Гарри Кемельман - Часы Сайруса Картрайта

— Я не проверил, закрыта ли дверь.

— Мы это видели, — заметил я.

Опять наступило молчание, но когда мы уже поднимались на крыльцо, из-за облаков внезапно выглянула луна и в ее мерцающем свете я увидел, что лицо Джека смертельно бледно.

— Что с тобой, Джек? — воскликнул я. Ответа не последовало. Я положил руку ему на плечо и снова спросил: — Тебе плохо?

Джек попытался улыбнуться.

— Я... я... видишь ли, со мной только что произошла странная история, — сказал он. — Ты позавчера серьезно говорил мне о том, что можно верить в духов?

Я не сразу сообразил, что он имел в виду, но потом вспомнил про наш разговор о вере в сверхъестественное в связи с книгой Уильяма Блейка «Бракосочетание Неба и Ада», которую я давал ему почитать.

Я неопределенно пожал плечами, пытаясь сообразить, к чему он клонит.

— На самом деле я не так уж много выпил пива, — сказал он и взглянул на меня, ища подтверждения.

— Да, я тоже так думаю.

— Смотри, — продолжал он, — сейчас я абсолютно трезв. Трезвым я был и несколько минут назад, когда шел к дядиному дому. Но стоило мне приблизиться к двери, как я почувствовал, что моя грудь упирается в нечто вроде подушки из воздуха. Я сделал еще несколько шагов, и воздух стал настолько плотным, что не было никакой возможности дотянуться до двери. Но передо мной было не просто невидимое препятствие, не пускавшее меня вперед. Оно как бы легонько отталкивало назад, от него исходила энергия сконцентрированной воли. Внезапно меня охватило чувство безумного страха, я отвернулся и побежал назад. До сих пор страшно.

— Твой дядя... — начал я.

— Да провались он к черту, мой дядя! — воскликнул он со страстью. — Чтоб ему наконец сломать себе шею!

Как раз в это время часы, висевшие у Добла на кухне, пробили полночь. И в том, что медный трезвон совпал с последними словами проклятия, нам почудилось нечто роковое. После этого возникла общая неловкость, разговор угас и мы отправились спать.

Наутро мы проснулись от громкого стука в дверь. Добл в одних брюках и я в купальном халате выбежали в прихожую почти одновременно. Миссис Нокс, экономка Картрайта, задохнувшаяся от быстрой ходьбы, стояла с выражением ужаса в глазах.

— Мистер Картрайт, — прошептала она, — разбился насмерть.

Мы наскоро оделись и поспешили к дому Картрайта. Дверь была открыта, и из коридора мы увидели Сайруса Картрайта, лежащего в старомодной ночной рубашке поперек нижней ступеньки лестницы. Из раны на виске на пол лужицей натекла кровь.

Безусловно, он был мертв. Взглянув наверх, мы обратили внимание на то, что край ковра подвернулся; вероятно, Картрайт, споткнувшись, упал вниз.

Характерно, что он до последней минуты жизни не изменил своей привычке. Правая рука старика все еще сжимала дорогие его сердцу карманные часы. Ручные часы, однако, разбились при падении и отметили час его смерти. На них было ровно двенадцать часов — именно в то время, когда Джек произнес свое роковое проклятие!

...Чисхольм закончил рассказ и обвел взглядом присутствующих, пытаясь угадать впечатление, которое он произвел.

— А карманные часы, — вдруг спросил Никки, — тоже остановились?

— Нет, они тикали как ни в чем не бывало. Вероятно, при падении рука смягчила удар. Но они все же здорово встряхнулись, потому что показывали время на час вперед.

Никки кивнул как-то мрачновато, как будто ничего другого он и не ожидал.

— А что Джек? Как он воспринял все это? — спросил я.

— Конечно, он был расстроен, — ответил Чисхольм, — но, как мне кажется, не столько смертью дяди, поскольку не слишком дорожил им, а из-за того, что мистический страх, овладевшей им прошлой ночью, обернулся такой неопровержимой реальностью. Джека я с тех пор не видел. Отпуск ему продлили, но он все время был занят устройством дядиных дел. Он обещал писать из армии, но так ни разу и не написал. На прош­лой неделе, кстати, пришло письмо от Добла. Он иногда сообщает мне о последних городских новостях и сплет­нях. Так вот, он пишет, что Джек Картрайт разбился в своем первом самостоятельном полете.

— О! — профессор Роллинз проявил наконец инте­рес. — Именно нечто в этом роде я и предполагал.

— Вы ожидали, что Джек погибнет? — изумленно спросил Чисхольм.

Роллинз энергично кивнул:

— Да, таково типичное проявление мистических сил. Особенно это касается проклятия, которое почти сразу исполнилось, а также характера смерти, так напо­минающей несчастный случай. Конечно, в наше время мы все еще очень мало знаем о сверхъестественных силах, но, по всей вероятности, они следуют какой-то определенной схеме. Например, отдельные виды поту­сторонних сущностей обладают как бы некоей иронией, чем-то вроде извращенного чувства юмора. Нет сомне­ний в том, что Джек пожелал своему дяде упасть и сло­мать себе шею в состоянии минутной запальчивости, но природа демонических и вредоносных сил и состоит в том, чтобы поощрять такие желания. Мы снова и снова встречаемся с этим феноменом в фольклоре и сказках, которые, без сомнения, являются зашифрованным или символическим выражением народной мудрости. Вам, безусловно, знаком с детства такой сказочный сюжет.

Некая волшебница предлагает отрицательному герою исполнить три его желания, и герой растрачивает свои волшебные желания, употребляя в порыве гнева обычные сильные выражения, как это и сделал Джек. Видите ли, когда присутствуют сверхъестественные силы, даже простое пожелание, высказанное со страстью, может вызвать их концентрацию в одной точке. Именно это и случилось в доме мистера Картрайта в тот роковой вечер.

Роллинз наставительно поднял вверх указателем палец правой руки и, как бы фиксируя сказанное в нашем сознании, продолжил:

— В логике сверхъестественного есть еще один существенный фактор. Я имею в виду то, что получение человеком материальных выгод при бессознательном использовании демонических сил обращает эти силы рано или поздно против самого человека и уничтожает его. У меня нет сомнений в том, что смерть Джека была таким же результатом вмешательства мистических сил, как и смерть его дяди.

Дэн Роллинз, вероятно, еще долго продолжал бы свои рассуждения, если бы в комнате отчетливо не прозвучало сказанное кем-то слово «чепуха». Роллинз моментально умолк и строго взглянул на человека, бесцеремонно прервавшего нить его рассуждений. Но профессор Грэхем был не из тех, кого можно остановить взглядом.

— Подумаешь, парень разбился в авиакатастрофе. Тысячи людей разбиваются. Что же, всем им злая фея предложила исполнение трех желаний?! Чепуха! Молодой человек погиб потому, что полетел на самолете. Этой причины достаточно. Что касается старика, то он так или иначе упал с лестницы и сломал себе шею. Вы говорите, что племянник проклинал его примерно в то же время. Что ж, даже если допустить, что часы на кухне у Добла показывали одинаковое время с часами Картрайта, это тем не менее может быть элементарным совпадением. Очень вероятно, что племянник и раньше сотни раз проклинал точно так же своего дядю. И это вполне естественно, поскольку он был его наследником и вообще недолюбливал его. И все те сотни раз ничего не случалось. Не вижу здесь ничего не только мистического, но даже необычного. Эта история неплоха, но она ничего не доказывает.