух, спросил:

– Сама чего не пьешь?

– Нельзя, язва.

– Надо же, горе какое, – пожалела баба, – не отдохнуть по-человечески.

Они еще разок выпили, пожевали колбаски, и только потом баба расслабленно поинтересовалась:

– Вы по поводу покупки квартиры?

– Да, – поспешила я согласиться.

– Комнаты у нас первый класс, – встрял мужик, – метраж большой. Рядом лес, река – красота.

– Зачем тогда продаете? – сорвалось у меня с языка.

– Деньги нужны, – посетовала тетка. – Ну пошли!

И они повели меня по квартире. Две невероятно запущенные комнаты и третья, маленькая, но довольно аккуратная, на узком диванчике– подушка и плюшевый слон. На стене полка с книгами, у окна письменный стол.

– Здесь кто живет, соседка?

– Нет, – всхлипнула баба, – дочка наша, покойница.

– Какой ужас! – вполне искренне воскликнула я.

– И не говорите, – зарыдала пьяными слезами мать, – такое горе, такое горе.

– Под машину попала?

– Нет, – продолжала всхлипывать баба, – таблетки с уколами доконали. Уж мы просили, просили, брось, дочка! Куда там!

– Пошли, помянем, – предложил мужик.

Мы вернулись на кухню и, не чокаясь, выпили.

– Болела дочка чем? – приступила я к допросу.

– Здоровая была, кровь с молоком, умная, институт закончила, думали: вырастили подмогу на старость, – запричитала мать.

– Таблетки тогда зачем пила?

– Наркота, – сухо сообщил отец. – Сначала все из коробочки ела, потом колоться стала. В больницу положили, в восемнадцатую, а там тюрьма! Вышла – и по новой.

Мать снова залилась пьяными слезами и принялась бессвязно рассказывать.

Выходило, что они с мужем всю жизнь проработали вместе в обувной мастерской. Он с молотком, она за швейной машинкой. Жили как все, пили как все. Из жизненных удач – одна, зато крупная. На самой заре перестройки, в конце 1985 года, им, очередникам с двадцатилетним стажем, неожиданно дали квартиру в новостройке. «Гуляли тогда, – причмокивал мужик, – целый месяц». В такой семье неожиданно выросла умненькая девочка, отлично закончившая школу, выучившая сама, без репетиторов, английский и поступившая без проблем в институт.

На первом курсе Милочка стала жаловаться, что одета хуже всех и денег никогда нет. Мать с отцом только разводили руками, чинить обувь стало так дорого, что народ перестал ходить в мастерскую. Мила поубивалась немного, потом вдруг откуда-то появились новые платья. Сначала на вопросы родителей девушка коротко отвечала: «Подруга поносить дала». Потом как-то раз заявилась в шубе и, протягивая изумленной матери сто долларов, сообщила, что устроилась на работу в американскую фирму, торговать гербалайфом. Родители пришли в полный восторг. Удивляло их только одно: на работу дочь отправлялась после девяти вечера, возвращалась под утро, а то и вовсе пропадала на два-три дня. «Езжу по провинции с товаром», – объясняла матери. Та, радуясь, что дочь регулярно приносит деньги, не лезла в душу.