Андрей Костельцев - Комендантский час

Втроем мы выбежали из монастыря и увидели, как двое послушников, что до этого набирали воду, тащили на руках окровавленное тело еще живого Людвика. Один из послушников нес за дуло мой револьвер. Преступник явно не мог идти сам.

– Мы его нашли неподалеку, – крикнул один из парней.

Отец Григорий хотел подойти и помочь, но я направил на него винтовку: « Не надо. Это наше дело».

Священник тут же опустил руки, удивленно глядя мне в глаза. Капитан достал револьвер и приказал отойти послушникам. Те, испугавшись, повиновались. Они аккуратно опустили Людвика на колени и принялись расходиться в стороны, ближе к монастырю.

« Ублюдок» – бросил капитан, ударив ручкой пистолета ляха по лицу.

– Ему ведь помощь нужна, что же вы делаете? – надрываясь, завопил клирик.

– Он убил офицера, и чуть не убил нас. Если сам сейчас сдохнет, то невелика потеря, – говорил Виктор, хватаясь за ворот окровавленной рубахи, торчавшей из-под хантской шубы.

Он увидел кулон на золотой цепочке, висящий на шее у Мазовецкого и, сорвав его, отбросил в мою сторону. Я же, удостоверившись, что отец Григорий не будет мешать, опустил карабин и стал подходить к капитану. В этот момент клирик взглянул на цепочку Людвика, что валялась в снегу перед ним, и широко раскрыл глаза.

– Вы сказали, он убил офицера? – спросил клирик потяжелевшим голосом.

– Да, за то его и отправили сюда.

– Как звали офицера, которого он убил? – спросил клирик, забрав мой пистолет у послушника, что держал его все это время.

– Евгений Анисимцев, – бросил я.

– А зачем вам это, отец? – спросил капитан и, обернувшись, увидел, что Григорий стоит и направляет на поляка мой револьвер, отобранный у послушника.

Клирик выстрелил прямо в голову преступника, а затем еще пять пуль всадил в уже лежащее на снегу тело. Я оглянулся на выстрелы и тут же отскочил в сторону. Когда в пистолете кончились патроны, я взглянул на мертвого пленника, а затем на лицо Григория. Он отбросил опустошенный пистолет и, заплакав, упал на колени. Мы недоуменно переглянулись с Сохачевским.

– Женя, сынок, – промолвил клирик сквозь слезы и подобрал с земли украшение.

В тот день это были последние слова отца Григория.

Мы завернули тело Людвика в ткань и положили его на мою лошадь. Решено было заночевать в монастыре, а утром выдвинутся в обратный путь. Экспедиция была завершена успешно, но странные чувства продолжали истязать нас. На следующее утро отец Григорий объявил послушникам, что покидает монастырь и возвращается на службу в армию. Он сообщил, что поедет с нами. Ни капитан, ни я не были против. Так странно и закончилась эта история. И этой историей я заканчиваю свою жизнь. Кто знает, может, кто-нибудь донесет когда-нибудь капитану Сохачевскому (хотя он наверняка уже носит другое звание), что его старый приятель так соизволил закончить свой путь.

Интересно, помнит ли Виктор Андреевич все то, что помню я? И если так, то с какими чувствами обо всем этом вспоминает?

***

Сладки воспоминанья о далеком!

Окинув взором прошлое порой,

Я вспоминаю, как в речах и склоках

Шел против мира целого войной.

И не смущало друга отреченье:

К чему счет людям? Истина за мной!

Попытки заглушить боль огорченья

Лишь испещряли душу пустотой.

И не было тонов, полу-оттенков –

Все ясно и без всякого терпенья.

Я тело доведу до омертвенья,

Но, миру вопреки, все ж буду прав!

Эх, где теперь то прежнее упрямство?

Погас запал, как жизнь среди могил.

Я злобой жёг судьбы своей мытарства

И крылья в пылу битвы опалил.

Теперь во мне молчит накал страстей,

А я, как птица, меж двух крайностей

Лавирую, стремясь не рухнуть вниз.

И этот путь, поверьте мне, тернист.

Я жалил ядом – нет теперь его.

Я непреклонен был – теперь в сомненьях.

И вроде проживал жизнь одного,

Но на три жизни было в ней мгновений.

Я каждой ставкой восхищал народ,

Я жил ва-банк, а как же жить иначе?

И разрушая прежний обиход,

Себя я изолировал, тем паче.

Как будто одержим, но без желанья.

Хоть часть меня была в том самом мне?

А может, одержимость, заклинанье

Господствовали в темной пелене?

Однако знаю: я жил не напрасно.

Жаль только лишь грядущую пору:

Всю свою жизнь пробегав сопричастным,

Я ненароком упустил судьбу.

Тонкое чувство

Вздымалась кружевом роса,

В лучах тепла волнуя дали,

Пока пернатых голоса

Остатки тиши прогоняли.

Просторы синие небес

Вдруг поседели в одночасье,

И окропленный влагой лес

Застыл в осанистой гримасе.

Пока бушует непогода,

Замолкли сизые поля,

Наполнилась тоской природа,

Поникла в слякоти земля.

Часть 1.

1862 год.

Пара верст пути оставалась карете до пункта назначения, когда она остановилась, чтобы высвободить страждущего свежего воздуха и твердой почвы под ногами молодого человека. Терзаемый глухой головной болью и приторно-сладким чувством тошноты, студент Императорского университета Святого Владимира опустил голову, приготовившись к худшему, но неприятные позывы в мгновение отступили под гнетом утренней степной прохлады.

« Фух, кажется, отпустило» – подумалось юноше, когда он решил оглядеться по сторонам.

Навязчивое желание избавиться от морской болезни, застигнувшей студента в Винницком уезде Подольской губернии, то усыпляло его в дороге, то заставляло нервно вглядываться в заоконный пейзаж. Последние часы поездки молодой человек как раз провел в беспокойном сне, потеряв на время ориентацию в пространстве. И вот он стоял на окраине неприглядной сельской дороги, наблюдая раскинувшееся пред ним земляное полотно, усеянное крестами и серыми надгробиями.

– Как вы, Генрих? – спросил соскочивший с кареты извозчик и принялся разминать запрелые от продолжительного сидения части тела.

– Мне нехорошо, – сухо констатировал юноша, не желая обсуждать детали. – Почему у кладбища нет никакого забора?

– А зачем? Оно всё ширится, такова уж суть погостов.

Генрих со сказанным согласился, незаметно кивнув.

– Что ж, немного тут осталось? – спросил он.

– Так минута буквально! Мы уже в Гнивани.

– Это хорошо, ладно, поехали.

Извозчик, услышав самое ходовое в его работе слово, тут же оживился и поспешил вернуться на свое место. Сплюнув едкую слюну, решил сесть в карету и Генрих, однако же дуновение протянувшегося по земле ветра обдало его ноги и обнаружило странный еле различимый вдалеке свист. Студент прислушался, но вдруг ветер стих и таинственный звук пропал вместе с ним.

– Ты слышал? – спросил юноша у везущего его мужичка.

– Ветер?

– Нет же, другое. Какой-то… какой-то звук.

– Вам показалось.