Наталья Александрова - Рагу из любимого дядюшки

Тут я вспомнила, что не прочла еще третье из найденных мною писем.

Я достала лист из конверта.

Почерк был другой, совершенно незнакомый, ровный и аккуратный.

«Уважаемая мс. Голубева!

С прискорбием должна сообщить Вам о кончине Вашего родственника мистера Джона-Голдбифа. Он тихо скончался в минувшую пятницу в собственном доме в Финиксе. Ваш адрес я нашла, разбирая его бумаги, и вспомнила, что мистер Голдбиф часто вспоминал о Вас. К сожалению, последние годы он был частично парализован, что лишало его возможности самостоятельно писать письма, прибегать же для этого к чьей-либо помощи он, должно быть, считал унизительным. Мистер Голдбиф был очень добрым и сердечным джентльменом, и мне будет его очень не хватать.

Немного о себе. Я присматривала за вашим родственником последние годы. Он выбрал меня с тем, чтобы слышать русскую речь: я русская, приехала восемь лет назад из Киева. Впрочем, вряд ли это Вам интересно. Бумаги и вещи Вашего родственника я передам его сыну Эндрью, хотя, надо признаться, при жизни их отношения были далеко не идеальны, и он даже не считал нужным навещать отца в годы его болезни.

Извините, вряд ли это Вам интересно. С уважением, Анна Синицына. Финикс, Аризона».

Я аккуратно вложила письмо в конверт и откинулась на стуле, разминая затекшую шею. Вот оно, значит, как… Значит, эти проклятые алмазы все это время были у бабушки. Как ей удалось сохранить их в течение долгого времени? Вопрос остается открытым. Но так или иначе, они были, были до последнего времени. И когда сорок дней назад в больнице прабабушка хрипло шептала, что оставляет мне алмазы, она пребывала в здравом уме и твердой памяти. Если бы ей дали еще немного времени, она успела бы объяснить, где же их спрятала. И тогда я уже стала бы владелицей тех самых африканских алмазов, о которых рассказывал Иван Францевич…

Я потрясла головой и усилием воли отогнала от себя прекрасное видение: лучистые камни сияют голубоватым светом. Хотя они могли выглядеть совсем не так, ведь я никогда не видела настоящих алмазов.

Так или иначе, сейчас их нет, они бесследно исчезли, потому что, если бы они были спрятаны в доме, их давно бы нашли, ведь какой погром устроили. Да здесь просто негде их спрятать, все на виду. Хотя ведь обнаружила же я тайник для писем… Там больше ничего не оказалось, это точно, я проверила. И зачем тогда бабушка Софья писала, что мне поможет могила Аксиньи Прохоровны? Очевидно, там и были спрятаны бриллианты. И теперь их кто-то оттуда взял. Вот только кто?

А это как раз я знаю — их взял тот, кто читал прабабушкины письма, потому что в России об алмазах никто не знал. Не зря прабабка прожила долгую и тяжелую жизнь, она понимала, что, если хоть кому-нибудь проговорится о драгоценных камнях, жить ей останется несколько часов, при нашей-то криминальной обстановке.

Писем от американского кузена никто не читал, кроме меня и бабушки. Их просто не нашли. Значит, кто-то читал ее письма в Штатах, в самой Аризоне.

Ну да мне теперь все равно, где были алмазы, раз уже их нет ни в этом доме, ни в сейфе у нотариуса, ни в могиле Аксиньи Прохоровны Коленкоровой…

Коленкор… я вспомнила, что обещала отдать тете Дуне коленкоровые занавески. Нужно снять их, потом поймать кота и уходить отсюда, а то вон уже скоро стемнеет…

Я подвинула к подоконнику стул и собиралась уже встать на него, как вдруг появилась все та же беспокойная близорукая мышь. Очевидно, она никак не могла совладать со своим любопытством, либо же ей срочно нужно было куда-то пройти — может, у нее дети брошены или муж загулял… Так или иначе, мышь очень упорно выползала на свет божий, и кот, разумеется, не мог ей этого спустить. Завидев черное косматое чудовище, мышь так испугалась, словно не она только что удирала от него под половицу. Она шарахнулась в сторону и с разбегу заскочила на стул. Тут уж я завизжала и отпрыгнула подальше — ужас до чего боюсь мышей! Очевидно, та совсем потеряла голову от страха, потому что вместо того, чтобы соскользнуть на пол и искать спасения в щелях пола, она зачем-то по стенке добралась до подоконника и вцепилась лапками в занавеску. Тут Бафатион совершенно озверел, одним прыжком вскочил на подоконник и тоже вонзил все когти в занавеску, примериваясь, как бы половчее схватить нахалку. Мышь упорно ползла вверх к карнизу, кот подпрыгнул и повис на занавеске.

Не зря тетя Дуня уверяла меня, что коленкор — очень прочный материал. Действительно, под тяжестью кота занавеска не порвалась, но зато сломался карниз. Металлическая полая труба разъехалась точно посредине, и на пол из нее посыпались круглые полупрозрачные голубоватые камешки.

Кот с любопытством наблюдал за их падением, этим воспользовалась мышь, чтобы окончательно ускользнуть в дыру над карнизом. Бафатион с сожалением проводил ее глазами, но решил не связываться. Он спрыгнул на пол и потрогал один из камней лапой.

— Не смей! — Я очнулась от столбняка. — Ты с ума сошел, это же не игрушки!

Карниз упал вниз, камни брызнули во все стороны. Я встала на колени и принялась их подбирать. Так вот они какие — «Алмазы розовой антилопы». Полупрозрачные неграненые камешки голубоватого цвета. На первый взгляд не такие уж они красивые. Ну да, чтобы они засверкали, заиграли холодным голубым огнем, их нужно огранить… Стало быть, они пролежали в этом карнизе много-много лет, и никто их не нашел. Бабушка долго находилась в ссылке, ее няня умерла, дом стоял пустой, и никто не позарился на старый карниз.

Тот, кто делал обыск в доме, не догадался про тайник. И я бы ни за что не догадалась, где прабабка спрятала алмазы. Так вот зачем она упомянула в письме могилу Аксиньи Коленкоровой! Это был намек на коленкоровые занавески…

Очевидно, прабабка хотела все же шепнуть мне про карниз там, в больнице, но сил на это не хватило. А я сама их в жизни бы не нашла.

И тогда она велела коту указать место. Я тут же рассмеялась от такого дикого предположения. Так, пожалуй, можно додуматься до того, что и мышь была засланная…

Я продолжала ползать по полу, собирая голубоватые камешки, и кот перестал валять дурака и всячески пытался мне помочь. Я потрясла пустотелую трубу карниза, и из нее вывалился мешочек из синей потертой замши, а в нем еще несколько камешков. Очевидно, мешочек развязался, и камни высыпались, когда сломался карниз.

Наконец я поднялась с колен и оглядела пол. Теперь, кажется, все. Я прошлась еще на всякий случай веником, но ничего не нашла. Разложила алмазы на столе и пересчитала. Всего их набралось пятьдесят два камешка. Интересно, сколько такое богатство может стоить? Но мне не хотелось в этот момент думать о деньгах. Я полюбовалась камнями еще немного, потом сложила их в замшевый мешочек, завязала его шнурком и повесила на шею под свитер. На дворе почти стемнело, предстоит долгая дорога домой, а из защитников со мной только кот.