Дарья Донцова - Хорошие манеры Соловья-разбойника [litres]

В назначенный день все шло прекрасно, гости ели, пили, танцевали, пели песни. Разошлись за полночь, старшие Нестеровы устали, поэтому сразу легли спать. Антонина попросила домработницу проследить, чтобы сотрудники ресторана за собой все убрали, и рухнула в кровать.

Утром, когда Марина не явилась к завтраку, никто не волновался. Все подумали, что девочка отдыхает, вчера она небось поздно заснула. Но когда дочь не вышла обедать, Антонина пошла к ней в комнату и обнаружила неразобранную кровать. На ней валялись скомканное праздничное платье и туфли.

Перепуганные родители обыскали комнату и на письменном столе нашли записку: «Не ищите меня, не найдете. Уже не ваша дочь, Марина».

Нестерова закрыла глаза и забубнила:

– Муж сразу вызвал милицию. Приехали оперативники, начали нас расспрашивать. А ответов нет. Когда я в последний раз видела вчера дочь? Не помню. Где девочка находилась во время праздника? На участке. Где конкретно?

Антонина открыла глаза и прижала руки к груди.

– Пожалуйста, поймите! У мужа день рождения, гости, артисты. Марине не два года, ей исполнилось пятнадцать. Она умная, самостоятельная девочка, ну зачем мне отслеживать каждый ее шаг? Я знала, что дочка где-то здесь. И занималась приглашенными. Да, я не могла сказать, когда видела Марину в последний раз. Опера проделали колоссальную работу, опросили всех, кто присутствовал у нас на даче. Это помогло установить примерное время исчезновения дочери. До двадцати часов с ней контактировали разные люди. В восемь вечера выкатили торт. Минут через пятнадцать наша соседка Лидия столкнулась с Маринкой у ворот, удивилась и спросила:

– Почему ты сняла праздничное платье? Надела джинсы и простую рубашку?

Девочка улыбнулась, показала пакет и ответила:

– Мама попросила зайти к тете Вале, у нее давление высокое. Несу ей угощение со стола.

Лида похвалила Маринку и пошла пить чай.

Антонина вытерла лицо платком.

– Валентины на самом деле не было на празднике. Ее прислуга еще утром принесла подарок и нашептала мне: «Хозяйка лежит, гипертонический криз у нее. Велела вам не говорить, чтобы не переживали, сказала: „Соври, что я на работу уехала!“ Так вы же не поверите!»

На лице Нестеровой появилось подобие улыбки.

– Конечно, я поняла бы, что это ложь. Валечка не ходила на работу, она домашняя хозяйка. Разговариваю с домработницей Кулагиных, и вдруг раздается голос Марины:

– Мам, что такое гипертонический криз?

Я объяснила:

– Очень высокое давление. Это опасно, может случиться инсульт.

– Ой, ой, бедная тетя Валя, – расстроилась Маринка, – надо ей отнести что-нибудь вкусненькое.

Это последний наш с ней разговор. Больше я дочь не видела, она как в воду канула.

– Что обнаружила милиция? – спросил Макс.

– Ничего, – ответил вместо Нестеровой Энтин, – вообще никаких следов. Билет на электричку девочка не покупала. Могла поехать зайцем, но ее на платформе не видели.

– Может, просто не заметили, – пробормотала я.

– Нет, там на скамеечке всегда сидела Клава, местная продавщица, – объяснила Антонина. – Дом у нее стоит почти впритык к железной дороге, семьи нет. Клавдия Петровна жила с тремя котами. Магазин она закрывала в семь и перемещалась на платформу. Клаву называли: информбюро. Она все про каждого знала, отличалась простотой, которая хуже воровства. Придет в лавку кто-то из местных жительниц или дачница, а Клава ей прямо в лоб и заявит: «Муж твой вчера с электрички сошел, а с ним баба молодая. Юбка заканчивается чуть ли не под шеей. Хорошенькая такая! Они в сторонку отошли за кусты, не хотели, чтобы я их видела. Пришлось мне встать и с другого конца платформы в заросли заглянуть. Уж как они целовались! Как в последний раз! Как перед смертью! Потом твой супружник ушел, а девчонка села в электричку и в Москву уехала. Делай выводы!»

Не один брак Клавдия Петровна разрушила. Но Марину она не видела. Все. Больше сказать нечего. И вдруг мне звонят из детективного агентства и сообщают, что нашли записку, где упоминаются имя, отчество и фамилия дочери. Я ничего не поняла. Где отыскали бумажку? У кого?

– В квартире покойной Веры Арамакиной, – ответила я. – Вы знали эту женщину?

– Веру Арамакину? – повторила гостья.

– Она меняла фамилию, – уточнил Макс, – от рождения Вера была Марамамакиной. Но несколько лет назад стала Арамакиной.

– Нет, не помню такую, но это не исключает, что мы пересекались когда-то, – протянула Нестерова и вскочила. – Мариночка! Девочка! Ее признали умершей! А она жива! В Москве! Дайте мне адрес! Скорее! Я не знаю, почему дочка сбежала! Много лет я пыталась понять: что было не так? Но ничего не вспомнила! Если Мариночка до сих пор зла на меня, то я не стану ей навязываться. Просто хочу обнять свое дитя, поцеловать, сказать, что папа умер. Дайте мне ее адрес!

– У нас его пока нет, – сказал Энтин.

– Телефон, телефон, телефон, – причитала Нестерова.

– Не знаем его, – вздохнул Константин Львович, – нам ничего не известно о судьбе вашей дочери.

Антонина села.

– Где вы нашли упоминание о моей девочке? Лампа, пожалуйста, скажите!

– В одной квартире, – пробормотала я.

– Дайте мне адрес, – потребовала Антонина.

– Зачем? – прищурился Энтин.

Антонина Васильевна не стала скрывать своих намерений.

– Сяду на ступеньках подъезда, вдруг Марина туда придет!

– Лучше этого не делать, – покачал головой Константин Львович. – Женщина, которая упомянула вашу дочь, сама хотела ее найти. Полагаю, Марина в той квартире никогда не появлялась.

– Антонина Васильевна, значит, вы не знакомы с Верой Арамакиной? – уточнила я.

– Среди близких знакомых ее нет, – подтвердила гостья, – но у меня много студентов, аспирантов. Я связана с научными издательствами, может, жизнь сводила меня с этой женщиной, но я не помню ее.

Я решила не сдаваться.

– И фамилия Марамамакина вам не знакома?

Нестерова сделала отрицательный жест рукой.

– Ответ тот же. Среди знакомых такой нет.

– А Анелию Борисовну Орехову вы знали? – подхватил Макс.

– Нет, нет, – прошептала Антонина. – Среди сотрудников кафедры, где я работаю, никого из вами перечисленных нет. Боже! Марина жива!

Я вскочила и обняла гостью.

– Пожалуйста, не надо пока делать поспешных выводов. Просто найдена записка с упоминанием Марины Анатольевны. И только. У Марины был друг по имени Алексей?

Глаза Нестеровой потемнели.

– На что вы намекаете? Хотите сказать, что у моей дочки были сексуальные контакты?

Я изумилась, хотела ответить, но вместо меня это сделал Энтин:

– У подростков много тайн даже от любящих родителей.

Нестерова побагровела.