Дарья Донцова - Бутик ежовых рукавиц

– Ада же самая бойкая из мопсов. Впрочем, если, вернувшись, найдешь тут хладный труп хозяина, не пугайся, это Капа зализала меня до смерти.

– Надеюсь, так далеко дело не зайдет, – улыбнулась я и попрощалась с Витей.

Шульгина была в своем кабинете.

– Ты опоздала на девять минут, – постучала она идеально накрашенным ногтем по часам, украшенным брильянтами. – У нас не принято задерживаться.

– Я не являюсь сотрудником бутика, – напомнила я.

– Но продавщицы считают тебя манекенщицей. Да еще и старшей теперь, – резко возразила Ирина. – В общем, учти на будущее. Теперь рассказывай, что сделала для поисков убийцы.

– Пока ничего.

Ира вскинула брови.

– Пошел второй день после нашего разговора, и где результат? Если не сумеешь помочь, не получишь ни копейки. И я не стану оплачивать расходы. Откуда мне знать, что, скажем, в кафе ты заглядывала по делу? Вдруг просто лакомилась кофейком, а потом надумала предъявить мне чек. Может, с другими людьми подобный фокус и проходит, но меня не надуть.

Я обозлилась до крайности и резко спросила:

– Скажи, сумеет врач помочь больному, если тот не расскажет доктору о всех симптомах заболевания?

– В чем дело? – фыркнула Ирина. – Ты никак заболела?

– Здоровее слона, – успокоила я клиентку. – Просто хочу тебе объяснить: частный детектив сродни терапевту, желаешь справиться с проблемой, не скрывай от сыщика детали.

– Никак не соображу, о чем речь, – нахмурилась Шульгина. – Высказывайся конкретно, прямо, без экивоков.

– Почему ты забыла сообщить мне интересную подробность?

– Какую?

– Вы с Мадлен, оказывается, сестры.

Шульгина вцепилась пальцами в край стола.

– Вот уж чушь, – старательно изображая возмущение, громко заявила она. – От кого дурость узнала? Мы с Мадлен родственники? Ха-ха-ха! Глупее до сих пор ничего не слышала. Ну и кретинство, ха-ха-ха…

Пока Ирина изо всех сил пыталась изобразить гнев вкупе с весельем, я не отрываясь смотрела на управляющую.

Тоненькие пальчики Шульгиной вцепились в край стола с такой силой, словно он был последней надеждой, той самой соломинкой, за которую хватается утопающий. А на шее женщины быстро-быстро пульсировала внезапно вздувшаяся вена.

– Ирина, – перебила я Шульгину, – это правда. Ну, насчет вашего родства. Думаю, именно поэтому ты и хочешь помочь Мадлен. Я все никак не могла понять: вы со старшей продавщицей конфликтовали, ругались, спорили, дрались за место под солнцем, а когда Гостеву зацапала милиция, управляющая вдруг вспомнила о своей ответственности перед подчиненной. Не складывается картинка, по идее тебе бы радоваться и бить в ладоши, а ты готова платить частному детективу, желая вытащить заклятую подружку из беды. Не надо врать, иначе я не сумею помочь.

Шульгина отцепилась от стола и сгорбилась на стуле.

– Ума не приложу, где ты могла откопать сведения, – с явным трудом произнесла она. – О нашей истории не известно никому. Даже Мадлен.

– Гостева не в курсе, что вы с ней сестры?

– Она ничего не знает, – кивнула Ирина. – Все так запутано! Хотя иногда мне кажется, будто я помню ее. Вроде была в доме девочка, лежала в пеленках, и я даже, кажется, просила маму унести ее назад в роддом. Но воспоминания обрывочны, связными они становятся лишь на стадии детдома.

– Ты воспитывалась в приюте?

Ирина поежилась.

– Верно.

– Родители умерли?

Шульгина уставилась в окно, потом с некоторым сомнением протянула:

– Ну, вроде так. Кажется. Ладно, попробую объяснить. Только дай честное слово, что никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажешь правду.

– Имей я привычку трепаться о чужих делах, не работала бы детективом.

– Хорошо, не обижайся, – кивнула Ирина и сняла трубку телефона. – Сейчас, погоди, только Нелю предупрежу. Алло, это Шульгина. Мы со старшей манекенщицей отъедем в агентство. Если понадоблюсь, ищите по мобильному. Пока не знаю, когда вернусь. Наверное, к часу дня.

Затем Ирина глянула на меня.

– Поехали!

– Куда? – спросила я, идя за ней.

Шульгина ничего не ответила. Так же молча она села в машину, покрутила по кривым переулкам, припарковалась около высокого дома постройки девятнадцатого века, открыла подъезд и только тогда пояснила:

– Лучше поговорим у меня дома.

Для одинокой женщины квартира Ирины была велика. Я, правда, не поняла, сколько в ней комнат, но уж точно не одна и не две. Слишком много дверей выходило в просторный холл, заставленный дорогой итальянской мебелью. А еще здесь имелось три коридора, концы которых тонули в темноте.

– Вот сюда проходи, – велела Шульгина, и мы оказались в кухне с помпезной обстановкой. Белые шкафчики и столики сверкали позолотой, а под плитой нависала ярко начищенная медная вытяжка.

– Мне воспитательница, – безо всякого вступления начала Ира, – без конца повторяла: «Деточка, тебе, конечно, не повезло, мама и папа погибли. В наших группах есть и другие дети, которые лишились родителей, но должна сказать: лучше жить совсем без отца с матерью, чем иметь такую семью, как у Вени Макеева…»

Семилетняя Ирочка не была согласна с Ниной Ивановной. Да, в приюте жили не только круглые сироты, но и несчастные ребята, чьих папу с мамой лишили родительских прав. Веня Макеев и был из таких. Его мамаша регулярно приходила к ограде детдома и, прижав страшное, опухшее, часто разбитое лицо к железной ограде, начинала выть:

– Сыночка отдайте! Ох, лишили кровиночки… Веня-я! Родной!

Перепуганный Макеев кидался к Нине Ивановне и начинал судорожно рыдать. Мать-алкоголичку, регулярно избивавшую сына, малыш боялся до одури.

– Не хочу к ней! – кричал Веня, обхватив воспитательницу. – Ты же меня не отдашь?

Нина Ивановна живо утаскивала взволнованного ребенка подальше от окон и вызывала милицию. Заканчивался визит любящей мамаши всегда одинаково: парни в форме заламывали бабе руки и запихивали в «раковую шейку». Веня исходил слезами, а Нина Ивановна бормотала сквозь зубы:

– Носит же земля подонков, и ведь не берет ее ничего. Зимой босиком ходит и хоть бы хны.

– Авось помрет скоро, – подала однажды реплику нянечка. – А Вене, глядишь, счастье привалит, найдется для него хорошая семья.

– Такие до ста лет скрипят, – возразила Нина Ивановна, – а потом от повзрослевших детей алименты требуют.

По сердитому тону воспитательницы Ирочка, присутствовавшая тогда при разговоре, поняла, что Веня, несмотря на наличие мамы, вовсе даже не счастливый, как ей раньше казалось, и очень постаралась перестать завидовать мальчику. Правда, черное чувство все равно вползало в душу, очень хотелось иметь родного человека, пусть даже такого, как вечно пьяная и всеми презираемая родительница Макеева.