Виталий Воронин - Сезон

– Вот ведь вредный, какой у них начальник, – ехидно и нарочито громко произнес Витек, – даже сувениры с собой взять не разрешает!

Раздался дружный смех, но Игорь закричал:

– Всем вывернуть карманы!

В ответ послышались недовольные реплики.

– Целый день горбатились, имеем право на сувениры!

Мы с Витьком переглянулись и разом вышли из шатра в темноту ночи.

Неровная шеренга подростков в камуфляжных куртках испачканных глиной стояла перед палатками в отблесках костра. Игорь топтался перед строем с фонариком в руке.

– Кто тут сувениров захотел?! – рявкнул Витек, но я осадил его.

– Спокойно это дети.

Посреди шеренги стоял крепкий белобрысый парень с наглой рожей и пухом над верхней губой на голову выше остальных.

– Иванов пятнадцати лет? – Подошел я к нему.

– Ну, Иванов, а че? – с вызовом скрывая испуг, ответил он.

– У тебя Иванов наступил пубертатный период, – глядя ему в глаза, притворно унылым тоном продолжал я, – говоря русским языком, у тебя возникла потребность обратить на себя внимание противоположного пола. Поэтому ты решил занять главенствующее место в стае путем непослушания и отрицания лидерства Игоря Олеговича. Но ты зря это сделал, ой зря!

Девочки, стоящие во второй шеренге прыснули от смеха. Иванов смущенно проворчал:

– А че он сувенир даже взять не разрешает? Мы целый день бойцов выкапывали. Вон сколько касок и стволов вам в шатер притащили!

– Успокойся Иванов, будут вам сувениры.

Игорь протестующе посмотрел на меня, но я не обращая внимания на его взгляд, я поднял один из винтовочных патронов брошенных Ивановым.

– Так посмотрим, хороший патрон.

Я расшатал пулю и вытащил ее.

– И пуля хорошая – пристрелочно-зажигательная. Иванов как ты хотел из нее сувенир сделать?

– Ну, просверлить и на цепочку повесить.

– Просверлить, значит, – усмехнулся я и подошел к кострищу, в котором дымилось пара толстых березовых поленьев, оставшихся после приготовления ужина.

Витек все понял и опять рявкнул:

– А ну все отошли от костра на десять метров!

Шеренга испуганно отхлынула к палаткам и подростки с любопытством уставились на меня.

– Сейчас вылетит птичка! – сказал я, сунув пулю в пышущие жаром угли прямо под полено.

Едва я успел отойти к палаткам, как раздался звонкий щелчок, подбросивший поленья и разметавший снопом искр угли из кострища. Мелкие осколки с визгом прочертили борозды в траве.

– Вот также Иванов, твои пальцы и глаза могли разлететься как птицы на юг! – подытожил я, – так что скажи спасибо Игорю Олеговичу, что он сохранил твои гляделки и хваталки!

– Спасибо, – выдавил Иванов.

Тут оживился Игорь.

– Обещаю, завтра всем будут сувениры, а сейчас сдавайте все, что по карманам рассовали и спать.

Школьники зашумели и обступили Игоря.

– Пойдем, – кивнул я Витьку, зевая, – пусть дальше сам разбирается.

– Ну и молодежь пошла! – сказал Игорь, входя в шатер, – сто раз ведь говорил им, что нельзя боеприпасы и ВОПы [11] «ВОП» – взрывоопасный предмет. домой тащить!

Он поставил на стол тяжелый целлофановый пакет, из которого посыпались ржавые патроны. На дне пакета обнаружилась граната РГД 33. Из полусгнившей ее ручки торчала пружина ударника.

Витек присвистнул.

– Это кто же такой умный?

– А ты как думаешь? – усмехнулся Игорь.

– Иванов?! – гоготнул я, – ну и кадр!

Витек повертел гранату в руке и бросил ее обратно в пакет.

– Хорошо хоть без запала.

За ужином я достал из полевой сумки дневник лейтенанта. Почти все записи, сделанные химическим карандашом, оказались размыты от сырости. При свете фонарика удалось прочитать лишь несколько последних.

17 декабря 1942 года.

Сегодня главный врач делал обход. Я сказал ему, что здоров и попросился на фронт в свой полк. Он приказал мне зажать пальцами нос и выдохнуть воздух носом, не открывая рта. Я выдохнул через пробитые барабанные перепонки в ушах. Он сказал, что после контузии перепонки не зарастут, посоветовал мне не простужаться и беречь уши.

Какие к черту уши?! Я же практически здоров!

25 декабря 1942 года.

Как приятно снова вернуться в свой батальон! Хотя из моего разведвзвода осталось только два бойца, все равно я рад, что вернулся.

Положение батальона тяжелое. Идут непрерывные лесные бои за высоту. Пехота под пулеметным огнем продвинуться не может. Немцы постоянно ведут минометный обстрел. Готовимся к ночному поиску. Будем искать брешь в немецкой обороне.

28 декабря 1942 года.

Дали немцам прикурить! Через линию фронта на наши позиции прошел местный лесник и вызвался вывести нас на немецкую минометную батарею, что в двух километрах в немецком тылу. Ночью мой взвод без единого выстрела прошел лесными оврагами сквозь немецкую оборону. Попытка стрелковой роты пройти за нами не удалась. Фрицы их заметили, открыли пулеметный и минометный огонь.

Когда мы подобрались к батарее, они нас не услышали из-за своих выстрелов. Батарея находится в старом лесничестве. Между каменными домами траншеи и укрытия для минометов. Всего их было около двадцати человек.

Почти всех мы быстро перебили. Взяли в плен обер-лейтенанта с таблицами для стрельбы. Сначала прикидывался, что не понимает русский, но когда увидел лесника, тот сразу припомнил, что обер-лейтенант выгонял его с семьей из дома и крепко ругался на русском языке.

После допроса немец дал данные о расположении пулеметных точек на переднем крае. Из трофейных минометов по этим данным мы провели огневой налет, а затем я послал связного в батальон. Тот вернулся только что с приказом командира батальона – в 18.00 открыть огонь по немецким пулеметным точкам. Одновременно с этим батальон начнет атаку.

Сижу как на иголках. До условленного времени остался час. Бойцы принесли маленький браунинг, отобранный у обер-лейтенанта. Из него он пытался застрелиться, но успели отобрать. Наверное, совесть замучила, что своих предал. Самого его заперли в сарае.

На этом дневник обрывался.

Игорь тяжело сопел, сидя за столом и уставившись в одну точку. Витек молча, разлил по кружкам спирт.

– Помянем лейтенанта!

Мы не чокаясь, выпили.

Дальше, в общем-то, все понятно, – сказал я, закрывая дневник, – судя по бабкиным словам, прилетели немецкие самолеты и разнесли к чертовой матери эту минометную батарею. А потом и немецкая пехота подтянулась.

– Да, – протянул Витек, – не успели они по гансам врезать. Что – же у нас все через жопу получается?! Что в сорок втором что сейчас!

Я тяжело поднялся и вышел из шатра. Полная луна висела, как огромный желтый глаз под куполом ночного глубокого неба, усеянного мириадами звезд. Я взглянул на это холодное безмолвие и вдруг почувствовал себя таким маленьким, ничтожным, никому не нужным, что захотелось завыть в голос на эту проклятую луну и на эти проклятые звезды.