Олег Механик - Вечеринка а-ля 90-е

«Факир был пьян…»

Полёт длится целую вечность, затем я чувствую удар и бодрящую прохладу воды. Теперь можно расслабиться и медленно погружаться в тёмную глубь, уходить под воду всё дальше и дальше, пока ледяные нижние слои не начнут завязывать мышцы в тугие узлы. Вот теперь можно поплавком наверх. Сейчас я вынырну и увижу ржавый бок понтона, небольшую самодельную вышку, жёлтую песчаную косу, где одиноко опираясь на подножку, скучает наш Хондик. Я услышу, как по пустотелому как бочка понтону брякают босые ноги. Это Поночка и Геракл будут бегать за Уксусом, чтобы скинуть его в воду. Я услышу их визгливые ломающиеся голоса, увижу их спичкообразные, в раздуваемых ветром труселях, фигуры.

Где то рядом на нагретом солнцем ржавом металле лицом вниз будет лежать Буратина. Он говорит, что когда ложится вот так на тёплое, представляет, что находится на бабе. Кайфожор!

Светка будет сидеть на расстеленном куске шторы, и улыбаясь смотреть на нас со стороны. Она так и не снимет свой зелёный сарафан, как бы её не уговаривал Буратина и ему придётся включить всю свою фантазию лёжа на воображаемом, пышащем жаром женском теле.

Через мгновенье, я вынырну и окажусь в другом измерении.

На секунду мне становится страшно. А если, вынырнув на поверхность, я увижу кафель, покрывающий стены бассейна, почувствую запах берёзовых веников и сауны и услышу осточертевший, скрипучий голос моего зама Артура:

– Вячеслав Иванович, вы скоро? Мы уже заждались вас за столом. Водка стынет!

Нет, ради бога, только не это, иначе мне придётся нырять снова. Я буду нырять и выныривать, до тех пор, пока не окажусь в нужном мне измерении.

Выныриваю. Слава богу, всё в порядке! Я там, где нужно. Вокруг родные, хоть и повзрослевшие лица.

– А-а-а-а! – ору я в бескрайнее небо так, что огромное облако надо мной начинает колыхаться. – Буратина, Герыч, айда к нам!

Буратина улыбается и мотает головой. Он всегда был «ещё тем» купальщиком. А вот Геракл откликается на мой призыв. Он издаёт свой фирменный рык, через голову одевает на себя спасательный круг (да-да он так и не научился плавать), и прямо так, в тельнике и триколях прыгает в воду.

– Ур-ра-а!

Мы собираемся в одну большую барахтающуюся в воде кучу, плескаемся и орём. Я веселюсь как маленький ребёнок, луплю по воде обрызгивая круглое лицо Геракла, который с заплетенной в косичку бородой стал походить на попа. Он хватает меня, крепко прижимая к себе, затягивая на резиновый круг. «Дружище, мы снова вместе и теперь ничто нас не разлучит» – говорят эти стальные объятия.

Сверху раздаётся хулиганский баритон солиста «Дюны»:

«Е-если б было море пива-а,

Я-я б дельфином стал красивы-ым,

Если б бы-ыло море водки-и,

Стал бы я подво-одной лодко-ой».

Периодически я вскидываю глаза вверх и вижу Светку и Буратину, которые, улыбаясь, наблюдают за нашей водной вакханалией. Есть в их взглядах что-то грустное, как будто они смотрят старый и добрый фильм, который скоро снимут с проката.

Внезапно мы начинаем слышать нарастающий гул. Белый пароход, молотя огромными винтами, проплывает буквально в сотне метров от нас. Народ на палубе что-то кричит и машет нам руками. Мы орём и машем в ответ. Смотрите и завидуйте! Вы думали олигархи что не люди? Они тоже умеют веселиться. Посмотрите вон на того, который раскинул в стороны белые руки и плавает на поверхности воды, как гигантская морская звезда, которую непонятным образом закинуло в наши воды. На поверхности его удерживают огромные синие трусы, которые раздувшись в районе промежности превратились в большой шар. Если дунет ветер, этот парус помчит его по воде с такой скоростью, что вашему лайнеру будет ни за что не угнаться.

Накупавшись мы почти до самого захода солнца валялись на палубе, шутили, смеялись, слушали старый добрый музон, периодически вливая в освободившиеся баки сивушного топлива.

Я развалился на полу в ногах у сидящей на шезлонге Светки. Как довольный кот жмурюсь на краснеющее заходящее солнце, курю, дымя в небо. Моя рука гладит её бархатную ножку, обводит рельефный овал голени, спускается на идеально гладкую пяточку, и снова ползёт вверх к острой коленке.

«Светка, успокой меня, скажи, что это не сон. Если даже это сон, скажи, что он будет длиться вечно».

– Опа, ребята, смотрите, наш друг нарисовался! – голос Поночки выдёргивает меня из объятий сладкой дрёмы.

Буратина берёт бинокль и смотрит на разрезающий воду стремительно летящий в нашу сторону катер.

– Нарисовался, хуй сотрешь! – бурчит он, выпятив нижнюю губу.

Опять это неприятное покалывание внизу живота – естественная реакция, выработанная моим организмом при одном только упоминании об этом человеке.

– Буратина, встреть гостя! Вруби ему, что-нибудь патриотическое. – Весело кричит Поночка.

Буратина недолго елозит пальцем по экрану смартфона. Голос Марайи Керри обрывается и после секундной паузы из динамика раздаётся громогласный роковой бас:

«Неба у-утреннего стяг,

В жизни ва-ажен первый шаг…»

Мы со Светкой недоумённо переглядываемся, не понимая, что это ещё за чертовщина семидесятых годов, пока припев не расставляет всё на свои места.

«И вновь продолжается бо-ой,

И сердцу тревожно в пути-и,

И Ле-енин такой молодой,

И юный октябрь впереди!».

Песня возвращает мне возвышенное душевное состояние и вот я уже ору, подпевая оперному голосу:

«И Ле-е-ени-ин та-акой маладо-ой

И юный октябрь впереди!»

Уже издалека становится видно, как черепушка, возвышающаяся над рубкой, багровеет, становясь похожей на огромную свеклу.

Я уже вижу холёное лицо с намазанной снизу искусственной улыбкой. Ленин ещё издалека машет нам рукой, как старым друзьям. Он одет всё в тот же пиджак и плащик, только вот сорочка под пиджаком новая белоснежная. Рядом с ним вчерашний парень в чёрных очках, второй за рулём.

– Привет отдыхающим! – зычно орёт он, пытаясь перекричать оду, посвящённую его тёзке. Когда нос катера застывает в нескольких метрах от борта яхты, Буратина выключает музыку и на секунду становится тихо.

– А я вас попроведать приехал, поинтересоваться, как отдыхается! – голос Ленина, спрятанный за ширму механической улыбки, как всегда не выражает эмоций.

– Хорошо отдыхается! Твоими молитвами! – отвечает Буратина.

– Главное, чтобы мы одному богу молились! – пожимает плечами, продолжающий улыбаться Ленин.

– Э-э не-ет, Женя! Мы с тобой уж точно поклоняемся разным богам. У нас с друзьями один бог, у тебя другой, но это же никому из нас не мешает молиться.

– Ладно! – Ленин машет рукой. – Давай оставим разговоры о религии, а то так можно далеко зайти. Я смотрю вы искупались? Как водичка? – линзы его очков теперь направлены на меня, стоящего в трусах с накинутым на плечи полотенцем.