Виталий Воронин - Сезон

Витек с Игорем стояли рядом и тоже смотрели на небо. Видимо, их охватили подобные ощущения. Игорь тихо произнес:

– Я понял одну простую вещь. Лейтенант Самохин был счастливее всех нас вместе взятых, потому что в его жизни было великое дело – защищать свою Родину от врага! А в наших жизнях нет такого дела, за которое не жалко бы было умереть. Вот и мечемся мы, бедные из угла в угол. То тут притулимся, то там. Ни во что по-настоящему не верим и ничего по-настоящему не любим. У нас даже Родины настоящей нет! Одни воры-чиновники да воры – олигархи! А за них я жизнь отдавать не хочу!

Витек саркастически хмыкнул в ответ:

– Эк тебя разобрало! – прямо Пьеро какой-то. Да пойми ты, что Родина это не чиновники, не олигархи. Родина это народ, это та же вчерашняя бабка, это бойцы, кости которых ты по мешкам раскладывал. Это память, в конце концов!

– Народ, значит, – осклабился Игорь, – да народ безмолвствует и на память свою плюет! Вон, посмотрите на школьников! Мои – то еще ничего, а другие их возраста, скоро забудут, кто на кого напал в сорок первом и кто войну выиграл!

– Ну, все, – бросил я, – начался извечный спор «кто виноват и что делать?». Пойду спать.

Забравшись в палатку и лежа в спальном мешке, я еще долго слышал сквозь сон их недовольные голоса и размышлял о том, кто же из них прав, но так ничего не придумав, уснул.

Весело шумит московская барахолка. Пьяненькие дедушки и бабушки, прячась от солнца под навесами, разложили на деревянных прилавках свой товар – старые калоши, проеденные молью пиджаки, брюки, статуэтки с отколотыми частями и другой хлам, собранный для продажи на своих или соседских антресолях, а то и просто на помойках. Цены у них довольно демократичные, учитывая, что этот утиль даром никому не нужен. Народ проходит мимо них, со скучающим видом, не задерживаясь.

Широкая дощатая лестница ведет на следующий уровень этого людского муравейника. Здесь уже публика посерьезней. Дамы бальзаковского возраста с налетом былой интеллигентности и легкой степенью алкоголизма, предлагают истинным ценителям «старинные серебряные» вилки, ложки, подстаканники и прочий новодельный и искусственно состаренный «антиквариат». Впрочем, здесь иногда попадаются настоящие старинные вещи, только просят за них суммы втрое, а то и вчетверо больше их реальной стоимости.

Часто сюда захаживают иностранцы пожилого возраста, которые разбираются в изделиях из серебра и бронзы или думают, что разбираются. Они ходят кучками, долго расспрашивают продавца, рассматривают товар, потом также долго торгуются, но в основном ничего не купив, уходят. Эти любители халявы до сих пор думают, что в немытой России можно купить на барахолке задешево подлинное яйцо Фаберже.

Жестоко разочаровавшись, под недовольное ворчанье продавцов, возвращающихся к своим чекушкам с водкой, спрятанным за прилавками, они гордо шествуют к парадному входу, где специально для них во всей красе раскинулось море товаров – матрешек, расшитых платков и прочих балалаек. В общем, всего того, что каждый уважающий себя интурист должен привезти домой из России.

Продавцы набрасываются на них как стая коршунов на беззащитных цыплят и почти силой нахлобучивают им на головы кроличьи шапки с красными звездами во весь лоб, радостно тарахтя при этом на смеси английского с матерным о том, что их товар – very good.

Им всучивают по бешеной цене деревянные расписанные под хохлому подносы и жестяные самовары, прогорающие до дыр после первого чаепития. Им даже предлагают под большим секретом за баснословную сумму бронзовый бюст Сталина, который стоял на столе у Ленина во время Октябрьского переворота.

Тут же группы карманников устраивают небольшие людские водовороты вокруг какого-нибудь зазевавшегося шведа, отбившегося от своей группы. И пока он пытается выбраться из плотно зажавшей его со всех сторон толпы, освобождают его карманы от бумажника и кредитных карт.

И вот группа иностранных гостей обмотанных флагами Советского Союза и увешанных значками с портретами Ленина выходит из ворот барахолки, неся под мышками матрешек, бюсты Сталина и связки деревянных ложек. Почти у каждого на голове красуется кроличья шапка со звездой или немыслимой формы буденовка с двуглавым орлом и смешно торчащими отворотами, напоминающими ослиные уши.

С ошалевшим видом они бредут к своим экскурсионным автобусам, постепенно приходя в себя. Но не тут-то было. Экскурсоводы почти силком загоняют их в приветливо распахнутые двери шашлычных, возле которых, потирая руки от предвкушения валюты, стоят чернявые торговцы. Сто граммов шашлыка за сто долларов становятся апофеозом посещения достопримечательностей столицы. После этого обобранных иностранных лохов быстренько увозят автобусы, на место которых тут – же прибывают другие.

– Вот где бизнес! – мечтательно протянул Витек, подбрасывая на плече солдатский вещевой мешок с брякающим в нем железом.

Меня же эти туристы нисколько не интересовали, хотя глядя на них после шашлыка, где-то становилось, даже жаль.

Но пришли мы сюда не, для того чтобы любоваться красотами. Был на этой барахолке еще один угол, куда иностранцы вообще не заходили. В нескольких шагах от ограды торчали деревянные ларьки, из которых мрачно взирали на окружающих небритые лица торговцев военным антиквариатом, как сами они называли свой товар. На самом же деле, здесь торговали военной атрибутикой, снаряжением, униформой, а также копаной амуницией времен войны. Поговаривали, что можно купить оружие, но я даже не пытался. Посторонних тут не любили, как не любили рассказывать, откуда тот или иной предмет. Покупателями в основном были настоящие коллекционеры.

Витек уверенно шел между торговыми рядами с мешком на плече, а я тащился следом с таким – же баулом за спиной. У него тут был знакомый барыга, который давал неплохую цену, перепродавая находки.

Мы остановились у ларька, внутри которого со скучающим видом сидел долговязый лысеющий мужчина в очках и немецком камуфляже «флектарн». На голове его красовалась черная кепка с длинным козырьком, двумя пуговицами спереди, и алюминиевым черепом. Прилавок перед ним был завален различными ржавыми деталями от оружия времен войны. Тут же лежали сувенирные кортики со свастикой, макеты патронов и гранат.

Витек молча, зашел за прилавок, также молча, поздоровался за руку с торговцем и поставил мешок на лавку.

– Ну что там у вас? – оживился мужчина, поправляя очки.

Я выложил две простреленные слегка ржавые немецкие каски, бачок от немецкого противогаза, несколько пустых корпусов советских гранат и три больших латунных гильзы от гаубицы.